В темноте, разбавляемой луной и уличным светом, я не так хорошо вижу его лицо – лишь очертания. А вот глаза у него блестят, хотя тоже в фокус зрения попадают нечасто, потому что он пристально рассматривает мои губы.
На всякий случай я недвусмысленно покручиваю полотенцем со льдом. Он усмехается, взъерошивает волосы, зарываясь в них пятерней.
– Даже не думай! – предупреждаю его.
– Как скажешь, – неожиданно легко соглашается он.
И действительно делает это – не думает.
Обхватывает ладонями мое лицо и прикасается своими ртом к моему. Легкий вкус коньяка… мое замешательство и его натиск, чтобы мои губы раскрылись… чьи-то шаги, которые приближаются…
Отойти не могу, оттолкнуть не получится, и я просто опускаю вниз руку. Ту самую, с полотенцем и льдом. Попасть в цель с первой попытки не получается – все же траектория мне не очень видна. Но со второй попытки, судя по вою мне в губы, получается очень даже удачно. И ледяной сверток впечатывается прямо в то «сокровище», которое мне уже второй раз предлагали прочувствовать и попробовать.
– Твою мать! – Оторвавшись от меня, Олег ошарашенно моргает глазами и уже сам шарахается от меня. – Да я просто не так тебя понял!
– Так понятней?
Вспыхивает свет, и на кухню заходит Тимур, застав момент не из лучших. Олег машет рукой над своей мошонкой, хотя льда уже нет. А я вытираю ладонью рот.
– Эм… так, я же за вином приходил. – Олег оглядывается, замечает холодильник и, достав бутылку, уходит со словами: – Пойду туда, где теплее.
– А я туда, где спокойней, – заметив на себе пристальный взгляд хозяина дома, говорю я, вот только улизнуть так просто у меня не выходит.
Тимур стоит на проходе. Смотрит на меня так пристально и недовольно, что я вдруг вспоминаю и выдаю:
– Добрый вечер.
Недвусмысленно посматриваю ему за плечо, но он не отходит.
– Может быть, вы меня пропустите?
– Может быть, – повторяет он, не двигаясь с места. – Но сначала хочу предупредить, что мой дом – не притон. И если одной маленькой девочке мама запрещает приводить в свой дом мальчиков, это не повод тащить их в другой.
В шоке поднимаю взгляд на него. Слова настолько несправедливы, что я не нахожу что ответить. Он что же, думает, что это я устроила вечеринку? Что это предлог для того, чтобы с кем-то позажиматься? И что я только и делаю, что…
Злость, обида, непонимание, почему он так думает обо мне, – все смешивается в колючий клубок. А самое удручающее, что мне по-прежнему трудно подобрать слова в свое оправдание. Наверное, потому, что оправдываться не хочется, я не считаю себя виноватой, ноет щиколотка, а еще мне тяжело выдержать взгляд, убеждающий, что мне уже вынесен приговор.
– Я никого не тащила, – стараюсь успокоиться хоть немного, но голос дрожит и сдает меня с потрохами. – Ни в свой дом, ни в ваш, и если вам не нравится…
– Никогда?
Недоуменно моргаю. Щеки вспыхивают огнем, когда до меня доходит.
– Я не собираюсь с вами обсуждать свою личную жизнь. Но за ваш дом можете больше не волноваться.
Нырнув у него под рукой, все-таки выхожу из кухни. Эмоции настолько переполняют, что я даже забываю про боль. Ноет – и ладно. Тяжело идти – и плевать. Главное – поскорее убраться отсюда!
– Что у тебя с ногой?
Не оборачиваюсь, ковыляю себе потихонечку, а ушиб (если это, конечно он, а не что-то серьезней) начинает намекать, что бегун из меня так себе, и я начинаю прихрамывать сильнее, хотя и пытаюсь не показать этого.
Сильные руки ложатся на плечи, разворачивают к себе. Пыхчу, не могу смотреть на него – смотрю на диван в гостиной. Большой, наверное удобный. И вообще симпатично здесь, правда, весь вид портит хозяин этого дома.
То, что я на него не гляжу, не значит, что он делает так же. Он успевает заметить у меня в руках полотенце со льдом и понять, в чем причина.
– Сядь, – практически подталкивает к тому дивану, который я только что рассматривала.
Ну ладно, минуту можно и отдохнуть. Сажусь, посматриваю на лестницу – так, отдохну, соберу вещи, вызову такси и уеду. Не хотелось тратить на проезд такую сумму, у мамы скоро день рождения, и я оставила их на подарок. Но выбора нет.
– Где болит?
С удивлением замечаю, что Тимур присел передо мной и рассматривает мои ноги. Не дожидаясь ответа, забирает у меня полотенце и безошибочно прикладывает его к тому участку, который я повредила.
Резко. Неожиданно. Заставляя меня застонать. И прикусить губу, когда он поднимает взгляд вверх.
– Глупо убегать от того, кто не гонится. – Дергаю ногой, пытаясь освободиться, чтобы не сгореть со стыда прямо здесь, но он сжимает ногу сильнее. – Можно не заметить простую ловушку.
Его пальцы настолько горячие, что я чувствую их даже через холодный компресс. Или лед так быстро растаял.
Смешение горячего и холодного производит странный эффект. Мне то жарко, то холодно, а еще почему-то чуточку страшно.
Не могу понять почему. Он ведь даже не смотрит на меня, просто… он слишком близко. И начинает ощупывать пальцами мою щиколотку – не так, как Олег, а деловито, как будто разбирается в травмах.
– Сильный ушиб, – выдает свой вердикт.
– Правда?
Он кивает.
Поднимается, окидывает меня взглядом и, как будто прочтя мои мысли, дает дальнейшие распоряжения:
– Ложись в кровать, отдыхай. Бегать ночью, да еще с поврежденной ногой, еще глупее, чем днем.
Внутри меня разворачивается борьба. С одной стороны, не хочется здесь оставаться после того, что он думает обо мне. С другой – он ведь сам предлагает, наверное понял, что погорячился с выводами, был неправ, но ему трудно это признать. А еще мне действительно не хочется выбрасывать деньги за такси, если их можно потратить с умом.
– Я скажу, чтобы тебя не тревожили, – говорит хозяин дома еще до того, как я окончательно принимаю решение.
Разворачивается и уходит.
Какое-то время я так и сижу на диване.
– Вообще-то я еще думаю, – ворчу я.
Хорошо, что никто не слышит, потому что звучит настолько неубедительно, что я не верю сама себе. Поднимаюсь в комнату, час еще занимаюсь, вернее пытаюсь, но вместо законов в голову то и дело лезет смутная мысль: «К чему он сказал про ловушку?»
Глава 19. Анита, прошлое, 8 лет назад
Сообразив, что засыпаю на ходу, решительно прерываюсь: все равно больше ничего не запомню. А так хоть посплю.
Судя по тихим звукам голосов, доносящимся с улицы, компания еще не разошлась. Может, ждут, когда уснет Тимур, а уже потом… Так как он мне выговаривал про нравы в своем доме, у меня большие сомнения, что он позволит заночевать здесь Олегу с Максом. Одно дело – знать, что у твоей сестры уже есть личная жизнь, другое – наблюдать.
Приняв душ, переодеваюсь в футболку и, упав на кровать, почти сразу же засыпаю. Правда, сон выходит какой-то тревожный.
Сначала кажется, что кто-то топает у двери и дергает за ручку. Я даже приподнимаюсь и оглядываюсь: нет, никого, показалось. Потом начинают мерещиться вкрадчивые шаги, будто кто-то идет на носочках, а после царапает двери. Снова подхватываюсь, на этот раз даже выхожу в коридор, чтобы убедиться, что просто послышалось.
Так и есть: тихо, темно. Опять ложусь спать, и снится мне ересь. Немудрено: чужой дом, странные звуки до этого – все наложило свой отпечаток. В общем, снится мне, что кто-то горланит под окнами. Мужской голос, довольный приятный, хотя поет с какими-то паузами, вздохами и терзаниями.
Отчего так жесток ле-е-ед…
Оставляет твои следы,
И по кругу зачем поле-е-ет,
И бежишь от меня ты-ы-ы.
Не дает до утра сп-а-ать
Лед растаявший – он вода-а-а.
Ты одно должна только зна-а-ать:
Я хочу тебя как никогда-а-а.
Да уж, знала бы Ирина Билык, что мне тут снится. У нее шикарная песня, а здесь вместо «снега» – «лед», как будто певец никак не может отойти от впечатлений после компресса, который я опробовала на кухне. Вместо «люблю» – «хочу» – очень жизненно, приземленно.
Мне даже кажется, что это Олег – настолько он поет в тему. Выныриваю из сна, прислушиваюсь и в тишине падаю вновь на подушки. Надеюсь, что до утра, но… Теперь мне начинает казаться, что кто-то ползет по стене дома и, запыхавшись, напевает:
Останусь пеплом на губа-а-х,
Останусь пламенем в глаза-ах,
В твоих руках дыханьем ветр-а-а…
Останусь льдинкой на щек-е-е…
Только спайдермена мне тут не хватало! Натягиваю на плечи покрывало, сплю дальше. На этот раз получается, потому что у этого человека-паука, видимо, короткие лапки. Слышится изумленный возглас: «Твою мать!..» – какая-то возня, а потом тишина…
И вот в этой тишине я наконец расслабляюсь настолько, что перестаю реагировать на то, что мне кажется дальше. Тем более что оно не пугает. Удивляет – да, но не более. Если бы это было в реальности…
А во сне мне ничуть не страшно, когда тихо открывается дверь, мягкая полоска света прочерчивает путь к кровати. И по этой дорожке в комнату заходит мужчина. Он пахнет дождем и чуточку дымом, и я с жадностью втягиваю в себя его запах. Он как осень – хмурится, наблюдает, как будто проверяя, готовы ли к переменам.
– Спи, – командует тихо.
– Не люблю пауков, – жалуюсь зачем-то ему.
– Их больше не будет.
Голос тихий, как будто он боится меня разбудить. И я не очень понимаю, зачем он тогда говорит:
– Спи.
Я ведь сплю, это сон. Но раз он так хочет, закрываю глаза. Ему невозможно противиться, в его голосе какая-то магия, которая меня убаюкивает. Зевнув, чувствую, что начинаю падать в какую-то пустоту, и там так сладко и так хорошо. А окунуться сильнее туда помогает прикосновение его пальцев.
По щеке, возле губ…
Пальцы поднимаются к вискам, отводят прядь, которая щекочет мне нос. Слышу усмешку, когда тянусь за этой лаской, – мне нравятся эти руки, нравится прикосновение осени, нравится эта нежность. Робкая, как будто для нее непривычная.