— А? Как тебе?
Едва мы заняли свои места в козырном первом ряду и малышня присосалась к трубочкам кока-кольных стаканов, Ирка оттопырила локоть, демонстрируя мне украсивший ее руку рисунок.
— Шикарно, — понимая, что от меня ждут безумных восторгов, похвалила я. — А чего это тебе вздумалось-то?
— А того, что это была халява! — радостно поведала подружка. — У художницы, оказывается, есть похвальная традиция — каждого десятого клиента она разукрашивает бесплатно. Реклама такая.
— Промоакция, — кивнула я со знанием дела.
— Надо же, как мне повезло! Я только посмотрела на эту самую рисовальщицу, а она вдруг возьми и помани меня пальчиком, — продолжала радоваться подруга. — Конечно, это не совсем по-честному, ведь я вообще-то не собиралась пользоваться данной услугой, но так приятно: такая красота — и бесплатно!
— А что тут написано?
Я присмотрелась к узорам.
Они были крупные, четкие, даже такая слепая курица, как я, каждый завиток разглядит.
Но не поймет.
Чтобы я поняла, надо писать кириллицей, латиницей или по-гречески, иных письмен я, увы, не разумею.
— Все бы тебе что-то было написано, — фыркнула Ирка. — Писатель! Просто красивых узоров тебе недостаточно?
— Очень красивые узоры, просто замечательные, — вежливо повторила я, надеясь закрыть этим тему росписи по телу.
На сцену как раз вывели замечательного бегемота, хотелось и на него посмотреть, не только на подружку.
Бегемотов я вижу гораздо реже, чем Ирку, а они тоже очень даже ничего. Хотя и не разрисованы узорами.
Тут мое буйное воображение ловко нарисовало мне бегемота, талантливо расписанного под хохлому.
Я тряхнула головой, прогоняя дивное видение, и воображаемый бегемот сменил раскраску на гжель.
Пришлось несколько раз энергично зажмуриться, чтобы развеять это дивное диво.
— Что у тебя с глазами? — заметив мои гримасы, встревожилась чуткая и заботливая подружка.
— Ослеплены неземной красой.
Я не уточнила, что речь идет о красе бегемота. Подружка наверняка приревновала бы.
Я уставилась на арену, демонстративно не обращая внимания на Иркины сопение и ерзанье, и вскоре она не выдержала — пожаловалась цветному прожектору под куполом цирка:
— Вот на мне узор из хны, а кому-то хоть бы хны!
— Отличная рифма, — похвалила я, благосклонно разглядывая шествующего по доске гиппопотама.
Отличный оказался гиппопотам!
Ирка немного попыхтела и выдала новый экспромт:
— Я восточная красавица, мне мехенди очень нравится!
— Это заметно хуже, «красавица — нравится» — затерто, как «любовь и кровь», — покритиковала я.
Поэтесса затихла, сосредоточенно сопя. Как сопровождение к зрелищу танцующего бегемота этот звук был идеален.
Я расслабленно улыбнулась.
Люблю все идеальное.
Перфекционизм — это неизлечимо.
— Помоги мне с рифмой, — ворчливо попросила поэтесса.
Меня не пришлось упрашивать:
— Бегемот — ужасный жмот.
— Бегемот сожрал комод! — огрызнулась подружка. — Это не то! У меня восточная тема!
— Так и бегемот не западный.
— В Нил бегемота! Помоги зарифмовать Шехерезаду!
Я покосилась на то, что с ходу идеально рифмовалось с Шехерезадой, и честно предупредила:
— Ты не хочешь это слышать.
— А пооригинальнее ничего не придумаешь? — Ирка легко догадалась о моих банальных ассоциациях. — С задом-то я и сама ее зарифмовала бы, но это некрасиво.
— Смотря какой зад, — тонко польстила я.
Морщинки на Иркином лбу частично разгладились.
И тут распорядитель объявил о выходе иллюзиониста.
Плотный столб слепящего света рухнул из-под купола, как дюжая сосуля с питерской крыши, и интригующе медленно растаял, явив публике одноименного фокусника.
Питер Бург, оказавшийся долговязым юношей в смокинге из серебряной парчи, приподнял над блестящим от геля теменем фетровую каскетку и изящно поклонился.
— Так, я не поняла! А где цилиндр? — заволновалась Ирка.
— Какой цилиндр? — не поняла я, почему-то подумав, что речь о каком-то механизме.
— Тот, из которого фокусник будет кролика доставать! — взволнованно объяснила подруга. — Только не говори мне, что кролика вовсе не будет, я жутко разочаруюсь!
Мальцы поддержали мамашу, скандируя:
— Клолик! Клолик!
— Крорик! Крорик!
— Обойдетесь и без клорика, тьфу, кролика, — строго прикрикнула я на горлопанов. — Посмотрите лучше, какая тетя красивая! Ой, а какая у дяди пила блестящая…
— О, он сейчас блестящей пилой красивую тетю распиливать будет! — обрадовалась Ирка, устраиваясь поудобнее.
— Как блевно? — уточнил Манюня, проявляя похвальный интерес к технологическому процессу.
— Да она и есть бревно бревном, запомни, сынок, у таких красивых куколок голова всегда цельнодеревянная, — явно с прицелом на будущее просветила мамаша потомка.
— Ирка, из тебя получится жуткая свекровь, — пробормотала я.
— На заре ты ее не пили! — замурлыкала эта страшная женщина на мотив старинного романса. — На заре она сладко так спит…
Иллюзионист тем временем засунул безропотную деву в изящный лакированный гробик и зажигательно располовинил его бензопилой — только искры полетели.
Публика восторженно взвыла.
Очевидно, в зале собралось немало потенциальных и действующих жутких свекровей, а также мужиков, которых регулярно пилили их дамы, за что они втайне жаждали симметрично отомстить.
Потом фокусник поймал клоуна, который успел всех утомить своими ужимками, и в четыре руки с ассистенткой, на состоянии здоровья которой распиливание никак не сказалось, затолкал рыжего в зеркальный куб. Распорядитель любезно принес охапку шпаг, и Питер Бург эффектно, с лязгом, загнал их в куб с бедным клоуном.
— Ничего нового! — перекрикивая апплодисменты, прокомментировала Ирка. — Все эти трюки стары как античный мир и лично меня совершенно не удивляют, а жаль!
Право, не стоило ей этого говорить.
«Бойтесь своих желаний, ибо они могут сбыться», — говаривали древние китайцы, намекая на ситуации вроде нашей.
— А теперь, дорогие друзья, я продемонстрирую вам чудо чтения мыслей, и поможет мне в этом кто-то из почтенной публики! — провозгласил Питер Бург и вновь снял каскетку.
Фокусник повертел свой головной убор в руках, показывая почтенной публике, что он пуст, и запустил руку в черные фетровые глубины, утонув в них неожиданно глубоко — по плечо. Пару раз дернулся, как будто сопротивляясь тому, что рывками тянуло его в бездонную шляпу, и наконец с победным «Вуаля!» извлек на свет извивающегося белого зверька.
— Это же не кролик! — недоверчиво щурясь, возмутилась моя подружка. — Это же… Ой!
— Это клы-ы-ы-ыса! — восторженно взвыл ребенок рядом со мной.
В отличие от самой Ирки ее детки грызунов не боялись. Бояться надо было их самих — неугомонных юных монстров.
— Спокойствие, только спокойствие, это всего лишь маленький зверек, который не будет контактировать со зрителями! — встревоженно глядя на бледнеющую подругу, зачастила я.
Ага, как же!
— Дабы никто не обвинил меня в предвзятости, участника следующего номера выберет Лариска! — объявил Питер Бург, гад такой, и разжал пальцы, выпуская свою крысу Ларису на волю.
И это подлое и мерзкое голохвостое существо, как будто почувствовав, кто ему тут будет особенно бурно не рад, зловеще пошевелив усами, устремилось прямо к Ирке!
Ну, что сказать?
Представители разных видов искусств во все времена активно разрабатывали тему встречи. Но ни «Прибытие поезда» братьев Люмьер, ни «Ходоки у Ленина» Владимира Серова, ни даже «Торжественная встреча фельдмаршала А. В. Суворова в Милане в апреле 1799 года» Адольфа Иосифовича Шарлеманя и рядом не стояли с перформансом Ирины Максимовой и бесфамильной крысы Ларисы!
— Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень! — ошеломленно прокомментировал мой внутренний голос.
Но и бессмертные пушкинские строки были бессильны передать экспрессию этой встречи.
Неотрывно глядя на приближающуюся крысу, Ирка вскочила и замерла столбом.
Лариска, напротив, ускорилась, разбежалась и прыгнула.
— Стоять! — заорала я.
Не крысе — Ирке.
Мне было ясно: если подружка отомрет и побежит, будет сеанс массового травматизма. Проход узкий, сплошь заставленный ногами, а в Ирке больше ста кило живого веса, и помчит она, как раненый слон, не разбирая дороги и не видя преград.
— Не двигайся! — рявкнула я, сцапав подружку за подол.
Но кто бы меня услышал! И кто бы послушался!
Крыса с разгону влипла в Иркин фасад и распласталась на нем, как меховая наклейка.
Ирка набрала полную грудь воздуха (то есть много) и исторгла из себя поразительно долгий и мощный визг.
Не знаю, как это сработало — то ли крысу снесло звуковой волной, то ли она сама отцепилась, чтобы зажать ушки лапками, — но Лариска сорвалась с крутого бюста, как с обрыва. Не упала, нет — детские руки подхватили зверька и заныкали за пазуху так ловко, что куда там опытному иллюзионисту.
— Не смей!
Я ловко вытянула трепыхающуюся крыску из-под футболки юного фокусника Манюни и отбросила ее подальше от нас на арену.
Нимало не сконфуженная Лариска благополучно приземлилась на все четыре лапки, развернулась и села на попу, глядя четко на Ирку и откровенно угрожающе шевеля усами.
Зрители дружно выдохнули и разразились нервным смехом.
— Уберите ее! — гневно потребовала Ирка от владельца животинки. — Как вас там? Саратов, Воронеж… А, Петербург!
— Не сердитесь, уважаемая, идите к нам! — солнечно улыбнулся необидчивый фокусник. — На арену, прошу, прошу! Все видели — моя помощница выбрала именно вас!
— В гробу я видала вашу помощницу! — грубо огрызнулась Ирка.
— Я уберу ее, если вы выйдете! — не смутился хитроумный шантажист Питер Бург.
Я огляделась: публика наблюдала за происходящим с живым интересом и искренним удовольствием.
— Ох, иди уже, а то сама тут как клоун, — со вздохом посоветовала я сердитой подружке.