— хотя и вполголоса — и длинно заговорила, бросая на меня частые взгляды и жестикулируя. Хозяйка слушала ее, кивая; под конец улыбнулась и, прервав ее словоизлияния, взяла за руку и подвела ко мне.
— Господин, позвольте представить вам миссис Ларкин.
Представленная склонилась передо мной, потом отступила на шаг и взглянула на меня открыто и прямо. Ее глаза горели.
— Миссис Ларкин училась в Париже и Лилле; в американскую миссию приехала одновременно со мной. Сейчас она возглавляет только что созданное отделение в Сент-Луисе.
Я кивнул. Игра все еще забавляла меня, хотя я уже чувствовал, что зашел несколько дальше планируемого. Но случая открыться не представлялось.
— Господин, я счастлива, что мой отъезд задержался и я могу лично вас приветствовать, — глубоким голосом, не отрывая взгляда от моего лица произнесла миссис Ларкин.
— Это тем более справедливо, так как все результаты, которые мы имеем здесь, в Бостоне, достигнуты при полном и активном вашем участии, — веско сказала миссис Бэггинс.
Две дамы обменялись взглядами, потом миссис Ларкин сказала:
— Позвольте мне пройти вперед и сделать некоторые приготовления.
Вышла она в дверь справа. Когда та закрылась, миссис Бэггинс отметила:
— Миссис Ларкин великолепно работает уже много нигам-циклов. Она давно заслужила собственный филиал. Мне будет ее очень не хватать, но это справедливое решение. Лучшего руководителя отделения не найти.
Она помолчала.
— Я видела, вы заинтересовались работой Лиз и Эмили? Что делать, единственный в Северной Америке более или менее полный Канон находится здесь, в Бостоне. Наше собрание, конечно, не сравнить с Европейской или Африканской библиотеками… да и Бразилия, помимо обоих Канонов, имеет еще и Средний Круг. Что же делать? Мы взяли на себя смелость скопировать Малый Канон, он станет основой Сент-Луисской библиотеки. А ведь на очереди еще Мексика, Канада, Западное побережье…
Миссис Ларкин — большой эрудит и книгочей, ей в работе попросту необходимы книги Большого Канона и Апокрифов. Было бы очень хорошо, если бы Европа смогла скомплектовать еще хотя бы один полный Круг. Америка развивается очень бурно, забывать ее не следует.
Последние слова были сказаны с некоторым вызовом. Спохватившись, хозяйка слегка поклонилась, как бы извиняясь за допущенную вольность. Лиз и Эмили продолжали работать, почти не обращая на нас внимание.
Миссис Бэггинс показала на дверь, из которой первоначально появилась миссис Ларкин.
— Там находятся жилые помещения. Сейчас их занимает Лидия, но скоро она уезжает… собственно, большинство своих вещей она уже отправила. Вы можете, если захотите, переехать сюда. Здесь тихо и прекрасные условия для работы. Лидия из тех, кто ненавидит ни-хатт. Хотя сейчас ей, как руководителю филиала, придется иметь с ними дело постоянно.
Я сделал неопределенное движение головой, миссис Бэггинс поняла его по-своему:
— Конечно же, полностью на ваше усмотрение. Ни в коем случае не настаиваю.
Указав на левую дверь, она пояснила:
— Там сейчас находится Страж. У нас их два — второй обычно живет внизу.
После этого мы оказались перед дверью, через которую удалилась миссис Ларкин. Сразу за ней начинался короткий, скупо освещенный коридор, заканчивающийся низкой дверью. Еще одна дверь вела из коридора налево, к ней-то и направилась моя провожатая.
— Америка, к сожалению, не место для серьезных генеалогических исследований, — говорила она, открывая дверь. — Коренное население лежит за восьмой степенью родства, а переселенцы… иногда попадаются интересные экземпляры, но системы не создашь, ведь большая часть их родни остается в Европе. Собрать четкий круг в таких условиях практически невозможно.
Я передаю ее слова столь точно только потому, что они — как и весь этот день от начала и до конца — впечатались в мою память навечно. Открывшаяся мне за дверью картина была неописуемо кошмарна, сохраняя при этом, как ни странно это звучит, черты совершенной обыденности. Этому невероятному сочетанию, очевидно, я и обязан тем, что не убежал, не сошел с ума — а стоял и смотрел, и даже изредка кивал в ответ на пояснения хозяек.
Комната была не очень большой. У правой стены виднелись полки, на них громоздились книги, свитки и просто исчерканные листы бумаги. В центре комнаты стоял стол, квадратный, его металлически блестящую поверхность пересекали неглубокие борозды. Два или три стула в беспорядке стояли рядом, один был опрокинут.
У стены напротив двери, симметрично со столом были вкопаны два столба. Один был пуст, многочисленные ремни свисали вниз, причудливо переплетаясь; лоток внизу жирно блестел, блестело и странное устройство перед столбом.
Представьте себе нечто вроде двух рогов, двух металлических рогов с острыми концами. Они могли удлиняться и укорачиваться за счет того, что в центре состояли из хорошо подогнанных друг к другу металлических цилиндров, скользивших на манер труб телескопа; кроме того, рога могли сближаться и расходиться, а также устанавливаться на большую или меньшую высоту. Их точное взаимное положение регулировалось большим количеством винтов с выступающими ручками, своего рода маленьких штурвалов. Штурвал побольше управлял высотой всей конструкции, покоящейся на основательном трехногом штативе. На «рогах» под разными углами были установлены четыре или пять небольших, различной формы зеркальных пластин.
На втором столбе, спеленатая выше талии, висела девушка. Она была обнажена, ремни туго охватывали ее живот, обвивали тело выше и ниже грудей; из подмышек торчали два стержня, еще два фиксировали шею. Голова была стянута особенно тщательно, ремни представляли собой своего рода полумаску, прижимающую ее к кожаной подушечке на столбе. Руками и шеей девушка шевелить не могла, а вот ноги ее, как я уже упоминал, были свободны и находились в непрестанном движении: они яростно бились о столб, скребли по нему, сучились, пытаясь найти опору; видно было, что живот поднимается и опускается очень быстро, видимо, в такт дыханию.
Во рту у нее был кляп странной конструкции — он напоминал каучуковый шар с вделанной в него гибкой длинной трубкой, другой конец этой трубки соединялся с лежащими на полу маленькими кожаными мехами. Другая девушка быстро и ритмично нажимала их ногой, наполняя воздухом легкие той, что сейчас была прижата к столбу. «Рога» второго устройства, точной копии стоявшего слева, более чем на дюйм были погружены в глаза висящей, и вторая девушка быстрыми и точными движениями вращала управляющие винты. В поддон под столбом стекала кровь.
Каждый аккуратный поворот управляющего винта сопровождался изучением изображения на зеркальных пластинах — на некоторых из них я заметил кровь — и быстрыми записями на лежащих рядом на невысоком пюпитре разграфленных листах.
— Терезия уже давно переросла рамки Американской организации, — негромко сказала миссис Бэггинс. — Оборудование, как видите, самодельное, но она добилась поразительных результатов. Можете свериться с журналами — ни одна из исследуемых не скончалась ранее, чем через 18 минут. Мужчины живут меньше, но это общая закономерность. 25 минут исследований — для нее обычное дело. Когда я училась, этот результат сочли бы совершенно выдающимся. Ей давно пора в Европу, к Мальриху или Ди Равино.
Терезию я узнал — она работала помощницей аптекаря на углу Бонд и Пятой. Милая и скромная девушка, с безупречной репутацией. На нас она не смотрела, полностью поглощенная своим делом.
Мы не дождались окончания этой экзекуции — или, вернее сказать, этого опыта. Миссис Бэггинс потянула меня назад. Когда мы выходили, ноги жертвы еще шевелились.
Затем мы прошли далее по коридору. Открыть дверь в его конце мы не успели — она распахнулась сама. За ней стояла миссис Ларкин, смущенная и торжественная.
— Прошу вас, господин, — звучно проговорила она.
Мы прошли в низкую залу. Благодаря многочисленным газовым фонарям ее заливал яркий свет. В ноздри мне ударил резкий запах свежей крови.
— Позвольте мне представить вам миссис Донован и миссис Бэйли. Это люди, без которых невозможно себе представить нашу бостонскую организацию.
Две аккуратно одетые дамы средних лет склонились передо мной.
По какому-то молчаливому соглашению роль гида взяла на себя миссис Ларкин. В сопровождении нее, миссис Бэггинс и двух только что представленных мне дам мы прошли вглубь помещения.
У самого входа стояли четыре предмета, более всего напоминающие каменные саркофаги, по два справа и слева. Основание и крышка были искусно подогнаны друг к другу, щель между ними была едва заметна. Над каждым саркофагом было прикреплено устройство, напоминающее полиспаст — система блоков, очевидно, для более легкого поднятия массивной каменной крышки.
— Оборудование, как видите, старое, — услышал я голос своего гида. — Но свою основную задачу выполняет хорошо. Заведует всей дистилляцией миссис Донован.
Названная дама снова поклонилась, потом посмотрела вопросительно сначала на миссис Бэггинс, потом на миссис Ларкин. Обе кивнули. Миссис Донован прошла к ближнему левому саркофагу и с некоторым усилием начала вращать вороток, укрепленный на стене примерно на уровне ее поясницы. Блоки наверху пришли в движение, и крышка мягко поднялась.
Фактически саркофаг представлял собой каменный параллелепипед, разрезанный пополам. В нижней его части было устроено отверстие, в общем повторяющее очертания человеческого тела. Я предположил, что примерно такая же выемка должна находиться и в верхней, приподнятой части.
Во время плаваний мне приходилось видеть многое, в том числе и человеческие тела на различной стадии их разложения, в том числе и полностью сгнившие. Однако то, что находилось в выемке… Это был скелет, облепленный какой-то комковатой слизью, в этих комках слабо угадывались остатки человеческих органов. На треть углубление было заполнено густой, темной, жирно блестевшей жидкостью; я вдруг осознал, что эта жидкость — то, во что превращается человеческое тело после лежание в саркофаге, результат этой дьявольской операции.