— Спасибо, — кивнул торопливо. И поспешил к кабинету врача.
— Посиди здесь, — указал дочери на кресло с диваном в небольшом кармане между левым и правым крылом отделения. — И ни ногой! Ты приклеена к этому креслу на суперклей, поняла?
Лерка обиженно надула губы, но послушно села в мягкое кресло, чуть ли не утонув в нём. Игра в “суперклей” была единственным мало-мальски рабочим способом удержать девчонку на месте. Прибегали к методу редко: в самых крайних случаях, чтобы не приелось, и когда дело у меня намечалось архиважное!
— Можно? — вежливо постучал, прежде чем заглянуть.
— Да, — устало вскинул на меня глаза невысокий, крепкий мужчина в синей робе врача. На подоконнике валялся головной убор, который был явно сброшен в том же усталом порыве.
Светлый кабинет, большой шкаф с папками и книгами, стол врача, пара стульев для посетителей и уголок для отдыха и переодевания: диванчик, вешалка и зеркало с тумбой.
— Я, Кирсанов… — в несколько предложений обрисовал суть дела и задал вопросы, которые меня интересовали.
— Мы провели обследование, сделали ряд снимков, но ничего страшного не обнаружили. — заверил Аркадий Владимирович. — Из повреждений — сбитые коленки, если только. Поэтому у меня нет показаний для того, чтобы задерживать её в больнице далее, — неспешно разложил по полочкам врач. — Но выписку сейчас уже не сделаю, только завтра.
— Но дочь я могу забрать?
— Конечно, а завтра документы и обязательно по месту проживания в поликлинику, — отдал рекомендации врач.
— Но с ней точно всё в порядке? — ещё раз осведомился я.
— К лежанию в больнице показаний нет, а шок от пережитого может случится чуть позже. Она у вас очень сильная и стойкая девочка, но организм может среагировать против желания ребёнка. И конечно, если вдруг что-то будет не так — приезжайте.
— Вы так говорите, словно я весь день с ней сижу, — грустно усмехнулся я. — Не хотелось бы, чтобы “что-то” случилось, когда меня нет. Понятно, бурчал от страха за дочь и волнение.
— Спасибо, — кивнул благодарно.
Дверь открыл и тотчас услышал гулкое шлёпанье подошв туфелек, и конечно успел увидеть пятки удирающей Лерки.
Зараза! Подслушивала! Что-то от общения с Кравчик слишком осмелела, даже “суперклей” не помог, а такое ну очень маловероятно при обычных обстоятельствах.
В больнице пробыли недолго. Оплачивать счета уже было поздно, поэтому и это пришлось перенести на завтра. А ещё мы побыли в отделение кардиологии пару минут, узнать, как дела Людмилы Викторовны. Ей тоже пришлось платную палату выписать, а когда я заглянул, женщина мирно спала. Переживал ли я за неё?
Наверно я слишком черствым стал, но не сильно. Это уже не первая няня на счету тиранши, которую она довела до сердечного приступа. И в отличие от других, Людмила Викторовна, хоть и имела квалификацию высшей категории и кучу документов об образовании и рекомендаций, повела себя непростительно безответственно. Неосмотрительно… Повестись на капризы своенравной подопечной — забрать из сада и вместо того, чтобы отвести девочку домой, гулять по бабским магазинам!
Это мне “по секрету” Лера рассказала, а “по секрету” она никогда не лжёт. Честно призналась, что попросила няню сводить в торговый центр, и няня не отказала, в то время, как я, настоятельно это дело запрещал.
Что ж, лечение завершит, и пусть другую работу ищет…
Я немного постоял возле койки Лериной няни, тиранша рядом топталась, меня за руку крепко держа. Понимала, что натворила, но в своей вине не признается. Слишком для этого горда и неуправляема. И о таком даже “по-секрету” не расскажет!
Покидали больницу в глухом молчании.
И домой ехали на такси тоже молча. Я даже на звонки не отвечал, поставил телефон на беззвучный режим, но по вибрации понимал, что разгребать завал непринятых и смс буду долго.
А дома, только дверь закрылась, обувь была снята, я включил строго родителя:
— И что это было?
Мелкая с гордым видом, шлепала босыми ногами по полу в сторону лестницы на второй этаж, который полностью был в её распоряжении.
— Лера! — грозно рыкнул я, мелкая даже с шагу не сбилась. И тогда я применил самый сильный приём:
— Валерия, — именно вкрадчивое произношение имени дочери показывало ей, насколько я зол.
Что и требовалось доказать — тиранша тотчас остановилась, уже одной ногой на ступени. Повернулась с видом растерянной невинности:
— Чуть не попала под машину, конечно же…
— Ложь! — одёрнул мелкую. — Ты чуть было не испортила жизнь хорошему человеку! — попытался донести глубину едва не случившейся катастрофы.
— Людмила Викторовна меня не слышала, — дочь будто и не понимала, что не так. Хорошая вырастет актриса, знает же всё. Прекрасно знает! — Я просила…
— Я не о ней, — отмахнулся чуть грубовато. — Я о Кристине. Ты хоть представляешь, какого это? Едва не сбить человека? РЕБЁНКА! — подчеркнул значимость слова. — Ты бы сломала ей жизнь! — Судя по лицу мелкой, именно участь Кристины в моих красках её пристыдила. — Да она бы не простила себя, даже зная, что была невиновна! — я прекрасно осознавал, что Лерке эта информация совершенно не нужна. Ну мала она ещё, чтобы думать о вечной вине и самокопании, но сказать это было просто необходимо. Может на будущее отложится?
— Прости, — перестала изображать буку и обиженную дочь. О, совесть взыграла? Нет, просит прощения у меня, потому что так проще. Я — центр её мира, и я же главный судья.
— Не у меня проси, у Кристины и Людмилы Викторовны.
— Не буду!
— Даже у Кристины?
— У Людмилы Викторовны не буду!
— Почему?
Лерка насупилась. Когда она вот так губы поджимала, и глазами гневно сверкала, было понятно, ни на шаг не уступит. Но ведь, засранка, была неправа! Я решил надавить:
— А у Кристины попросишь?
— Конечно же… — брякнула мелкая, хотя знал — она как попугай говорит “конечно же” к месту и не к месту, лишь бы отстали.
Ха, чтобы она просила прощение? Я бы хотел на это посмотреть.
Наша словесная дуэль явно завершилась, знать бы кто победил. С женщинами, особенно с маленькими, никогда ничерта непонятно! Ещё задницу от песка не отряхнула, а уже откуда-то все дамские уловки знает.
— Было бы хорошо, — более точных слов не находил.
— Хорошо, конечно же, — подтвердила Лера, а в глаза-ах… пустота. Хоть что ты с ней делай. Понимает. Виновата. Но гордая и вредная!
Давно нужно было мелкую ремнём воспитывать, а я не мог… поднять на неё руки. Понимал, что слишком мягкий, что вьёт она из меня верёвки, но не мог. Я даже если накричу, потом ни о чём другом думать не могу. Меня терзают сомнения и чувство вины. И неосознанно начинаю замаливать грехи и пытаться подкупить мелкую. Все её капризы выполняю. Порочный круг.
Глядя на решительно воинствующее личико Лерки, понял, что спорить насчёт няни — бессмысленно. Не уступит. Тиранша вот такая: если уверена в своей правоте, ни на шаг не сдвинется.
— Есть хочешь? — разбавил разговор чем-то буднично важным.
— Нет, — а Лерка-зараза всё ещё не отходила. У меня не было сил продолжать бессмысленную ругань, потому обессиленно махнул рукой:
— Умыться и спать. Мне из-за тебя теперь разгребать столько дел, что и выходных опять не будет.
— Но как же?! — ахнула тиранша. — Завтра же суббота, а в воскресенье ты обещал..
— А кто мне сорвал рабочий день? — гневно кивнул я. — Клиентам плевать на то, что моя дочь своенравная коза по дорогам города скакала. Их волнует как я выполняю работу! — припечатал реалией жизни. — А теперь, всё, иди! — отыграл сурового отца, очень недовольного поведением дочери. Лерка втянула возмущённо воздух, на глазах сверкнули слёзы. Но вместо громкой истерики, которую мелкая никогда не закатывала, но которую я почему-то всегда ждал, даже дыхание затаивал, Лерка сквозь зубы поорала, сжимая кулачки, а напоследок топнув, быстро побежала наверх.
Твою мать! Твою мать!!!
Ну вот, подол розового платья ещё не скрылся за поворотом лестницы, а меня уже снедала вина. Но отодвинул её с такой же быстротой — мобильный вновь провибрировал. Я опять чертыхнулся, выудил айфон из кармана пиджака и погрузился в рабочий омут.
Зараза!!!
Глава 10
Роман
— Лерка, быстро! — рявкнул в никуда, но дочери в округе не наблюдалось. Конечно! Мы же в лесу живём, “ау” и заблудилась. Варианта два: или на кухне таскает конфеты, или крутится как обезьянка перед зеркалом примеряя наряды.
Я стоял в гостиной на первом этаже, торопливо внося последние штрихи во внешний облик: галстук, воротник, запонки. У меня сегодня дел назначено выше крыши. Я уже договорился насчёт сада на выходные. Раз уж нет няни, кто-то мелкой заниматься должен. Несколькими секундами позже послышался шелест шагов тиранши, и передо мной вклинилась дочь, как будто зеркало в доме только одно. Именно это! И то что она до него не достаёт — пустяки! Папа же стремянка, приподнимет и самолично покрутит из стороны в сторону.
Это у нас как ритуал. Всегда вместе, даже если Лерке никуда не надо. Мы должны увидеться и полюбоваться друг другом хотя бы у зеркала. Дочка всегда говорила, что именно оно не позволит мне ей соврать. И именно через зеркальную поверхность она считывает люблю я её или нет. Это у нас пошло со знакомства с “Белоснежкой”.
Вбила себе Лера в голову, что все зеркала волшебные и правдивые. Правду она выдумывала сама, какая в голову придёт, даже пыталась манипулировать мной. Когда всё по её — зеркало говорит, мол люблю дочь. Когда всё не по её — зеркало обличает неприятную правду: я дочь не люблю и можно даже не пытаться разуверять.
Кто бы мог подумать? Шесть лет, а уже: “Ты меня не любишь!”.
— И куда это ты так вырядилась? — осведомился, с удивлением глядя на своё чудо-юдо. Лерку пришлось как обычно приподнять, чтобы она оценила все детали, до самых туфелек.
Платье выбрала экстравагантное, алое! Аки Скарлетт О`Хара перед памятными именинами Эшли Уилкса, чтоб её. На голову повязала траурную, чёрную повязку с ушами, — часть карнавального кошачьего костюма, — волосы при этом завязала в хвост на макушке. Буйство красок обеспечила жёлтенькая кофточка с синими кармашками и брошка с птицей. И конечно… сандалии прямо на колготки. И плевать, что июль-месяц. Кофта и колготки. Синие. Под кармашки.