Проблема в том, что на ближайший к нам перекресток эта полезная машина прибывает в 6:30 и убывает оттуда спустя пять минут. Кто не успел — тот опоздал и продолжает хранить и, как следствие, обонять накопленный за сутки мусор в своем жилище.
Мы с Иркой договорились, что объединяем наши отходы в одном объемистом ведре, храним его у Максимовых в ванной комнате — там темно и прохладно — и выносим по очереди.
Сегодня утренняя романтическая прогулка на свиданье с мусоровозом предстояла мне.
Вздохнув, я натянула длинную майку, на сонный взгляд с прижмуром вполне способную сойти за короткое трикотажное платье, сунула ноги в шлепанцы, вышла в коридор и приняла у подружки мусорное ведро.
Вчерашние дынные корки в верхнем слое его содержимого пахли мощно, но не аппетитно.
— Фу! — сказала я.
И, брезгливо отвернув физиономию в сторону, сомнамбулой побрела вниз по лестнице.
— Под ноги смотри, лунатичка, навернешься же со ступенек, — предостерегла меня заботливая подруга. — Собирай потом дынные корки и твои кости по всей лестнице с шестого этажа по первый!
— Не каркай, — попросила я тихо и глухо, потому что старалась дышать неглубоко и редко.
Хозяйственным магазинам имело бы смысл продавать мусорные ведра в комплекте с противогазами…
Зато загодя выполненный поворот головы вправо — в сторону от ведра — позволил мне с ходу прострелить нужную улицу пытливым взором.
Явление мусорки народу еще не состоялось, перекресток был пуст.
Я поставила ароматическое ведро на пол, зевнула, потянулась, оперлась на перила невысокого крыльца и от нечего делать лениво просканировала действительность, данную мне в разнообразных ощущениях, за исключением разве что слуховых: в шесть с копейками утра в эпицентре курорта было тихо, как в оке урагана.
Зловещая тишина воцарилась не зря.
Сначала я заметила бурую лужицу чуть левее крыльца и покраснела ей в тон, сообразив, что это компрометирующее пятно оставила наша с подружкой разбившаяся бутылка. Россыпь мелких темных пятнышек, окружающая центральную лужицу как звезды — более крупное небесное тело, тянулась влево а-ля Млечный Путь.
— Не, это не Млечный — это Винный Путь, — услужливо подсказал подходящее название данного художественного безобразия мой внутренний голос. — Так сказать, Vino Way!
Я прошлась по скоплению капель пристыженным взглядом и совершенно неожиданно для себя обнаружила на дальней оконечности не особо протяженного Винного Пути реальное тело — ничуть не небесное!
Оно лежало, распластавшись на асфальте, как морская звезда, вниз лицом, из-под которого к винной луже протянулся более темный ручеек.
— Опачки, — тихо и опасливо вякнул мой обычно интеллигентный внутренний голос, мгновенно меняя стиль речи в соответствии с ситуацией. — Шухер, делаем ноги!
— А пульс пощупать? — послушно отступая, пробормотала я неуверенно. — Вдруг он еще жив?
— Кто жив, кто мертв? — бодрым голосом откликнулась дама, в чей упругий фасад я влепилась своим поджарым тылом.
— Да вот. — Я посторонилась, открывая новому зрителю вид на распластанное тело.
— О-о-о, нет, о пульсе речи быть не может, это полный натюрморт! — присвистнула гражданка, как сестра-близнец похожая на Фрёкен Бок из мультфильма про Карлсона.
И еще немного на гигантского цыпленка — спасибо гребню залакированного начеса на макушке и желтому махровому халату.
Фрёкен Бок поставила на ступеньку принесенное с собой мусорное ведро, проворно охлопала карманы своего банного халата, извлекла на свет мобильник и, быстро найдя в памяти аппарата нужный номер, на удивление жизнерадостно возвестила в трубочку:
— Соня, подъем! Представь, у нас во дворе в луже крови лежит неопознанный субъект, по виду — мертвый, как полено, по-моему, не из наших, но ты лучше выйди и посмотри сама!
— А кто у нас Соня? — осторожно поинтересовалась я.
Раз уж нельзя так же просто выяснить, кто у нас мертвый, как полено, субъект…
— Управдома своего не знаете, девушка? — укорила меня Фрёкен Бок, которой больше подошло бы зваться Фрёкен Фас или Фрёкен Тыл — рельеф у нее был уж очень выразительный.
— Ах, эта Соня!
«Эту Соню» я знала как Софью Викторовну и старательно обходила за семь верст.
Управдом, конечно, существо социально полезное, но в личном общении удивительно неприятное: то вымогает деньги на ремонт какой-нибудь ненужности, то в неурочный час рвется в санузел на свидание со счетчиком-водомером, то без разбору костерит всех подряд за нарушения санитарии, гигиены, морали и нравственности.
Тяжелый характер у нашего управдома Софьи Викторовны.
Тяжелее, чем характер, у Софьи Викторовны только кулаки — каждый со среднюю дыньку.
Ой, наша дыня!
Я вспомнила, зачем вообще вылезла на улицу ни свет ни заря, искательно поглядела на перекресток — и вовремя: мусорный катафалк как раз прибыл на временную стоянку.
Пользуясь случаем, я подхватила свое пахучее ведерко и ретировалась по-английски.
Когда я вернулась, внеся свой посильный вклад в борьбу за экологическую чистоту окружающей действительности, рельефных фрёкен у подъезда было уже две.
Второй была та самая Софья Викторовна — пожилая валькирия с головой, бронированной стальными бигудями. Она пришла морально и материально подготовленной — нервы в кулаке, простынка на плече, палец на нужной кнопке мобильника.
Тряпочкой дамы сноровисто накрыли тело на асфальте, после чего сели на лавочку дожидаться полицию. Запасливая Софья Викторовна извлекла из кармана халата пакет семечек.
У меня не было никакого желания составлять им компанию. Я семечки не люблю.
Покосившись на укрытое простынкой тело (из-под тряпочки виднелись только ноги), я проскользнула в подъезд.
Сопя, я совершила альпинистское восхождение на шестой этаж и таинственно поскреблась в дверь Максимовых, но не была услышана, и отправилась к себе досыпать.
А что еще было делать?
Разбудил меня дверной звонок.
— Чтоб тебя разорвало, — пробормотала я.
А звонок таки да, конкретно разрывался.
— Кто там?! — не дождавшись тишины, рявкнула я голосом крайне негостеприимной Бабы-яги.
Такой, знаете, объевшейся плохо прожаренных Иванушек и мучимой несварением.
Два голоса ответили мне решительно, но не в лад:
— Полиция.
— Управдом.
Секунду подумав, я решила, что это не та компания, которую можно проигнорировать.
Я встала, одернула перекрутившуюся майку-платье, пригладила ладонями растрепанные волосы и пошлепала к двери.
— Вот! — наставив на меня толстый палец пистолетом, сказала Софья Викторовна. — Это она нашла труп.
Мне это заявление не понравилось. Было в нем что-то от обвинения, а я не люблю, когда мне приписывают чужие грехи.
Своих хватает.
— Находят грибы и клады, — огрызнулась я. — То есть находка — это результат сознательной деятельности, направленной на поиск. А я ваш труп просто раньше других увидела.
— Почему это он мой?! — возмутилась управдомша.
— Каких других? Других трупов? — заинтересовался служивый и пытливо заглянул в комнату поверх моего плеча, очевидно, предполагая увидеть предмет беседы — другие трупы, складированные в глубине квартиры аккуратным штабелем.
— Типун вам на язык! — дружно сказали мы с управдомшей.
И посмотрели на служивого укоризненно.
— Ладно, заходите, не будем про трупы в коридоре разговаривать, рядом дети спят. — Я вздохнула и неохотно посторонилась, пропуская незваных гостей в квартиру.
Они устроились за столиком у окна, а я встала у холодильника, подпирая его спиной с таким видом, что о завтраке и даже о приветственном напитке никто не заикнулся.
— Итак, какие ко мне вопросы?
— Расскажите, как вы обнаружили тело, — попросил служивый.
— Обыкновенно. — Я пожала плечами.
— Для вас это обыкновенное дело?
Вредный какой…
Я хмыкнула и ответила уклончиво:
— Знаете, я все-таки детективы пишу… Так вот, по существу дела: примерно в половине седьмого утра я вышла из дома, чтобы выбросить мусор. Увидела левее крыльца распластанное на асфальте тело, шокировалась, попятилась и столкнулась с приятельницей нашего уважаемого управдома. Она тут же позвонила Софье Викторовне, и та вышла во двор с простынкой. Я сходила на перекресток, выбросила мусор, вернулась, увидела, что тело уже накрыто, а Софья Викторовна с подругой сидят неподалеку на лавочке, и вернулась домой. Вот, собственно, все, что я могу вам сообщить.
— Вам известна личность погибшего?
— Нет, — сказала я честно. — И не удержалась от вопроса: — А вам?
Служивый поджал губы.
— Может быть, вы его раньше встречали?
— Без понятия. — Я пожала плечами. — Я же не знаю, кто это! Я даже лица его не видела, он им в асфальт уткнулся, а я к телу близко не подходила в отличие от Софьи Викторовны, кстати говоря, так что вы лучше ее расспросите.
— Нет, лучше это я спрошу! — ожила управдомша. — Не вы ли в последнее время все с веревками баловались, тягали вверх-вниз из окна и в окно чего-то или кого-то?
— Провиант от Артура Хачатуровича мы тягали, — кивнула я, ибо глупо было бы запираться и отрицать то, что происходило у всех на виду. — Шашлык и вино поднимали, но никак не мужиков!
Тут до меня дошло, что это может означать:
— А, так, значит, этот мужик, который уже мертвое тело, стал таковым потому, что упал с высоты?
Служивый посмотрел на управдомшу и строго кашлянул.
— Да ладно вам, коллега, не тушуйтесь, все понятно: если он разбился насмерть, то падение из окна — это первое, что приходит в голову! — успокоила писательница-детективщица товарища следователя.
— А второе что приходит? — невольно заинтересовался «коллега».
— Мне? — уточнила я, ибо это было важно. — Мне-то много чего в голову приходит. Загибайте пальцы: окно — это раз, дерево — это два…
— Какое дерево?
— Как — какое дерево? — Я даже удивилась такой невнимательности. — Ну, вы даете! Вон, напротив окна, здоровенное дерево, это же не клен ты мой опавший, это самый настоящий орех пекан — вкуснятина и деликатес, на рынке приличных денег стоит!