— Интересно, — спокойно произносит Дэн, — Люси ведь тоже была там, в прошлый уик-энд.
И всегда хладнокровная Люси впервые в жизни теряется и не находит, что ответить. Она тщательно разглаживает лежащую на коленях салфетку, то ли стараясь успокоиться, то ли вытирая вспотевшие ладони. «Ну давай, Люси, скажи же хоть что-нибудь!»
— Я летала туда с Джесс, — неуверенно начинает она.
— Да, Люси была в «Ле Ретрит» вместе со мной, — подтверждаю я тоном адвоката. Адвоката, представляющего клиентку, вина которой совершенно очевидна. — И мне это место не показалось таким уж романтичным.
— Мне тоже, — быстро соглашается со мной Люси. — Абсолютно непонятно, откуда у него такая репутация.
Я поднимаюсь, чтобы принести следующее блюдо. И возможно, немного разрядить атмосферу.
— Следующее блюдо — люциан «а-ля Вере Круз», — громко объявляю я. — Микки, вы не поможете мне убрать посуду? — Я смотрю на фанатку Хантера Грина, но не получаю ответа.
Никки. Конечно же, Никки! Именно так ее зовут. Похоже, со стола мне придется убирать одной.
Вернувшись наконец домой после вечеринки, я нахожу на своем диване середины прошлого века крепко спящего Баулдера. Я заплатила кучу денег за диван, который выглядит точь-в-точь как тот, который мама когда-то купила для меня в «Сирс» и который я тогда просто ненавидела. Теперь же он мне очень нравится. Но я не понимаю, почему на нем спит Баулдер.
— Я подумала и решила, что не случится ничего страшного, если его впустить, — объясняет Мэгги, бебиситтер Джен, входя в комнату. — Все в городе знают о ваших отношениях.
— Все в порядке, — отвечаю я, раздумывая, что могло привести Баулдера к моим дверям одного, без съемочной группы. — Прости, что задержалась.
Вечеринка закончилась задолго до полуночи, но я решила, что мне лучше еще немного побыть рядом с Люси — на тот случай, если Дэн вдруг захочет узнать какие-то подробности о ее уик-энде, фотографии в «Нью-Йорк пост» или о том, чем мы занимались в «Ле Ретрит». Однако Дэн казался очень усталым и, вытерев несколько тарелок, отправился спать. Правда, не знаю, с Люси или без нее, но завтра она мне обязательно все расскажет.
Чтобы заплатить Мэгги, я выгребаю все содержимое кошелька. Интересно, с каких это пор бебиситтеры в Пайн-Хиллз получают по десять долларов в час? Мне известно, что девочка копит деньги на учебу, но, может, все-таки стоит сказать ей, что после окончания колледжа она вряд ли сумеет найти работу, которая будет оплачиваться наполовину так же хорошо?
Мэгги уходит, и я переключаю внимание на Баулдера, уютно свернувшегося калачиком на моем диване. Ему так сладко спится, что я, пожалуй, не стану его будить. Я укрываю его босые ноги вязаным шерстяным платком, но вдруг останавливаюсь. Минуточку! Я все же должна его разбудить. Что этот парень делает в моем доме в два часа ночи?
Но как поступить? Легонько потрясти за плечо? Поцеловать в щеку? Или вылить ему на голову стакан холодной воды? Я выбираю первый способ, но он не приносит никаких результатов. Хорошо быть молодым мужчиной и не иметь проблем со сном.
— Баулдер! — громко зову я. — Баулдер! Баулдер!!!
Наконец он шевелится и тут же просыпается. Хорошо быть молодым мужчиной и не иметь проблем с пробуждением.
— Привет, Джесс, как поживаешь? Слышала? Наше шоу покажут по телевизору на следующей неделе.
— Что, правда? А мне говорили, его поставили на август.
— Оно очень понравилось руководству телеканала, поэтому его решили показать пораньше — в качестве анонса, — сообщает Баулдер, потягиваясь. — Я подумал, что мы могли бы посмотреть его все вместе, втроем. Было бы здорово.
— Здорово, — соглашаюсь я, надеясь, что он не собирается торчать у меня в доме до следующей недели. — Ты пришел только для того, чтобы сообщить мне об этом? Но сейчас уже немного поздно. — Я тру глаза и для пущей убедительности зеваю.
— Ты, похоже, хорошо повеселилась сегодня ночью, — говорит он, по своему обыкновению широко улыбаясь. — Можешь рассказать — если, конечно, хочешь.
— Рассказывать совершенно не о чем.
Однако хорошее воспитание не позволяет мне выставить его на улицу, не предложив поесть. Он, наверное, еще растет и наверняка очень голоден. Но ничто не заставит меня вновь суетиться на кухне в это время суток. Может, принести ему виноград?
— Ну и в чем дело? Почему ты пришел?
— Видишь ли, я хочу с тобой серьезно поговорить, — начинает он.
Тогда виноградом не обойтись. Кажется, у меня осталось немного бефстроганова. Это вполне подойдет к серьезному разговору.
Широкая улыбка на лице Баулдера сменяется торжественным выражением — видимо, мальчик прилежно посещает занятия по актерскому мастерству. Откашлявшись и став еще более серьезным, он переходит к делу:
— Послушай, Джен, я знаю, что после этого шоу все решили, будто мы с тобой пара. И ты мне очень нравишься. Правда нравишься. И Джен — отличная девчонка. Мы действительно могли бы быть счастливы вместе.
Нет, не могли бы. Но все же пусть он закончит свою речь, которую, видимо, тщательно отрепетировал.
— Но к сожалению, прямо сейчас это невозможно, и я хотел сам сказать тебе всю правду. — Для пущего эффекта он замолкает и поглаживает безукоризненный подбородок с пробившейся на нем однодневной щетиной. — У меня уже есть обязательства перед другим человеком.
Я почему-то не слишком расстраиваюсь. Меня уже однажды отвергли. Причем сделал это тот, кто был мне по-настоящему близок.
— Ничего страшного, — говорю я, может, чересчур поспешно.
— Правда? Ты не расстроилась?
— Нет. Я все понимаю. Мы встретились в телешоу, а такие отношения не могут длиться долго, — философски замечаю я.
Наверное, стоит добавить, как я счастлива, что познакомилась с ним, как много дало мне это знакомство? Нет, пожалуй, сказанного вполне достаточно.
— Все это придумал мой агент, — продолжает Баулдер извиняющимся тоном. — Я говорил ему, что не хочу никого обманывать, но он сказал, что я должен использовать любой шанс.
— Ты занимаешься непростым бизнесом и делаешь все возможное. — Я стараюсь как-то успокоить его.
— Значит, мы можем остаться друзьями? Мне бы очень не хотелось совсем тебя потерять. Особенно теперь, когда я некоторое время пробуду в Нью-Йорке — у меня назначены кое-какие пробы.
Я ловлю себя на мысли, что мне, как ни странно, хотелось бы иметь такого друга, как этот смешной, коротко стриженный парень. С ним по крайней мере не соскучишься. А кроме того, здорово было бы появиться под руку с Баулдером на весеннем балу Ассоциации родителей и учителей. Я бы наконец потанцевала в свое удовольствие, а Синтия до умопомрачения ломала бы голову над тем, что связывает меня и Крутого Серфингиста. Таким образом, каждой из нас было бы чем заняться.
— Я буду рада с тобой дружить, — уверяю я и, раз уж мы стали приятелями, решаюсь спросить: — С кем же ты встречаешься? И счастлив ли ты?
— В целом да, — отвечает он, вновь удобно устраиваясь на моем диване. — У нас так много общего. Мы познакомились, когда занимались серфингом. А теперь оба пытаемся стать актерами.
Серфинг и желание сниматься в кино. Многие прочные отношения выстраивались и на меньшем. Хотя и это, конечно, не много.
— Звучит неплохо, — ободряюще говорю я.
— Да, — задумчиво соглашается Баулдер, — хотя я и не уверен, что он тот человек, с которым можно будет прожить всю жизнь.
Он? Может, мне послышалось? Конечно, я родом из Огайо, но поскольку все-таки большую часть жизни прожила в Нью-Йорке, делаю покупки на Кристофер-стрит и смотрю сериал «Уилл и Грейс», то отнюдь не шокирована. Тем не менее «он» и «она» звучит слишком похоже, поэтому не стоит делать поспешных выводов.
— Расскажи мне об… этом человеке. Как… его зовут? — спрашиваю я.
— Клифф, — со счастливой улыбкой отвечает Баулдер. — Он классный парень. Очень похож на меня, и мы с ним оба Овны.
— А я Стрелец. Похоже, все дело в звездах.
— Скорее всего так и есть, — соглашается он, кивая. Ему совершенно очевидно, что именно астрология, а не малозначительная разница в нашей сексуальной ориентации не позволяет нам быть вместе.
— Так почему ты думаешь, что Клифф — не тот человек, с которым ты сможешь прожить всю жизнь? — интересуюсь я.
— Может, и проживу, потому что нам очень хорошо вместе, — задумчиво произносит он. — Единственная проблема — моя мама.
Это я вполне могу понять.
— Она не может принять Клиффа? — с сочувствием спрашиваю я. — Но ведь в этом случае ей по крайней мере не придется иметь дела с невесткой.
— О, на самом деле она обожает Клиффа, — горячо поясняет Баулдер. — Ей нравится в нем абсолютно все. Но она никак не может примириться с тем, что он не католик. Она не одобряет, когда я встречаюсь с парнями, принадлежащими к другой церкви.
Интересный постмодернистский заскок. Мать не беспокоит, что ее сын гей, но в то же время она придерживается традиционных взглядов и настаивает на церковном браке. И ей все равно, что думает по этому поводу папа римский.
— Значит, твоя мать ревностная католичка?
— Еще какая! Она единственная из знакомых мне людей продолжает есть рыбу по пятницам. И ей наплевать, что Второй ватиканский собор разрешил читать мессу на английском — она продолжает читать ее на латыни. Хотя, по правде говоря, не знает из нее ничего, кроме veni, vidi, vici[57] Не сказать, что это много, но ей хватает.
— Единственная латинская фраза, которую я знаю, — carpe diem. Лови момент, — говорю я. — Это как раз то, что тебе сейчас нужно делать.
— Я постараюсь, — с готовностью соглашается Баулдер и, помолчав, спрашивает: — А что именно я должен делать?
— Действовать. Добиваться своей цели. Ты предлагал Клиффу принять католичество? Это могло бы решить проблему с твоей мамой.
— Мне это и в голову не приходило, — отвечает он.
— Значит, придется это сделать, — твердо говорю я. — Если у вас серьезные отношения, используй любую возможность, чтобы их сохранить. И не бойся принести что-то в жертву. Перед каждой парой время от времени возникают препятствия, но если вы хотите быть вместе, нужно научиться их преодолевать.