— А твоя мелкая поправила очки и заявила, что для основателя школы Кодокан, единственного в мире обладателя двенадцатого дана, я хорошо сохранился. И что она, видите ли, была уверена в том, что Дзигоро Кано* умер почти сто лет назад. И что, глядя на такого как я, она бы больше седьмого дана не дала. Блин, Ванька, обидно. Я же впахиваю, как черт! Она-то откуда знает?
Ему еще не раз придется убедиться в том, что Умка ему не по зубам. Точнее, не по клюву. Мне хорошо понятны удивление и обида брата. Но ничего, привыкнет.
— Моя Катя самая умная девчонка из всех, кого я знаю. Да и из тех, кого не знаю, уверен, тоже. Привыкай, Клон. Она всегда будет на шаг впереди всех, такова действительность.
— Ты сейчас серьезно?
— Даня, мне кажется или тебя на этом вопросе заклинило? Ты там поаккуратнее падай на маты, голову береги. Если ты еще до сих пор не понял, повторю: все, что касается Умки, для меня более, чем серьезно. Я ее люблю. А теперь, Клон, отвали с расспросами, пока я тебе по седьмому дану не врезал!
Я достаю из холодильника ветчину и нарезаю на тонкие ломтики. Мы с Умкой не так давно вернулись из университета и ужасно проголодались. Утром, когда я за ней заехал, завтраком меня угощала она, а теперь моя очередь.
Даня странно хмыкает, следит за моими руками, когда я достаю поднос и ставлю на него тарелку с тостами и чашки с горячим кофе, словно я его изумляю. И, кстати, ставлю три чашки, а не две. Мог бы и заткнуться.
О чем я ему и говорю, предвидя подколку.
— Нет, ты точно двинулся, Ванька! Ты бы еще розочки для мелкой вырезал, ха!
— Розочки? — я ухмыляюсь. Похоже, я знаю, как Клона окончательно достать. Не уверен, что Умка заметит мои старания, а вот позлить брата хочется. — А это идея.
Я беру куски ветчины и вырезаю из них что-то, отдаленно похожее на цветок. Укладываю на тост с сыром. Получилось не очень, и я скептически приподнимаю бровь. Скорее Умка решит, что шеф-повар был жутко голоден и все изгрыз.
— Эй, с ума не сходи, — пихает в плечо брат. — Нет, ты точно влюбленный дурак, Ванька! — теперь уже он смеется, и я оборачиваюсь, чтобы отвесить ему затрещину. Данька тут же возвращает. В рукопашной драке брат сильнее, не зря он всерьез связан со спортом, но я тоже не прост, и мы дурачимся, как дурачились всю жизнь.
— Ай! Черт! — Даня неожиданно вскрикивает, удивленно обернувшись за спину. Там стоит Очкастик и так грозно смотрит, что я понимаю: сейчас кому-то точно не поздоровится. — Эй, Клон, она меня под ребра отверткой ткнула!
— Не отверткой, а большим пальцем в болевую точку. Сам ты дурак! Еще раз тронешь Ваньку, получишь айкью по двенадцатому дану, понял?
Секунда, и новый мусорный пакет красуется на голове у брата, а сама Умка срывается с места.
— Чего?! А ну стой вредина!
Смех мешает мне вовремя остановить Даньку, и он уже бежит за Умкой в комнату. Но Очкастик шустрая. Еще до моего предупреждения она успевает вскочить в кресло, сдернуть с кровати подушку и как следует врезать Даньке по изумленному клюву.
— Чего?!
Да-да, знаем, проходили. Неожиданно и не по правилам. Гордое эго Клона очухается нескоро.
После чего Умка со смехом победителя мчится ко мне и, конечно же, я обнимаю свою смелую девочку.
— Вань, так и быть! Я решила познакомить Даню с Семеном. Он сам напросился!
Главный лекционный зал в форме амфитеатра заполнен до отказа. Сегодня здесь собрался весь четвертый курс нашего факультета и декан Крокотуха с профессором Белоконевым, лично стоят у кафедры и следят за студентами, удерживая наше внимание строгими взглядами.
Мы с Гайтаевым, Березой и Лавриком сидим в среднем ряду и прекрасно знаем, пусть и негласно, как и все здесь присутствующие, причину по которой нас собрали. В кои-то веки на факультете случилось событие: сразу три студентки вызвались сдать публичные доклады перед всем курсом. И не просто доклады, а работы по квантовой физике. И, конечно же, такое рьяное желание своих учащихся разнообразить учебный процесс декан не мог обойти вниманием. Судя по тому, с каким удовольствием он сейчас потирает руки, склонившись с хитрым шепотком к Белоконеву, рьяное желание — его рук дело.
Хотя мне тоже пришлось поучаствовать в убеждении. Увы, в отличие от Умки, чуть было не бросившей университет, оказалось, что не все готовы, проиграв, честно выполнить условия спора. Пришлось Крымовой напомнить, что с Воробышком лучше не ссориться. Я могу быть разным, и не всегда сговорчивым.
Мы с друзьями наблюдаем, как в аудиторию входят преподаватели и рассаживаются за столом в первом ряду. Просят тишины. Я замечаю Софию Витальевну, доцента-физика, появившуюся с блокнотом и ручкой, и улыбаюсь ее появлению, чувствуя внутреннее удовлетворение. Вот уж под чьим взглядом докладчикам не удастся расслабиться ни на секунду, а мне хочется, чтобы Крымова со своими подругами сполна прочувствовали на себе умный и проницательный взгляд куратора, который может быть холодным и обвиняющим.
Девчонки выходят одна за одной, говорят почти час — тихо и сбивчиво, и ни одна не проходит тест на вопросы от Белоконева, вогнавшие их в панику. Последней к небольшой трибуне выходит Снежана Крымова, смотрит в зал затравленным взглядом (ну надо же, и куда подевалась ее смелость?) и к концу ее несвязного доклада от монотонного бубнения все так устают, что начинают возмущенно отзываться.
— Эй, ничего не понятно! Можно громче?
— Скучно! Крымова, ты сейчас о чем вообще?
— А можно повторить тему доклада?
— Мы хотим Уфимцеву!
— Да, дайте нам Уфимцеву, ее было интересно слушать!
— …И здесь в игру вступает термин деко… де-ко-ге… ге-рен-ция, — тянет по слогам Крымова незнакомое для нее слово, читая с листа, — который является необратимым с точки зрения термодинамики: квантовые свойства системы меняются при взаимодействии с другой крупной системой и…
— Погодите-ка, дорогуша, — прерывает докладчицу Белоконев. Просит важно, качнув седой головой: — Давайте-ка о последнем поподробнее и, если можно, своими словами. Попроще.
Лицо Крымовой бледнеет.
— О… о чем поподробнее?
— Об известном феномене наблюдателя, конечно! — постукивает ручкой о поверхность стола мужчина. — И не нужно читать. Расскажите нам лучше, как на квантовую систему влияет информация об окружении. Вы же об этом нам сейчас рассказываете?
— Я? — девушка испугано вскидывает голову и оглядывает зал, по которому катятся веселые шепотки. Вряд ли кто-нибудь из нас рискнул бы делать доклад по квантовой физике. Разве что умник Морозов. Но девчонку ни капли не жаль, сама виновата и здесь это все это понимают. — Ну, д-да. Наверное.
— Не «ну», милочка. А именно об этом, судя по тексту вашего доклада. Кстати, известная статья. В следующий раз постарайтесь информацию дополнить своими мыслями. Это полезно и всегда увлекательно для слушателей. Опять же может возникнуть тема для интересной дискуссии.
— Именно! Я вот как раз хотел спросить. Крымова, как ты понимаешь мир кванта и… — вставляет слово Крокотуха, но брюнетка умоляет декана, почти со слезами на глазах, понимая, что тонет.
— Не нужно дискуссий, Сергей Михайлович! Пожалуйста!
Крымова стоит на кафедре, ссутулившись к трибуне, и не может понять, почему вдруг в рядах раздаются удивленные возгласы. Надо сказать, что я и сам ловлю челюсть, когда вижу Катю. В лекционный зал открываются двери, и моя Умка появляется перед всем курсом… в купальнике-бикини и на каблуках. Длинные волосы распущены и лежат на спине тяжелой блестящей волной, голубые глаза распахнуты, а губы улыбаются. В ее руках раскрытый ноутбук, но это такая мелочь…
— Твою мать! — восклицает Гайтаев, и я теряюсь, не зная, то ли мне смеяться, а то ли рычать от ревности. — Птиц, я бы на твоем месте такую девчонку от себя не отпускал. Еще уведут. И почему я ее первым не заметил?
— Заткнись, Саня!
Но я и сам вижу: Катя Уфимцева до бесстыжего хороша. Ну еще бы, после танца и победы мой Очкастик знаменитость. Я страшно рад ее видеть, и губы сами растягиваются в улыбке, когда она находит меня взглядом. Она предупреждала, что будет сюрприз, но вот какой — не сказала.
Что ж, надо признаться: он ей удался.
Умка поднимается на кафедру, опускает ноутбук на стол и поворачивается лицом к аудитории.
— Сергей Михайлович, Юрий Георгиевич, София Витальевна, — вежливо обращается к преподавателям, — здравствуйте. Я прошу вас простить мне мой внешний вид, но уверяю: я пошла на это исключительно ради чистоты эксперимента. Спасибо за приглашение, доклады я прослушала, и сейчас готова помочь Снежане Крымовой разобраться с феноменом наблюдателя, ответить на ваши вопросы, а заодно проверить на практике гипотезу о невидимости докладчика, высказанную в споре моим оппонентом. — Умка поворачивает голову к брюнетке и удостаивает ее улыбкой. — Действительно ли, появись я здесь в купальнике, меня никто и не заметит. Вы не возражаете? — она снова обращается к преподавателям.
София Витальевна не возражает. Женщина скромно кашляет в кулачок, пряча смех, по всей видимости удивляясь смелости любимой ученицы. А Крокотуха с Белоконевым, переглянувшись, лишь разводят руками.
— Ну, если это необходимо для практики…
— На что только не пойдешь ради чистоты эксперимента…
— Спасибо! — улыбается Умка, и я уверен, что каждый студент в этой аудитории сейчас следит за ней.
— Итак, — она аккуратным движением убирает прядь волос за ухо, и выходит из-за стола, красиво положив кисть руки на бедро. И кто ее научил так стоять? Как модель на подиуме. Кажется, сейчас у меня начнет пригорать по всем фронтам. Парни начинают ерзать, пихая друг друга локтями, а я вспоминаю прошлый вечер, когда мог касаться этих гладких бедер губами и заставляю себя успокоиться. Кажется, сегодня я их искусаю. — Может быть, кто-нибудь в этой аудитории помнит, за что именно Альберт Эйнштейн получил нобелевскую премию?
— Ха! Да это каждый школьник знает! — фыркает Саня и кричит вместе с еще десятком других ребят: — За «Теорию Относительности», конечно!