– Ага, – согласился Хэнк с набитым вафлями ртом. – Ты тоже там работаешь, бабуля?
Франческа улыбнулась:
– Сейчас нет, а раньше работала. До рождения твоего отца и дяди Гранта я была вице-президентом и отвечала за связи с общественностью. Потом я помогала своему мужу и при необходимости давала советы. Сейчас я помогаю компании зарабатывать деньги, заседая на совете директоров.
– Ты сейчас босс? – спросил Хэнк.
– Нет, дорогой. Босс – твой дядя Грант.
– Но ты его мама, – возразил Хэнк. – Значит, ты его босс. Франческа снова улыбнулась и посмотрела на Гранта.
– Ну, может быть, в чем-то, – сказала она. – Но даже мамы в какой-то момент перестают быть боссом. Сейчас «Данбартон индастриз» руководит только твой дядя Грант. – Она подмигнула Гранту и опять взглянула на Хэнка. – Но возможно, ты когда-нибудь станешь боссом, Хэнк. Ты бы этого хотел? У тебя будет отдельный кабинет, большой стол, и многие люди будут называть тебя мистер Истон.
«А еще у тебя будут мигрени, боли в сердце и высокое кровяное давление, – подумала Клара. – И никакой жизни за пределами офиса».
Казалось, Грант прочел мысли Клары, потому что, хотя он обратился к матери, его очередной комментарий явно предназначался для Клары.
– Не дави на него, мама. Вероятно, Хэнк не захочет становиться безрадостным трудоголиком и генеральным директором, который думает только о деньгах. Возможно, ему захочется стать профессиональным бездельником, как его отец.
Франческа бросила на сына озадаченный взгляд:
– О чем вообще ты говоришь? Брент не был профессиональным бездельником. – Однако она не оспорила первую часть заявления Гранта.
– Верно, – сказал Грант. – Ну, тогда я отправляюсь на работу, чтобы быть безрадостным трудоголиком, жаждущим прибыли. А вам я желаю хорошо провести день, осматривая достопримечательности.
Его слова возымели желаемый эффект. Клара почувствовала себя законченной дурой. Она хотела сказать или сделать что-то, чтобы загладить свою вину.
– Грант? – произнесла она, пока он не ушел. – Вы не хотите пойти с нами сегодня? Бьюсь об заклад, вы давным-давно не были в аквариуме.
Он уже отворачивался, но остановился, услышав свое имя. При слове «аквариум» он наконец повернулся к Кларе лицом.
– Я давненько там не был. – Он на минуту задумался. – На самом деле я был там до смерти моего отца.
Клара удивилась. Грант не был в аквариуме много лет, а ведь в детстве он был так увлечен морской жизнью.
– Тогда вы должны взять выходной и поехать с нами, – сказала она.
Франческа изумилась приглашению Клары, но произнесла:
– О, поехали с нами, Грант. Ты любил ходить в аквариум, когда был маленьким мальчиком. – Она посмотрела на Клару. – Если бы он мог, то ходил бы туда каждый день. Больше всего на свете он любил рассматривать одну штуковину. Мы никак не могли его от нее оттащить. Мы с Брентом обходили весь аквариум, а Грант все стоял у одного и того же экспоната. Как он назывался, дорогой?
– Наутилус, – ответил Грант тоном человека, привыкшим разговаривать о божествах или супергероях.
– Точно, – сказала Франческа Кларе. – Он всегда казался мне жутким, но Грант был им очарован.
– Это живое ископаемое, – произнес он. – Оно не изменилось за четыреста миллионов лет. И оно живет на глубине почти две тысячи футов и за счет реактивного движения перемещается со скоростью более шестидесяти футов в минуту. Какой ребенок не будет им очарован?
Или взрослый? Ведь Грант по-прежнему им очарован.
– Тогда вам следует пойти с нами, – сказала Клара. – Вы давно не видели наутилуса.
На мгновение выражение лица Гранта стало точно таким же, какое бывало у Хэнка, когда Клара доставала из духовки пахлаву – его любимое лакомство. Но спустя пару секунд взгляд Гранта снова стал строгим и деловитым.
– Сегодня я не могу взять выходной, – сказал он. Судя по его тону, он с удовольствием устроил бы себе выходной день.
– Мы могли бы пойти в другой день, – произнесла Клара. – Когда у вас будет выходной.
Грант одарил ее страдальческим взглядом, однако ответил:
– Я не могу устраивать себе выходной ради похода в аквариум.
По какой-то причине Клара продолжала настаивать.
– А в субботу? – спросила она. – Вы же не работаете в субботу, не так ли?
Выражение его лица не изменилось.
– В офисе нет, но у меня полно работы дома. – Она открыла рот, но он прервал ее: – Я не могу отвлекаться от работы. Ни по какой причине, – коротко и категорично ответил он.
– Ладно, – сказала она. – Я просто подумала, что, может быть…
– Мне пора, – перебил он ее. – Я должен ехать в офис. Я желаю вам хорошо провести время в зоопарке, – сказал он и почти машинально прибавил: – И в аквариуме.
А потом он ушел. До того как Клара успела сказать что-то еще. Например, попрощаться. Или пожелать ему удачного дня. Или даже посоветовать не слишком усердно и безрадостно работать. Хотя было ясно, что Гранта Данбартона ждет очень много напряженной работы.
Было уже темно, когда Грант вернулся домой с работы в тот же вечер. Впрочем, как всегда в это время года. Хотя даже летом он нередко подолгу задерживался на работе. Однако зимой, когда он возвращался домой, уже было темно. Отчасти он любил короткие зимние дни. Это позволяло быстрее пережить зиму. Летом, когда солнце садилось в восемь или девять часов вечера, Гранту казалось, что он тратит впустую гораздо больше времени. А с наступлением темноты день был почти прожит.
Проходя по пентхаусу к лестнице, он услышал голоса, доносившиеся из гостиной, и повернул в ее сторону. Комната была ярко освещенной. На рождественской елке мерцали огоньки. Однако больше всего света давали две лампы у дивана, на котором сидела мать Гранта и читала бюджет компании на следующий год, как она обещала сделать. Хотя она выглядела нелепо с бокалом вина в руке, в пижаме и тапочках, читая официальный документ, Грант вспомнил, что в прошлом она активно участвовала в жизни «Данбартон индастриз».
Он помнил, что Франческа всегда любила работать, хотя уже давно не появляется в компании ежедневно. Сейчас она деловито читала бюджет на следующий год.
На полу, недалеко от нее, на животе лежали Клара и Хэнк. Перед ними была книжка с раскрасками и цветные карандаши. Хэнк был в пижаме, а Клара была по-прежнему одета, как утром: брюки цвета хаки и черный свитер. Она сняла туфли, представляя взору носки с изображениями Санта-Клауса. При виде их Грант улыбнулся.
Мать и сын обсуждали свои раскрашенные творения в книжке. Клара что-то говорила о том, как звери из джунглей на странице готовятся сбежать из зоопарка. Хэнк отвечал, что его звери уже сбежали и направляются в Мадагаскар, как в мультфильме.
Клара сказала, что ее звери в Мадагаскар не собираются. Они намерены открыть вегетарианское кафе на проспекте Фордхэм, чтобы таким образом оставаться достаточно близко к зоопарку и навещать оставшихся там зверей. Хэнк серьезно подумал над ее словами, потом вернулся к раскрашиванию своей страницы в основном рваными линиями ярко-зеленого, пурпурного и ярко-желтого цветов. В детстве Грант тоже очень любил эти цвета.
– Вы все заняты, – сказал он, шагнул в комнату и задался вопросом, зачем свернул в гостиную. Первоначально он собирался пойти к себе в кабинет, как сделал бы любой уважающий себя трудоголик и генеральный директор. Не то чтобы его по-прежнему беспокоил комментарий Клары. Поэтому непонятно, отчего его так привлекла сцена из семейной жизни, где даже его мать, читающая бюджет, была в пижаме и держала бокал вина в руке.
– Привет, дорогой! – Его мать не подняла глаз от бюджета. – Как прошел твой день?
Грант решил и дальше изображать беспощадного и безрадостного трудоголика, поэтому сказал:
– Хорошо. А ваш?
– Прекрасно, – сказала она и наконец посмотрела на него. – Пока я не начала читать вот это. С бюджетом большие проблемы. Ты в курсе?
– Да, – ответил он. – Вот поэтому я хотел, чтобы ты прочла его до завтрашнего заседания. У тебя есть идеи, как его улучшить?
– Десятки идей, – сказала она и показала на планшет, лежащий рядом с ней на диване. – Я делаю заметки.
– Хорошо. Я тоже сделал кое-какие заметки. Потом сверимся.
– Дядя Грант! – встрял Хэнк, не давая Франческе возможности ответить. – Мы видели ту штуку, которая тебе нравится. В аквариуме. Она крутая!
Грант улыбнулся:
– Наутилус? И как он тебе?
– Мне кажется, он мне подмигнул.
Грант усмехнулся. Он подумал точно так же, когда впервые увидел наутилус, хотя это было невозможно. Тем не менее он ответил Хэнку:
– Это означает, что ты ему понравился. Он не подмигивает кому попало.
– Правда? – обрадовался Хэнк.
– Правда, – заверил его Грант. – Могу поспорить, что сейчас он рассказывает о тебе другим головоногим моллюскам, а они надеются, что ты скоро вернешься, чтобы на них посмотреть. – Именно так размышлял Грант, будучи ребенком. Он вспомнил об этом только в тот момент, когда Хэнк упомянул о подмигивании.
Хэнк посмотрел на Клару:
– Мама, мы пойдем туда завтра?
Грант тоже взглянул на Клару и увидел, что она уже на него смотрит. И хотя ее сын задал вопрос ей, она продолжала смотреть на Гранта. И она ему улыбалась. От ее улыбки у него чаще забилось сердце и в жилах забурлила кровь. Ее улыбка была отнюдь не сексуальной. Грант испытал неведомые ему прежде ощущения. И они ему очень понравились.
– Мы не сможем пойти туда завтра, милый, – сказала Клара сыну, по-прежнему смотря на Гранта и улыбаясь ему. – Твоя бабушка решила показать нам, где работает дядя Грант. Где работал твой дедушка. Но возможно, когда мы в следующий раз приедем в Нью-Йорк, мы сходим в аквариум.
В следующий раз, когда мы приедем в Нью-Йорк? Грант задумался над ее словами. Неужели Клара уже собирается уезжать? Ведь они только приехали.
Потом Грант вспомнил, что Клара и Хэнк приехали четыре дня назад. Она говорила, что пробудет с Хэнком в Нью-Йорке восемь дней. Сна чала Грант считал, что восьми дней для ознакомительного визита вполне достаточно. Он полагал, что воссоединение семьи должно проходить медленно и постепенно. Однако через четыре дня после приезда Хэнка и Клары Грант стал воспринимать их как членов своей семьи. Казалось, они всегда были частью семьи Данбартон. И их скорый отъезд теперь казался Гранту чем-то неправильным.