Три шага вперед.
Только их сделать и успеваю. А остальные шаги получаются быстрыми и не прямо, а в сторону. И в итоге приводят нас к новому кабинету.
– Здесь у нас еще одна встреча?
– Угадала. Еще одна и у нас.
С этими словами Тимур открывает дверь, слегка подталкивает меня, беззаботную, ни о чем не подозревающую, заставляя сделать шаг внутрь.
А потом, даже не дав осмотреться, резко прижимает к двери.
Повернув голову, он бегло осматривается и бросает мой пиджак на кресло. Хороший пиджак, кстати, и так небрежно.
Но едва я хочу возмутиться, он сжимает мои кисти рук, пресекая слабую попытку освободиться. Недовольно прищуривается, когда не понимаю с первого раза, и вдавливает мои руки в дерево у меня за спиной.
Делаю рваный вдох, но глотаю не воздух – его слишком мало, а запах Тимура.
Холодные ноты, чуть терпкие, властные, которые убивают даже намек на сопротивление.
Жарко… душно, невыносимо от того, как он близко ко мне. И кажется, что на мои пересохшие губы вместе с его дыханием падает пепел огненной лавы. Он обжигает, пробуждает любопытство и желание узнать этот вкус.
Пронзительный взгляд, затянувшееся молчание, ноты одеколона, с каждым вдохом все глубже проникающие в мои легкие, подушечки больших пальцев, которые вдруг принимаются поглаживать мои запястья…
Все это невероятно пугает, и я чувствую, что начинаю дрожать.
– Мой плен тоже входит в твое расписание?
Моя улыбка исчезает, когда наши взгляды с Тимуром встречаются, наталкиваются друг на друга, сцепляются невидимыми, но тяжелыми звеньями.
– Ух ты, – выдыхаю восхищенно, заметив, как его глаза стремительно меняют цвет на более темный.
Но рассмотреть внимательней не удается, потому что одна рука Тимура неожиданно поднимается вверх. Задевает костяшками выемку на моей шее и начинает скольжение – вниз, к той самой пуговице под заколдованным номером три.
– Я заметил, что тебе слишком жарко, – поясняет мой босс.
– Целый день, – киваю покладисто.
На его губах мелькает усмешка, на которую я невольно засматриваюсь – настолько она редкий гость. А потому пропускаю момент, когда расстегнутых пуговиц на моей блузе становится больше.
– Целый день так мучиться – это долго.
И еще одна пуговица отступает, едва к ней прикасаются его пальцы. Я их не осуждаю, мне бы самой хотелось сбежать.
Сбежать, потому что то, что он делает, – пытка, которая «жарко и душно» превращает в «гореть и не в силах дышать».
– Так лучше?
Расстегнув еще несколько пуговиц, его пальцы поднимаются вверх и очерчивают кружевной край моего бюстгальтера. Киваю, потому что знаю, он готов пойти дальше, избавить меня от всего в попытке дать больше воздуха. Он готов, а вот я…
Он будто улавливает мое настроение, мои пугливые мысли, видит насквозь мои страхи, потому что его ладонь, едва задев соски на груди, возвращается к моей шее.
– Посмотри на меня, – раздается приказ.
Да, я знаю, к этому просто нужно привыкнуть. И принять. Но я упрямо рассматриваю его подбородок.
Даже тогда, когда его пальцы оставляют меня. Судорожный вздох – все, что себе позволяю, все, на что у меня остается время. Потому что в следующее мгновенье он прикасается к моим волосам, и на пол начинают падать декоративные шпильки. Одна за одной. С громким звуком, который бьет по моим барабанным перепонкам настолько безжалостно, что я закрываю глаза.
Тимур зарывается пальцами в мои волосы, чуть натягивает их, вынуждая меня поднять вверх лицо.
– Посмотри на меня, – его голос звучит уже тише и подкупает открыть глаза и взглянуть на него.
Будто в награду за послушание, хватка на моих волосах становится заметно слабее, а кончики его пальцев начинают слегка массировать кожу моей головы.
Остатки хмеля окончательно исчезают, когда меня начинает затягивать в этот водоворот ощущений. Чтобы не упасть, не поддаться, опускаю взгляд вниз. И только когда сердце заходится в бешеном ритме, понимаю, что уже долго рассматриваю губы Тимура.
Вжимаюсь в дверь, как будто это может помочь убежать, закрыться, не чувствовать. И, конечно, мои действия имеют последствия.
– Знаешь ли ты, что мучило меня целый день? – обжигает мою макушку шепот Тимура. – Даже не это полчище пуговиц, которые провоцировали расстегнуть их все, до последней, прямо там, в кабинете. А непреодолимое желание содрать с тебя эту юбку монахини.
– Монахини упали бы в обморок, узнав, что их одеяние подталкивает кого-то на грешные мысли, – тихонько бормочу я.
Это тоже попытка закрыться и спрятаться – за словами, за шуткой, пусть даже она неудачна.
– А от того, что я собираюсь сделать сейчас, они бы наверняка впали в кому. – На губах Тимура мелькает усмешка.
Ему, кстати, очень идет.
Это последняя связная мысль, потому что он неожиданно отрывает меня от пола.
Изумленно вскрикнув, я машинально цепляюсь за ворот его рубашки и обхватываю его тело ногами.
И вулканический пепел, который до этого я ощущала лишь на губах, начинает осыпать меня всю…
Глава 28. Анита, настоящее
Его пальцы повсюду – сжимают мое бедро, оставляют огненные отпечатки на моей шее, рисуют узоры в области сердца.
Не могу сосредоточиться, не могу отстраниться, жадно хватаю ртом воздух, а вместе с ним проглатываю и дыхание Тимура, который неотрывно за мной наблюдает.
Что он хочет увидеть? Не знаю. Теряюсь, путаюсь в мыслях, цепляюсь отчаянно за его плечи, потому что с каждым движением его рук мне кажется, что я падаю. А я боюсь… до жути боюсь этого…
Но сильнее боюсь темных глаз, которые обжигают мне губы.
Густое молчание разбавляется громким дыханием и моим тихим всхлипом, когда Тимур резко качает меня на себя, заставив почувствовать свое возбуждение. Попытка отстраниться приводит к тому, что он практически впечатывает мое тело в свое. Секунда на то, чтобы все осознать и привыкнуть, и он опускает меня чуть вниз, заставив скользнуть по его напряженной длине.
– Тимур… – срывается с моих губ испуганный шепот.
Но этот страх сметается новым, когда его ладонь, скользнув по моему бедру, вклинивается у меня между ног.
Да, так уже было, но…
Сейчас почему-то не так: сильнее, более страшно, и я уже не дрожу – меня просто колотит, и мои пальцы с силой вжимаются в его плечи. Перестаю понимать, где я, что делаю. Теряю контроль над эмоциями и позволяю с губ сорваться едва различимому всхлипу, когда на этот раз его пальцы идут дальше и, отодвинув легкую ткань, прикасаются к моей коже.
Я чувствую себя слишком открытой и беззащитной. Это сделка, просто сделка… наверное, даже лучше, что это случится сейчас… к чему дальше оттягивать… Но когда подушечка его большого пальца надавливает на клитор и начинает его массировать, трусливо закрываю глаза.
Не видеть… не видеть… не хочу смотреть на него…
Сжимаюсь, задерживаю дыхание, напрягаюсь в его руках. Но жесткие касания его пальцев не позволяют мне спрятаться. Они трут, сжимают, испытывают костяшками, опускаются ниже в чувственном танце под бой моего сердца и неровные звуки дыхания. Заставляют меня распахнуть глаза, когда один палец опускается ниже и входит в меня. Погружается глубоко, до костяшек, а потом принимается двигаться.
Мой громкий выдох.
Его напор.
Моя попытка освободиться.
Его неумолимые пальцы, пытающиеся подстроить меня под себя.
Мой стон.
Сверкающая темнота его взгляда.
Капли томной испарины – у меня и у него на висках.
Мое тело продолжает вжиматься в тело Тимура, скользить по нему, когда он возобновляет раскачивания, насаживаться на палец, к которому вскоре присоединяется и второй.
Бесстыдно.
Порочно.
Без возможности ускользнуть в свои мысли и представить, что я не здесь и что все это не со мной.
Его взгляд обжигает, подчиняет, следит за мной, улавливает малейшие эмоции. А его пальцы неумолимо пытаются меня приручить. Заставляя дрожать, сжиматься вокруг них, привыкать к этой ласке.
– Тимур… – Прячу свой испуганный выдох, прикоснувшись губами к его виску, когда он резко качает меня на себя и ускоряет движения.
Меня скручивает, куда-то несет, тело медленно плавится, начиная распадаться на атомы, и вдруг в сознание будто гвоздем вклинивается мелодия, которую я безошибочно узнаю. Потому что она установлена на единственного человека. И пока я здесь… если бы он только увидел…
Мое тело мгновенно деревенеет, несмотря на то, что движения пальцев не прекращаются. Даже под мелодию, которая продолжается, вырывая меня из жарких тисков окончательно.
Знаю, что я должна… знаю, что мы так договаривались… И я ни на что не надеюсь, когда с моих губ срывается шепот-признание:
– Не могу…
Музыка стихает, но это ничего не меняет.
Я не могу… не могу… не могу! Мне хочется разрыдаться, исчезнуть, хочется закричать, но я лишь безмолвно глотаю ртом воздух. И дышу. Дышу тяжело, так и скользя губами по его коже.
Не целуя – нет. Но задевая губами, впитывая маленькие капельки пота.
Секунда как бесконечность.
Сжав мое бедро, Тимур прислоняется лбом к моему. Отстраняется и молча отпускает меня.
Я благодарна ему за то, что он отворачивается и я могу привести в порядок свою одежду. Хотя бы ее, потому что то, что творится у меня в душе, вряд ли можно поправить так просто. Машинально застегиваю пуговицы на блузе, поправляю юбку, приглаживаю волосы. А когда я тянусь за пиджаком – наши пальцы с Тимуром соприкасаются.
Он не отвечает на мой вопросительный взгляд – помогает накинуть пиджак, открывает дверь и пропускает меня вперед. Выйдя на улицу, наконец перевожу дыхание и оглядываюсь: Тимура нет. Наверное, расплачивается за наш обед.
Я достаю телефон, кручу его в руках, но возвращаю в сумочку. Говорить с Максом я тоже сейчас не могу.
Едва раздается писк снимаемой сигнализации, сажусь в машину. Избегаю смотреть на Тимура, да и он тоже. Осень пытается разукрасить настроение яркими красками – листьями, проезжающими мимо машинами, а потом и зонтами, сбрасывая на землю крупные капли дождя.