Моя подруга — дама основательная во всех смыслах и отношениях. Пока она проводила ревизию в шкафах и ящиках, охватив вниманием даже холодильник, я успела немного подремать и проснулась от того же возгласа — аналога архимедовой «эврики»:
— Нашла!
— Что-о-о ты нашла?
Я зевнула.
— Вот это!
Я прищурилась.
Очередная находка вновь была небольшой — без очков не разглядеть.
— А что это?
— Это то, чего тут раньше не было! Совершенно точно не было, я только вчера мыла плинтус самым тщательным образом!
— А плинтус причем? — Я еще не совсем проснулась.
— Притом, что это я сняла с гвоздика!
— Какого гвоздика?
— Которым плинтус прибит!
— Это вата, что ли?
— Какая вата? Это шерсть!
Я присмотрелась: действительно, шерсть. Плотный такой серый клок. Тем не менее по инерции я спросила еще:
— Какая шерсть?
— Сейчас узнаем, какая…
Подружка протянула руку, включая газ, и поднесла серый клок к голубому огню.
Я поморщилась, ощутив характерный запах.
— Натуральная! — возвестила Ирка.
И покосилась на меня с опасливым подозрением:
— Хм, а ведь твоя бредовая версия про гигантскую серую мышь приобретает убедительность…
— Брось, это же козья шерсть, а не мышиная, — отмахнулась я. — И что-то она мне, знаешь ли, напоминает… Напоминала. Зря ты ее сожгла, я теперь и не вспомню…
— Нет уж, ты вспомни, пожалуйста! — потребовала подружка. — С учетом того, что ничего иного инородного я не нашла, эта шерсть — единственный ключик к разгадке тайны!
Словно давая понять, что она не даст мне уйти, пока я не выужу из глубин склероза нужное воспоминание, подружка развернулась и успешно перегородила собой узкий коридор.
Демонстрация получилась внушительная: бицепсы у Ирки такие, что плечи не выглядят особо женственно даже в росписи изящных узоров мехенди.
— Гюльчатай, закрой личико, — пробормотала я, оценив выражение решимости, пугающе затвердевшее на физиономии подруги, как не снятая своевременно масочка из целебной грязи.
И, чтобы не травмировать свою нежную психику этим зрелищем, отвела взгляд.
Незаинтересованно соскользнув по крутому расписному плечику, взгляд сам собой уперся в зеркальную дверцу платяного шкафа, к которой Ирка привалилась в позе, промежуточной между расслабленной и угрожающей. И неожиданно сфокусировался:
— Ой! Это что такое?
— Где? — Подружка покосилась на шкаф, ничего «такого» не разглядела и заворочалась.
— Стой!
Я выбросила вперед руку жестом, который Гарри Поттер сопроводил бы заклинанием оцепенения:
— Не двигайся!
— Это почему же?
Ирка послушно замерла, но беспокойно нахмурилась при виде явно ненормальной поспешности, с которой вся такая хворая я покинула спальное место:
— Ты куда? Тебе чего?
— Мобильник где? — Я судорожно озиралась.
— Чей? Твой или мой?
— Да хоть царицы Савской!
Не знаю, почему я вспомнила эту самую царицу. Наверное, восточные узоры мехенди навеяли.
— Бредишь, — постановила Ирка и рыпнулась было отлепиться от шкафа, чтобы оказать мне посильную медицинскую помощь (ну, там, в смирительную рубашечку переодеть, спиртовый компрессик в кляп скрутить).
Но я рявкнула «Стой, стрелять буду!» — и таки выстрелила в дорогую подругу серией звонких щелчков, сопровождающих в моем мобильнике работу фотокамеры.
— Эй! Ты не в том ракурсе снимаешь, так я получусь на фото жутко толстой и с четырьмя подбородками! — пуще прежнего заволновалась невинная жертва папарацци.
— В том, в том!
Я посмотрела, что у меня получилось, и разрешила:
— Все, можешь отваливаться.
— Ты гонишь меня из моего собственного дома?! — Подружка засопела, опасно приближаясь к точке закипания.
— Да нет же, от шкафа можешь отваливаться! — объяснила я. — Я уже сняла что хотела.
— И что же это?
Ирка отлепила свое расписное плечико от зеркала и целеустремленной поступью голодного бронтозавра — с пугающим топотом и вытянутой шеей — пошла на меня.
Не дожидаясь, пока меня, многократно ущербную, помнут и затопчут, я повернула мобильник к себе задом, к красной от возбуждения даме передом и позволила ей взглянуть на дисплей с запечатленным на фото крупным планом расписного плеча и его же отражения.
— Калейдоскоп какой-то, — прокомментировала подружка увиденное.
— Ага, похоже, — согласилась я. — А теперь к узорчику приглядись повнимательнее.
— Да я его же не первый день рассматриваю, налюбовалась уже, — начала было Ирка, но замолчала.
Я подергала бровями, побуждая ее продолжать.
— Мне это кажется — или тут цифирки?
Подружка всем телом (в авангарде шел указательный палец) потянулась к дисплею.
Я предупредительно увеличила фрагмент изображения.
— Один, четыре, ноль, семь… Это же…
— Четырнадцатое июля — это день взятия Бастилии, — припомнила я.
— Да?
— Да.
— Нет! — Ирка помотала головой, разметав по плечам буйные кудри. — То есть я ничего не знаю насчет Бастилии, но четырнадцать ноль семь — это пин-код моей банковской карты!
Я пожалела, что лишена таланта скульптора — с подружки в этот момент можно было ваять аллегорическую фигуру Искреннее Недоумение, но все же подтолкнула застопорившийся мыслительный процесс:
— Какой банковской карты? Той самой, которую украли?
— Вот черт, — беспомощно моргнув, после выразительной паузы сказала подружка.
— С которой все деньги сняли? — поднажала я.
— Вот же скотство, а? — как-то даже не злобно вздохнула Ирка. — Нет, ну, что за люди?
Она сокрушенно хлопнула себя по бедрам, потопталась на месте, разворачиваясь, и бросила мне через плечо:
— Ну, что, пойдем им головы отрывать?
Я непроизвольно потерла собственную — не оторванную, но чуток прибитую — голову, однако спорить не стала:
— Пойдем.
Кто я такая, чтобы становиться на пути некрасовско-рубенсовской фурии, жаждущей справедливой мести?
Да мне и самой было интересно принять участие в разборках с отрыванием голов, если, конечно, речь о головах посторонних, ничуть не дорогих мне авантюристов.
Но до начала крестового похода надо было решить еще один немаловажный вопрос:
— А дети с кем останутся?
— С Дартом Вейдером! — уверенно ответила подружка и скрылась в гиперпространстве за дверью.
— Неплохой выбор, конечно, — пробормотала я озадаченно. — Вот только согласится ли он?
На месте Дарта Вейдера посиделкам с Иркиными детками я определенно предпочла бы энергичное махалово на световых мечах.
До сих пор в честном бою джедаям никак не удавалось одолеть главного негодяя «Звездных войн», тогда как, заманив Дарта Вейдера на роль няни близнецов Максимовых, добро вполне может победить зло окончательно и бесповоротно!
Искренне сочувствуя товарищу Вейдеру, я облачилась к выходу и вышла встречать Ирку к лифту.
А подружка действительно явилась не одна, а в сопровождении типа в черном трико, плаще и пластмассовом шлеме, незабываемый дизайн которого изящно совместил черты противогаза, рыцарского забрала и красноармейской буденовки.
— Да пребудет с вами сила, уважаемый, — вежливо сказала я, посторонившись, чтобы пропустить грозно сопящего Дарта в коридор. И, придержав за полу подружку, конспиративно поинтересовалась: — Ты где его взяла?!
— В детском клубе, где же еще!
Ирка отцепила мои ручонки от своей юбчонки и уплыла в кильватере злодея, горделивого и величавого в своем траурном парусящем плаще, как пиратская бригантина.
Я вспомнила, что на первом этаже нашего дома есть такое заведение с воспитателями и аниматорами, куда измученные нелимитированным общением с потомками папы и мамы из числа отдыхающих сдают на временное хранение своих отпрысков, и оценила:
— Отлично придумано!
— А то! У меня тоже с фантазией неплохо, хоть я пока романов не пишу, — похвалилась подружка, выныривая из квартиры и плотно прикрывая за собой наружную дверь. — Все, побежали, у нас не так много времени, Дартик супротив моих юных падаванов больше часа вряд ли продержится, хлипковат он, мне кажется…
— Против твоих-то кто же не хлипковат? — пробормотала я. — Разве что танк Т-34…
Ирка польщенно хихикнула (приятно же, что сыновья богатырями силы и духа растут), и мы пошли в цирк.
И только подойдя к кассе, сообразили, что вышли в крестовый поход совсем без денег. Ирка — потому, что у нее украли кошелек, а я — подсознательно пребывая в уверенности, будто заявленное как цель операции откручивание голов будет производиться нами самолично и голыми руками, без затрат на наемников, оружие и снаряжение.
— Ну? И как же мы попадем во вражескую крепость? — ехидно вопросила подружка, когда я вывернула карманы шортиков и виновато опустила голову. — Как бедные греки — по методу Троянского коня?
— Те греки были не бедные, а древние. А в этой крепости нет коней, там бегемот и собачки, — машинально возразила я. — О! А ведь это мысль! — Я взбодрилась, огляделась и возвестила: — Пойдем-ка мы с тобой на помойку!
— Чего сразу на помойку, к чему такое избыточное самоедство? — заволновалась подружка, следуя за мной откровенно неохотно. — Ну, просчитались немного, так надо дать себе второй шанс!
Я остановилась:
— Ты же не думаешь, что мы идем хоронить себя в мусорной куче?
— Э-э-э…
Похоже, она так и думала.
— Нет! — Я решительно развеяла это возмутительное заблуждение. — Мы идем путем вечной классики!
Я наконец увидела вожделенные мусорные баки и устремилась к ним.
— А путь вечной классики ведет на помойку?! — недоверчиво пробормотала Ирка.
Кажется, подруга-поэтесса наконец задумалась о своих творческих перспективах.
— ЧЕРЕЗ помойку он ведет! Как через тернии — к звездам! — объяснила я и изящным пируэтом скользнула за мусорный бак.
Там, на бетонированном пятачке, пирамидой высились разнообразные картонные коробки.
Я довольно быстро нашла то, что нужно, — пару чистеньких коробок из-под пакетиков с собачьим кормом. Ошибиться было невозможно — на каждой коробке красовалось знакомое по назойливой телевизионной рекламе изображение улыбчивого бобика.