— Где она? — звучит хриплый и недовольный голос, и по телу бежит холодная дрожь.
— Тут ее нет, — отвечает ему Илья. — Сбежала.
— Куда?
— Без понятия.
— Так найди мне ее. Она не закончила со мной, — невидимый враг вышагивает по гримерке.
— И мы ее уволим.
— После того как ты приведешь ее ко мне.
И опять потухает свет и воцаряется гробовая тишина.
— Что это у вас тут за светомузыка такая? — шипит тьма и что-то пинает.
— Пробки выбивает, — устало отвечает Илья. — И именно сегодня. Электрика уже вызвали. И нам жаль, что мы доставили вам неудобство.
Грохот, и стойка с одеждой валится на меня, но я не издаю ни звука, потому что лучше быть погребенной под грязными и потными тряпками, чем оказаться в руках пьяного клиента, которому точно будет мало соблазнительного танца.
— Да что б вас, — глухой рык сотрясает стены, и громко хлопает дверь.
Не тороплюсь выкапываться из-под укрытия, пусть меня и мутит от изобилия неприятных запахов. Что же я так влипла и сразу в первую ночь? Или Вселенная мягко намекает, что мне не место среди смелых и отчаянных танцовщиц?
— Ушел, — тишину нарушает недовольный голос Ильи. — Можешь выходить.
— А чего ты мне помогаешь? — сипло и недоверчиво интересуюсь я.
— Просто он меня бесит, — высокомерно заявляет Илья. — Я тут главный, мать вашу.
Выползаю из-под вороха одежды, и Илья подсвечивает меня фонариком на смартфоне. Я зажмуриваюсь и закрываю лицо ладонью.
— А про увольнение я не шутил.
Поднимаюсь на ноги, одернув футболку, и откидываю спутанные волосы за спину.
— Да я сама сюда больше ни ногой, если выйду вообще живой, — подцепив накладные ресницы на правом веке, аккуратно отрываю их.
— Жесть какая, — Илья передергивает плечами, когда я отклеиваю ресницы с левого глаза, и выходит, с брезгливостью скривив тонкие губы.
Я опять оказываюсь в кромешной тьме и в растерянности стою, в пальцах растирая накладные ресницы. Что же, не быть мне бесстыдной развратницей, которая зарабатывает на жизнь голыми сиськами и задницей. В следующий раз мне может не повезти, и танцульки окончатся в настырных руках какого-нибудь наглого клиента, которому и на охрану наплевать. С одного удара уложил верзилу и не поморщился.
— Сюда, девочки, — Ксюша со свечей вплывает в гримерку, а за ней хвостиками следуют недовольные полуголые стриптизерши.
И никто из них не стесняется голых грудей. Они лишь опечалены, что в этот раз пробки выбило надолго и трудовая ночь окончена со скудными чаевыми и разъяренными клиентами.
— Полный бардак!
— И не говори!
— И как работать в таких условиях?
— Я чуть с пилона не упала с их фокусами!
Спешно одеваюсь под возмущения, не смея влезать со своими жалобами об озабоченном неадеквате. Вдруг я где-то ошиблась и сама спровоцировала пьяного мерзавца на глупости?
— Это твой Пашку в нокаут отправил? — Ксюша разворачивается ко мне, поправляя грудь в бюстгальтере. — Перестаралась, да?
— Я… — накидываю на голову капюшон толстовки и беспомощно вздыхаю, — может быть… не знаю… А как понять, что перестаралась?
— Если на охранников кидается, то точно перевозбудила, — Ксюша смеется и огонек свечи на столе подрагивает от ее смеха. — Я бы тоже такого самца подразнила. Прелесть же.
В молчаливом осуждении утыкаюсь в смартфон и вызываю такси через приложение. Метку посадки ставлю у запасного выхода, а не у парадного: боюсь, что мой фанат поджидает меня на улице, и я не хочу рисковать лишний раз.
Подсвечивая экраном смартфона лишь ноги, выхожу из гримерки, семеню через коридор в главный зал. В темноте и тусклых вспышках телефонных фонариков возмущаются оставшиеся пьяные гости, а Илья пытается их успокоить и вежливо выпроводить.
Пробегаю мимо барной стойки, юркаю в проход с уборными и забиваюсь в угол к раскидистой пальмочке, выключив телефон. От знакомого и сердитого голоса позвоночник пробивает ледяная стрела страха.
— Новенькая, значит, — мимо проходит темная тень, подсвечивая путь смартфоном, — а имя?
— Ты будто в первый раз, — смеется мужской голос, — не знаю я имени. Одна из девочек уговорила взять ее подружку. Я лично не знаком, у нее сегодня первая ночь.
Останавливается, и я прижимаю руку ко рту. Если он меня заметит, то мне точно крышка. Я даже представила, как он тащит меня в туалет и… Господи, мне стоило через парадную дверь сбегать.
— А подружку как зовут?
— Проспись, — фыркает невидимый собеседник и сбрасывает звонок.
Фанат мой не уходит и ковыряется в телефоне. Тусклый свет экрана освещает хищный профиль, и я на грани обморока от страха. Он не просто зол, он в бешенстве. Через несколько громких гудков, что отзываются в груди глухим и учащенным сердцебиением, раздается сонный и ласковый женский голос:
— А я уже отчаялась услышать твой голос.
— Через минут двадцать буду.
— Ммм, буду ждать, — мурлыкает женщина в полумраке.
Он уходит и как только он скрывается за поворотом, над головой вспыхивают тусклые лампочки и раздаются восторженные мужские голоса и улюлюканье. Я трусливой тенью кидаюсь в мрачный и узкий коридор и выныриваю в подворотне к мусорным бакам. Пробегаю метров десять и прячусь желтой машине с черными шашечками на боковых дверцах.
— Спасена, — выдыхаю я. — И цела!
Глава 3. Ночной бунтарь
Ни черта я не спасена, потому что стоит такси подъехать к повороту и немного завернуть, как с визгом выныривает черная низкая тачка и по касательной трется хищным боком о фару, которая, естественно, с треском лопается. Повезло, что наша машина притормозила.
— Да твою мать! — ревет таксист, и авто едва заметно дергается в сторону.
Черная машина тормозит у обочины, оставляя позади на асфальте темные полосы, и из нее выскакивает мой разъяренный фанат, который хлопает дверью и осматривает глубокие царапины и небольшую вмятину.
— Езжайте, прошу, — шепчу я и натягиваю толстовку на нос.
— Как же я этих ублюдков ненавижу, — шипит таксист и неуклюже покидает салон. — Эй!
Фанат мой резко разворачивается к таксисту, который возмущенно машет на разбитую фару, выуживает из кармана пачку денег и неторопливо отсчитывает купюры. Лицо таксиста вытягивается.
— Проклятье, — рычу я и достаю смартфон, который предательски тухнет в пальцах с оповещением, что аккумулятор разряжен.
Мой фанат швыряет в таксиста деньги и делает несколько шагов к своей машине. Пошатнувшись на заплетающихся ногах, зло приглаживает волосы и возвращается к таксисту, который дрожащими от жадности пальцами пересчитывает собранные с асфальта доллары. Вручает ему оставшиеся деньги, хлопает по плечу и идет, потирая лицо, к такси.
Пока я соображаю, что делать, фанат мой вваливается на переднее сидение и выдыхает, широко расставив ноги:
— Что за ночь…
— Вы же не против попутчика? — за руль садится румяный и довольный таксист.
Вопрос, конечно, риторический, на который не ждут ответа.
— Ты не один, что ли? — хрипло и сердито спрашивает мой фанат и оглядывается.
Лицо скрыто под глубоким капюшоном, голова опущена, да и вряд ли без мейкапа и накладных ресниц он меня узнает, но сердце покрывается ледяной коркой ужаса. Я даже пошевелиться не могу.
— Раз молчит, то не против, — хмыкает и откидывается назад со злым приказом, — поехали.
Я тянусь к ручке дверцы, но машина срывается с места.
— Откуда пацана везешь? — спрашивает заплетающимся языком и почесывает кадык.
В принципе, меня действительно можно спутать с подростком, потому что я напялила на себя широкие треники и мешковатую толстовку из плотной черной ткани. Лишь розовые ногти выдают, что я женского пола, поэтому я натягиваю рукава и прячу пальцы под манжетами.
— Пацана? — удивляется таксист, глядя в зеркало заднего вида, и я твердо киваю. — Да из подворотни выскочил. Убегал от кого-то.
— От кого? — фанат опять оглядывается.
Ненавижу свою жизнь.
— От мента, — хрипло и низко отвечаю я, имитируя мужской голос.
— Чего натворил?
Голым, мать твою, потанцевал перед ним на высоченных шпильках и жопой покрутил! Сжимаю кулаки.
— Облава была. В паре кварталов отсюда.
— Теперь куда?
Вот пристал, а. Вот какая ему разница, куда направляется подросток, который якобы сбежал от облавы? Если скажу, что домой, то образ дерзкого бунтаря пойдет по одному месту. Бунтари дома не ночуют, только у братанов. Задумываюсь над тем, говорят ли сейчас так подростки.
— Понял, не мое дело, — невесело усмехается и мрачно обращается к таксисту, — парнишку сначала подкинь, потом меня.
Воцаряется тишина, и я на перекрестках порываюсь выскочить, но оказаться ночью одной и без телефона даже подростку опасно. Если я выйду сухой из воды, то больше никогда и ни за что не подумаю танцевать приватные танцы для пьяных извращенцев.
Когда такси сворачивает с Севастопольского Проспекта во двор одной из хрущевок, я хлопаю по водительскому сидению, сердито ухнув:
— Тут.
Машина останавливается, и стараюсь без лишней паники выползти в ночь. Поправляю капюшон и шагаю, имитируя мужицкую размашистую походку. Мне осталось метров тридцать до подъезда и три этажа до спасения.
— У тебя точно все нормально? — летит в спину невнятные и пьяные слова.
— Угу, — я ускоряюсь.
— Стой, — зло рявкает.
Замираю и тру нос. Пьяные мужики отвратительны.
— Слушай, у меня в твоем возрасте тоже были проблемы. Тоже по ночам неизвестно где шлялся…
Ехидно и про себя отмечаю, что ничего и не изменилось с того времени.
— Если тебе нужна помощь…
— Меня мамка ждет, — поскрипываю зубами и делаю шаг. — Не нужна мне помощь.
— Так обычно говорят те, кому она очень нужна.
— Отвали, дядь, и на себя в зеркало посмотри. Нажрался и чуть не врезался в нас, — злобно урчу я в ответ. — Это у тебя проблемы, а у меня лишь сложные жизненные обстоятельства.