Губы дрогнули. К-к-кыш? Горло перехватила обида — это он мне? Как какой-то… зверушке, что ли? Я растерянно обернулась. И вот с этим птеродактилем я пыталась нормально поговорить даже после вчерашнего?!
Настроение съехало в минус, — лучше бы он о шоколадках вспомнил, чем очкастиком обозвал. Так заиндевело ледышкой в душе, что на занятиях я сидела, как мышь — ни в чем не участвуя и никого не слыша. А с последней пары и вовсе ушла — первый раз в жизни! Не влюбится в меня Воробышек, никогда не влюбится. Чтобы я ни придумала и чтобы ни сделала, я навсегда останусь для него зубрилкой и надоедливой ботаншей. Навсегда. Пункт третий исходных данных из собственной задачи преодоления гласил: «Он не замечает таких, как я. Он не видит таких, как я. Для таких, как Воробышек — нас просто не существует».
Не существует, а значит и чуда не случится.
Я уже спустилась по лестнице на первый этаж и побрела к холлу, как вдруг голову осенила неприятная мысль: «А с каких это пор мне важно, что именно обо мне подумает Воробышек? Заметит он меня или нет? Вот именно этот факт — с каких? Разве я не ради собственного будущего стараюсь? Разве не для того, чтобы сделать в этой жизни что-то существенно-важное? Может быть, даже великое? Почему меня вдруг задело то, что с самого начала было и так ясно? Я же всегда трезво мыслила, так что же сейчас изменилось?
Перед лицом встали образы смеющихся грымз и Рыжей. Какой клоунессой, должно быть, я виделась им вчера со стороны. Девчонка-ботаник, оказавшаяся в компании популярного парня. Давай попрыгай, очкастик, давай потанцуй! Смешная, тощая девчонка с косой, у которой на глазах запросто можно целоваться с другой…
Ноги сами остановились, а поникшие было плечи развернулись. Ну ладно, Воробышек. Ва-анечка! Закончились игры! И не подумаю больше моргать — чихать я на тебя хотела! Но и обиду так просто не спущу. Вчера была твоя шутка, а сегодня будет моя!
Я решительно развернулась и потопала в деканат. Заглянув в расписание групп, от радости потерла ладони и усмехнулась: станцуешь с кем-нибудь другим, говоришь? Сейчас я покажу тебе, каково это, когда тебя выставляют на смех! Не очень-то приятно!
Я поправила рюкзак, косу, очки и решительно направилась к знакомой аудитории. Подойдя, постучалась и заглянула в помещение, в котором проводила занятие мой любимый доцент.
— Катерина? Здравствуй, — преподаватель удивилась, но посмотрела приветливо. Я открыла дверь и уверенно просочилась внутрь.
— Здравствуйте, София Витальевна. Можно?
— У тебя что-то срочное, Катя? — спросила женщина. — У меня сейчас лекция, как видишь, но если ты подождешь…
— Нет-нет, София Витальевна, что вы! Я вообще-то к Воробышку пришла. Извините, что прервала вас, я просто раньше освободилась.
Доцент поправила очки, отчего они съехали на кончик носа.
— К Ивану?
— Да. Понимаете, у нас с ним сегодня занятие по программе для самых отстающих студентов, но я боюсь, что он сбежит. Он почему-то меня боится. Можно я посижу тут у вас и покараулю его? Мы и позаниматься можем прямо здесь под вашим присмотром. Конечно же, после лекции!
Женщина подняла бровь и с интересом посмотрела на меня, словно обдумывая решение. Бросив мимолетный взгляд на ряд задних парт, кивнула:
— Пожалуйста, Уфимцева. Я не возражаю.
— Спасибо!
В аудитории послышались смешки, переходящие в удивленный смех.
— Воробышек — отстающий? Серьезно? Да ладно вам!
— Думаю, да. Это же любимица Крокотухи. Малолетка-уникум. Ты слышал, как она шпарила по квантовой на докладе? Сейчас и Ваньке прокачает мозги, будь здоров! Только я не понял: откуда она взялась?
— Эй, Вань! — девичий смех и громкий шепот между партами. — Ты почему мне не сказал, что отстающий? Я бы с тобой тоже не отказалась позаниматься дополнительно. Можно и физикой, если захочешь. Только ты не бойся и не сбегай, я не кусаюсь! Или ты не всех девушек боишься, а только грозных ботанш?
Иван Воробышек сидел в последнем ряду у окна и быстро заплывал пятнами стыда и злости, совсем офигевший от моей наглости. Я пробежала между партами и повеселевшими при моем появлении студентами и уселась рядом с парнем. Не глядя на него, на всякий случай поставила между нами рюкзак.
— Ты… Ты совсем офонарела, Зубрилка?! — Воробышек развернулся и придвинулся. — С ума сошла?! Это что за представление?
— Но-но! — я взглянула строго, уже без всяких штучек, как он и просил. — Выражение выбирай, Клюв! Я тебе не «Кыш» и не «Зубрилка», понял? Сам напросился, так что не ной! — повторила его слова. — Это тебе за вчерашнюю скакалку. И я, чтоб ты знал, только начала!
— Чего? Да я тебя сейчас…
— А будешь угрожать, так у меня с собой электрошокер есть. Как разряжу в лобешник, потом не плач, что не предупредила! Достал ты меня, Клюв!
Не знаю, что он собирался сделать, может, в свою очередь достать меня, но у него ничего не получилось. А вот у меня очень даже получилось нажать на болевую точку, пока меня не схватили за косу. А чтобы лапы не распускал!
— Уф-фимцева! — зашипел Ванька со смесью злости и удивления, но руку отдернул.
— Ф-форобышек! — ответила тем же. У обоих искры из глаз так и сыпались.
— Уфимцева, Воробышек! — вполне культурно, но непререкаемо отозвалась с кафедры София Витальевна, услышав нашу перепалку. — Что за диспут во время новой темы? Возможно, я вам смогу помочь?
Меня насквозь буравили глаза, горящие синим пламенем, но прежде чем улыбнуться и ответить преподавателю, я ответила на этот огонь не менее горячим и гневным шепотом:
— А это тебе за танец «Волну» и за спортбайк — я говорила, что боюсь скорости! А у меня ведь даже шлема не было, в отличие от тебя! Но, раз уж ты у нас такой смелый гонщик, посмотрим, как ты почувствуешь себя на моей скорости!
Вскинула руку и сказала:
— София Витальевна, Иван так впечатлен вашей сегодняшней лекцией об эффекте энтропии, что просит о возможности полнее раскрыть тему гипотезы Больцмана в домашнем реферате. Обещает к следующей паре сдать!
Кажется, доцент растерялась.
— Как к следующей? Но это же завтра?
— Вот завтра и сдаст. Правда, Ваня? Зачем откладывать?
— 19 —
Хорошо, что София Витальевна просидела за кафедрой все два часа, в которые я безуспешно пыталась разговорить Птица и оценить уровень его знаний. Иначе, судя по искрам в синих глазах, он бы меня убил. Или убьет. Ой! Кажется, пора заканчивать занятие.
Я убрала ноут в рюкзак и постаралась бодро улыбнуться. Вышло не очень.
— Ну все, Воробышек. На сегодня хватит! К следующему уроку подготовлю для тебя список литературы и задания. Ничего сложного, ты не переживай! И потом, если что, ты всегда можешь спросить у меня. Мы же с тобой теперь даже в фейсбуке друзья! Здорово, правда?!
В руке Ивана с громким треском сломался карандаш.
— Ну, может, и не совсем друзья.
Как только встали и направились к выходу — я впереди, а Воробышек за мной, дыша драконом в спину и наступая на пятки, услышали оклик Софии Витальевны.
— Ваня, ты не поможешь мне снять папки с верхней полки в шкафу? Там, где курсовые работы? Хочу найти работу Белянкина за прошлый год. Помнится, она у него как раз была по теме гипотезы Больцмана. Тебе наверняка будет интересно. Вот спасибо! Да где же она затерялась… А ты иди, Катя. Иди! — махнула доцент рукой в мою сторону. — Мы сами справимся.
— Д-досвидания! — пролепетала я преподавателю и ка-ак чухнула из аудитории, а следом из университета — только пятки засверкали. Куда там спринтеру!
Вот это я отомстила — так, что и самой страшно. Хоть бы Ванька не догнал! А то ведь оторвет уши вместе с косой, а людям скажет, что так и было! Ох, кажется, я допрыгалась…
Двери открыл папа, и сразу же озадачился, приложив ладонь к моему лбу.
— Ну вот, этого я и боялся. Сначала Лялька, потом Света, теперь ты. Все бледные и взмокшие. Я звоню маме — это наверняка вирус!
Я разулась и позволила папе снять с меня куртку, зная, что бесполезно сопротивляться. Еще с садика повелось: если двери открывает папа — ему и вешалки в руки, все девочки нашего дома знают.
— Не надо звонить маме, пап. Просто настроения нет, вот и все. Ничего страшного!
Папа очень удивился.
— Как? И у тебя тоже? Нет, точно заболели! На лицо у всех троих схожий симптом! Я все-таки позвоню Поле, пусть пораньше возвращается!
Я вздохнула и пошла в свою комнату, понимая, что переубедить старшего Уфимцева под силу только маме. Когда разделась и села в компьютерное кресло — тихо вошла Лялька. И правда, бледная, как никогда, без грамма косметики на лице. Посмотришь — нормальная девчонка, ни за что не догадаешься, что гот. Она забралась на кровать с ногами и обняла подушку. Хорошенький носик, всхлипнув, грустно поник. Прошмыгнувший вслед за сестрой Волька, подбежал ко мне и завертелся у ног, предлагая поиграть.
— Ляль, ты чего? — я как раз закончила разбирать рюкзак и замерла, полуобернувшись. — Что-то случилось?
— Кать, вот скажи. Это правда, что если закрыть на ключ темную и грязную комнату, совсем без окон, то рано или поздно в ней сами собой заведутся мыши?
— Хм. Ну, если в комнате есть чем поживиться, а фундамент и крыша недостаточно крепки, чтобы в них нельзя было прогрызть дыру, то вполне себе могут завестись. Но чтобы сами собой — нет, Лялька. Неправда. Такой парадокс противоречит эволюции.
— А помнишь, бабушка нам говорила другое. Что мыши заводятся от грязи. В детстве я ей верила.
— Наша бабушка просто была чистюля и думала, что в жизни женщины нет ничего главнее уборки. Но мы-то с тобой знаем, что это не так. Ляль, беспорядок в твоей спальне очень даже симпатичный, честно.
Олька вздохнула.
— Кать, а правда, что пройдет тысяча или две тысячи лет, и мозг человека так вырастет, что наши головы станут похожи на головы головастиков или инопланетян? Ведь мы же умнеем, а значит и мозг растет. Я передачу смотрела «Тайны очевидного».