— Ну, Кира, ты отвечать будешь, мамуле или нет?
Глава 16. Отказы не принимаются
Я не хочу сейчас отвечать маме. Я не в состоянии слушать ее глупости о пирожных, тортиках и оправдываться, почему я не пообедала. И Виктор прав, кольца ее любви сужаются, душат меня, и я не в силах вывернуться из них. Мне нужна помощь. Помощь кого-то сильного, наглого и решительного. Того, чей авторитет мама признает. Того, кто сможет осадить ее.
— Да, мама? — прижимаю телефон к уху.
— Ты не была на обеде.
— Я была занята поручением Виктора, — накрываю лицо ладонью. — Ма, прекрати мне названивать по каждому поводу.
— Я же волнуюсь.
— Пока, мама.
Достаточно убедительно, чтобы мать поняла, что нарушает мои личные границы? Я так от нее устала. Она хорошая и я ее бесконечно люблю, но она не видит во мне взрослую девушку. И это утомляет. Ей одиноко, а дочь, единственный близкий человек, выросла. Она сама толкнула меня во взрослую жизнь, устроила на работу, а теперь испугалась, что я могу сепарироваться от нее. Да, вести беседы о том, что мне пора якобы взрослеть, легко, а столкнуться с угрозой потерять контроль — страшно.
— Твоя мама звонит, — с легкой усмешкой говорит Виктор, глядя в горящий экран смартфона.
Вдвоем они изведут меня. Одна из проявления любви, а второй из-за эгоизма и желания продавить.
— Я согласна, — едва слышно отвечаю я.
— На что именно?
Он видел меня голой, залез в трусы и поцеловал, поэтому уже смысла нет дергаться, как червю на крючке.
— Я буду вашей шлюхой, — я сглатываю кислую слюну.
— Грубо, Кира, — Виктор недовольно вздыхает, — любовницей. Я не считаю тебя шлюхой.
Он встает с кровати и касается пальцем экрана. Прикладывает к уху телефон и скрывается в ванной комнате:
— Я вас слушаю.
Шум воды заглушает разговор, и я не могу ничего разобрать, но подслушивать не стану. Я, может, и шлюха, но не любопытная. Опять просыпается желание сбежать, но сейчас попытка слинять будет выглядеть глупо. Я хочу быть серьезной и взрослой женщиной, а не растерянной девочкой, которую напугал развратник-босс. Что же, отказываюсь от наивных принципов, что секс бывает только по любви и только с тем, кто потом тебя, как настоящий джентльмен, возьмет замуж.
Я лишь недавно смирилась с тем, что близость может произойти до свадьбы, а теперь я отказываюсь от очередного идеала романтичной юности. Считается ли это за шаг по лестнице к взрослению и независимости? Думаю, что да. Кто мне вдолбил, что девушке надо хранить невинность и пугал ранней подростковой беременностью? Мама.
— Кира, — раздается требовательный голос Виктора.
Я поднимаюсь и заглядываю в ванную комнату. Красиво у него тут. Все такое беленькое, строгое и ванна огромная стоит на изящных ножках. Он сидит на бортике, а мощный напор вспенивает воду. Пахнет терпкими розами.
— Заходи.
Вхожу и дверь закрываю.
— Я хочу, чтобы ты разделась.
Я краснею, оцепенев под изучающим взглядом зеленых глаз. Да, я оголилась в стриптиз-клубе однажды, но сейчас ситуация иная.
— Хорошо, — он встает передо мной, — давай попробуем вместе.
Он сбрасывает пиджак на пол, а я не шевелюсь. Вскидывает бровь в ожидании.
— А у меня нет пиджака, — глупо оправдываюсь я.
— Понял, — он с улыбкой ослабляет галстук, который через секунду летит к пиджаку.
— И галстука тоже нет, — сипло отзываюсь я.
— Верно, — расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. — Твоя очередь.
Я сглатываю и, не разрывая зрительного контакта, касаюсь пуговки под воротом. Да к черту! Если он не стесняется, то и я не буду. Решительно расстегиваю пуговицы и почти синхронно с ним разоблачаюсь из рубашки. А затем моя смелость вспыхивает огнем смущения, потому что я вижу перед собой четкий рельеф грудных мышц, напряженного пресса и крепких рук.
— Я снимаю часы, ты бюстгальтер, — хрипло шепчет Виктор, и я завороженно киваю.
Часы лежат на бортике раковины, и я завожу руки за спину. Шумно выдыхает, когда я оголяю грудь с предательски торчащими сосками. Расстегивает ремень, ширинку, и у меня горят не только щеки, но полыхают огнем уши и шея.
— Не надо… — поскуливаю я, но брюки сползают на пол.
Глаз не могу оторвать покачивающегося эрегированного члена. Почему он такой большой? Толстый ствол покрыт синими вздутыми венками, а темная гладкая головка слегка поблескивает под искусственным светом ярких лампочек. Рассматриваю завитки волос на лобке, затем пробегаю взглядом по мускулистым ногам и закусываю губы, потому что нагота Виктора меня не пугает, а будит трепет.
— Твоя очередь.
Я стягиваю юбку, и готова потерять сознание.
— Я носки, ты трусики.
Согласна, носки все портят, и ему надо срочно от них избавиться. Кидаю трусики в сторону, и мы в молчании стоим друг перед другом нагие и возбужденные. Виктор проявляет чудеса терпимости и сдержанности и не кидается на меня, хотя я вижу его желание воочию.
— Коснись меня, если хочешь.
— Разве я могу?
— Почему нет?
— Это неправильно, — шепчу я и сжимаю ладони в кулаки, чтобы побороть желание коснуться гладкой кожи и твердых мышц на груди.
Виктор красивый. Его бы на обложку мужского журнала, чтобы стыдить обрюзгших и ленивых читателей, у которых пресс скрыт за толстым слоем жира.
— Тогда я коснусь тебя.
Я вздрагиваю и отступаю к двери, когда Виктор делает ко мне шаг.
— И отказы не принимаются, — он ласково улыбается и протягивает руку к моему лицу.
Глава 17. Его девочка
Виктор касается ладонью щеки, вглядываясь мне в глаза. Он стоит так близко, что его член упирается мне вниз живот почти под самым пупком. Странное ощущение. Неприязни нет, есть легкий испуг и удивление. Я голая перед нагим мужчиной.
— Ты красивая.
Ладонь скользит по шее, плечу и груди. Замирает, поглаживает грудь, мягко ее сжимает и пропускает сосок сквозь пальцы. Его рука теплая, сухая, а глаза подернуты блеском возбуждения. Ладонь спускается к талии, а затем бежит к пояснице. Притягивает к себе, и чувствую животом его твердую горячую плоть, которая едва заметно вздрагивает. Обнимает, прижимая к себе, и я шумно выдыхаю. Он весь напряжен, и я в его руках так маленькая и беззащитная. Виктор может со мной сделать все что угодно, и у меня нет шансов отбиться от него, но он только поглаживает, целует и тяжело дышит.
Губы касаются плеча, горячее дыхание обжигает кожу и мурашками бежит по спине, а затем теплой волной прокатывается по пояснице и ногам. Пусть я ощущаю его возбуждение, но в его ласках нет нетерпеливости или спешки. Он позволяет мне привыкнуть его рукам и телу. И мне приятно от его прикосновений. Я не сжимаюсь испуганным кроликом и принимаю его нежности с теплой и густой негой, что растеклась по конечностям.
Целует в губы, обхватив лицо руками, и я нерешительно под потоком жара переплетаю свой язык с его. Страх растворяется в слабости, а внизу живота распускаются лепестки трепетного желания. Виктор, отпрянув, вглядывается в глаза и разворачивает к себе спиной. На мгновение я пугаюсь, однако он лишь обнимает и, прильнув губами к шее, шепчет:
— Почувствуй меня.
Прижимается всем телом. Одной рукой ласкает грудь, а другой поглаживает низ живота и лобок. Твердый и горячий член плавит копчик и поясницу, и мое хриплое дыхание вторит вздохам и выдохам Виктора. Я таю в его руках, ванная комната расплывается перед глазами и из меня рвется тихий стон от губ на мочке уха. Секунды растягиваются в минуты, а минуты в часы.
— Моя девочка.
Я запрокидываю голову на плечо Виктора, и готова даже умереть в его объятиях. Он подхватывает меня на руки и вместо того, чтобы нести на ложе и сделать меня женщиной, погружает в сбитую ароматную пену и теплую воду. Я растерянно смотрю в его глаза, вцепившись ладонями в бортики ванной. Убирает со лба локон.
Переступает через бортик ванны и медленно опускается в воду напротив меня, не отрывая взгляда с лица. Я подтягиваю ноги к себе, чтобы освободить место, но Виктор укладывает их поверх своих бедер и со вздохом откидывается назад, поглаживая мою голень и щиколотку.
— Вижу, ты разочарована.
— Я не понимаю… — я сглатываю.
— Я планировал принять ванну, — Виктор улыбается, — и я это делаю.
— Вы дразните меня, — я хмурюсь. — И тянете время.
— Давай на ты, — он закрывает глаза, — и я тебя не дразню, Кира. Поверь, я с трудом сдерживаюсь.
— Не сдерживайся, — шепчу я и замолкаю, покраснев до кончиков ушей.
— Ты, как маленький дикий зверек, — он бархатно смеется, разминая мою лодыжку, — тебе надо ко мне немного привыкнуть. И даже не ко мне, а к своему телу, у которого есть желания.
— И мне это не нравится.
— Нравится, — он открывает глаза и пристально смотрит на меня, — и я тебе нравлюсь. И ты хочешь меня.
— А мы можем без разговоров…
— Чем тебе не угодили разговоры?
— Это странно. Просто возьми меня и все. Ты же этого хочешь?
Немыслимо. Я уговариваю Виктора на близость, к которой он сам меня подтолкнул хитрыми манипуляциями.
— Я не хочу просто трахнуть тебя, — он подхватывает мою ногу и укладывает ее на живот и пальцами приступает к массажу ступни, чем меня обескураживает, — я же сказал, что хочу стать твоим первым мужчиной.
— Это одно и то же.
— Нет.
Он разминает каждый пальчик, с давлением проходит по подъему, массирует пятку. Очень приятно, потому что после каблуков и узкой колодки ноги всегда тянет. Руки Виктора нежные, но твердые, и сильные пальцы разбивают напряжение в мышцах, суставах и связках. Закрываю глаза, наслаждаясь минутами молчаливого массажа. Признаю, он нашел ко мне подход.
— Нравится?
— Да, — тихо и честно отвечаю я.
Он целует меня в подушечку под пальцами, опускает ногу под пену и приступает ко второй стопе. Мимолетная ласка отзывается во мне волнением и удивлением. Он чмокнул меня в ступню, и вот этого я точно не ожидала.