Лужайки стали создаваться, чтобы визуально соединять дома, чтобы был незаметен переход и никто не выделялся на общем фоне. В Швеции, к примеру, ввели газоны в рамках миллионной программы гораздо позже, но смысл был тот же. В 1940–1960-х годах в стране возникла потребность сформировать дизайн новых жилых кварталов так, чтобы все было функционально и внутри, и снаружи. За десять лет для страны с населением в семь миллионов человек построили почти 900 тысяч домов. К каждому дому примыкал большой газон. Идеологические и социальные мотивы проектировщиков заключались в том, что лужайка — это дешевое и очень функциональное место для игр, занятий спортом, прогулок и встреч с друзьями. Эти маленькие частные парки при домах постепенно перетекали друг в друга и становились частью больших зеленых массивов — парков, а на окраинах города — лесов.
Томас Джефферсон, к примеру, окружил свой дом в Монтичелло не только лоскутным одеялом аккуратно выращенных злаков, но и опрятными «кусками», засаженными травами. Эти протогазоны не несли никакой продовольственной или иной цели — только идеологическую: Джефферсон хотел продемонстрировать образцовый порядок, который может царить не только в его приусадебном хозяйстве, но и в стране в целом, а также то, что в США всем хватит места — как разным злакам в Монтичелло. В периоды тревоги эти сочные лужайки сообщали всем ощущение (иногда ложного) спокойствия.
Эндрю Джексон Даунинг, ландшафтный архитектор и немного философ, описывал это так: «Когда приветливые лужайки и фасады со вкусом отделанных коттеджей наполнят страну, мы поймем, что порядок и культура установились»[48]. За несколько поколений в американцах укрепился страх неопрятной лужайки — она стала символом того, что что-то идет не так и у обитателей дома не все благополучно.
Например, в некоторых муниципалитетах Вирджинии законодательно прописано, что газон не может отрастать выше 12 дюймов[49]. А если хозяин не справляется с тем, чтобы содержать придомовую территорию в порядке, на него запросто можно пожаловаться. Муниципалитет не слишком терпим к таким хозяевам: за плохую лужайку назначают штраф, а некоторых особенно невезучих хозяев приговаривают к тюремному заключению, как бы абсурдно это ни звучало. Так, ордер на арест 70-летней жительницы Техаса был выдан за то, что ей просто было физически тяжело стричь газон, и не отзывался, пока четверо соседских мальчиков не услышали о этом вопиющем случае и не покосили ей траву по доброй воле.
В книге эколога Пола Робинсона «Люди лужаек: Как травы, сорняки и удобрения делают нас теми, кем мы являемся» («Lawn People: How Grasses, Weeds, and Chemicals Make Us Who We Are») есть масса историй об ультиматумах из разряда «лужайка или тюрьма», и о тех, кто не может спокойно смотреть на отросшую лужайку соседей и косит ее самостоятельно под покровом ночи или пока те в отпуске. Если помните, в Великом Гэтсби заглавный персонаж испытывал то же самое по отношению к лужайке соседа Ника (рассказчика) и отправил своего садовника на спасение газона — только тогда идиллическое равновесие «субурбии» восстанавливается.
Естественно, в истории газонов не обошлось без косилок. В 1830 году англичанин Эдвин Беар Баддинг создал агрегат, в котором вокруг цилиндра крутилась серия лезвий и к самому устройству были приделаны ручки, чтобы с их помощью цилиндр толкать. Барабан крутился — лезвия косили траву. Баддинг запатентовал это устройство, и так появилась первая механическая газонокосилка. С появлением косилок газоны стали доступны и среднему классу: не нужно было тратиться на бригаду «парикмахеров» газона.
Газонокосилки способствовали пестованию маскулинности в 1950-х: домашние хлопоты стали распределяться в общественном сознании очень своеобразно. Реклама первых газонокосилок была рассчитана только на мужчин для их «внедомашних» забав. Женщинам доставались кухня, спальни, гостиные, пыль, тряпки и белье, а мужчина должен был бензиновой и стальной мощью косилки (и своей, конечно) укротить опасные джунгли за пределами входной двери. Это идея гендерного разделения ролей укрепилась настолько, что в Штатах стало сложно представить себе рекламу Lowe’s[50] или John Deere[51] ко Дню отца, которая бы обходилась без косилок. Несколько лет назад Yankee Candle сделали неловкую попытку восстановить равновесие и выпустили на День отца ароматические свечи для мужчин — с запахом свежескошенного газона.
Ландшафтный архитектор Фрэнк Дж. Скотт в книге «Искусство облагораживания участка пригородного дома» («The Art of Beautifying Suburban Home Grounds») намекает, что лужайка для среднего американца — еще и религиозная вещь: «Это не по-христиански — скрывать забором от взгляда ближнего красоты природы, которые нам достались или которые мы создали». Словом, в Америке газон — это одновременно протестантская сущность и воплощение американской мечты.
Тем не менее случай с Томом Селлеком обнажил интересный момент. Дело в том, что если посмотреть на газон рационально, то мы обнаружим, что это единственная злаковая культура[52], от которой нет никакой пользы. Он несъедобный, но требует кропотливого ухода, возни и денежных вложений. Во Франции он стал так популярен именно по этой причине: его могли позволить себе только очень богатые, и газон был мерилом успеха.
Когда Андре Ленотр проектировал Версальские сады в конце XVII века, он включил в них «зеленый ковер». Это была первая исключительно орнаментальная лужайка в истории. Конечно, зеленые ковры быстро стали появляться у знати в имениях: всем хотелось быть как «король-солнце»[53]. Затем в моду вошли английские сады, менее формальные и более естественные. Тогда лужайки тоже стали появляться, только их никто не стриг — вместо этого на них выпускали пастись скот, отделяя его от особо нежных участков маленькими подпорными стенками аха. Лужайка служила показателем богатства хозяина — у владельца так много денег, что он может позволить себе не засаживать свои угодья ничем полезным. Газоны стригли и раньше, но с практической целью: например, в средневековых замках жителям нужно было стричь травяные заросли, просто чтобы увидеть приближающуюся армию противника. Селянам приходилось уменьшать длину травы, чтобы скот мог ее есть. А в декоративных лужайках невозможно было найти прикладной смысл — исключительно прихоть и блажь.
Но такой идее больше нет места в современной экономической и экологической повестке. В 2009 году американцы суммарно потратили около 20 миллиардов долларов на уход за газонами.
Экоактивисты не дремлют: примерно 40 миллионов акров в США не засажены ничем. Это в три раза больше, чем площадь, отданная под посадки кукурузы. При этом газоны и лужайки поливаются, расходуя ценнейший в мире глобального потребления ресурс. И это, с практической точки зрения, абсурд.
В погоне за идеальным газоном велик соблазн использовать гербициды — избирательного действия и не очень. При кажущейся простоте использования — полил, и все завяло, а бывает, как в случае с гербицидами избирательного действия, завяло еще только то, что нужно, — у гербицидов много рисков. Некоторые «надежные» препараты в Европе и Штатах из-за ассоциированных случаев раковых опухолей теперь навсегда под запретом. Препараты, которые все еще находятся на рынке, тоже вызывают массу вопросов: их остатки могут быть занесены грунтовыми водами к растениям, находящимся в совсем другом месте, и те теряют половину листвы, никогда больше не восстанавливаясь. То же самое и про обработку пестицидами. Неоникотиноидные пестициды ассоциированы с массовой гибелью целых роев домашних и диких пчел.
Поэтому набирает обороты новое движение за бережное отношение к газонам и экосистемам. Если выстроить экосистему правильно, можно соблюсти баланс между вредителями и не-вредителями, между сорняками и райграсом[54]. Так, например, есть масса энтомофагов вроде хищных клещей, поедающих клещей вредных. Божьи коровки и дикие шершни помогают избавляться от тли, а контроль за популяцией муравьев тоже снижает численность тли. Птицы, культурные пчелы, полезные насекомые и ежи — природные регуляторы популяции вредных насекомых, в том числе и муравьев, которые защищают и пасут тлю. Многие хотят получить красивый, будто бы выстриженный маникюрными ножницами, газон. Хорошая новость в том, что его вполне реально сделать не только красивым, но и привлекательным для насекомых-опылителей, а это, как вы уже поняли, очень важно. Лужайки — это дома для жуков и червей, они привлекают птиц, которые клюют их и тем самым аэрируют почву, позволяя воде лучше уходить. Задача того, кто хочет иметь красивую лужайку перед домом — создать для них комфортные условия: сажать больше медоносов, не стричь газон слишком коротко, не избавлять газон от мха (это ценный источник жизни, укрытия и влаги для дикой природы, а еще — материал для птичьих гнезд).
Сейчас существуют два основных типа газонов: посевной и рулонный. Посевной — это очень просто: посеял семена, поливаешь, ждешь всходов. Рулонный — чуть посложнее, но ждать не нужно: готовишь участок, привозишь готовые нарезанные полоски газона, укладываешь, поливаешь.
Образцовые лужайки действительно требуют огромной работы по уходу: стричь, поливать, подкармливать. Если вы на время (месяц или хотя бы две-три недели) перестанете стричь какой-то кусочек своего газона, то сможете создать уголок для дикой природы — растения, которые есть в составе газона, смогут зацвести и вырасти полноценно. Например, семена клевера обычно есть в составе почти каждой газонной смеси. Можно косить, выставляя ножи косилки на 7 см.