– Валяйте.
– Расскажите о самом большом разочаровании в вашей жизни.
– Разочаровании… М-м-м…
«А в самом деле, что это было?.. Премьера моей «Бани»?.. Настороженно молчащий зал?.. Или, может, когда я узнал, что меня не берут в Дрезден, а она едет?.. Почему-то сразу вспоминаются разочарования давно минувших дней… Хотя видит бог, потом их было больше… Может, развод?.. Да нет, развод для меня был радостью…»
– Итак? – поторопила его редакторша. «Совсем я не обязан выворачивать перед ней душу наизнанку», – подумал он и сказал:
– Поражение России от португальцев.
– Как вы отреагировали на это разочарование?
– Десять минут, не переставая, ругался по-матерному. И швырнул в стену бутылку с пивом.
Что вы говорите? – вежливо удивилась редакхрисса. Чувствовалось, что она старательно стенографирует его ответы.
– Да. Но бутылка была пластиковой и не разбилась.
Он старался быть легким и веселым, словно в молодости.
Редакторша вежливо посмеялась.
– Кем вы хотели стать в детстве?
– Тем же, кем стал. Проектировщиком электрических сетей и парковщиком на автостоянке. Мечта сбылась.
Он скрывался под наигранной бодростью – а редакторша все спрашивала и спрашивала его.
«Интересно, – мелькнуло у Валерки, – а она, Лиля, ознакомится с результатами моего тестирования?.. Да нет, наверно… Зачем я ей нужен… Но ведь для чего-то, – мелькнуло у него, – она устроила для меня этот звонок и тестирование… Неужели там у них претендентов на миллион не хватает?..»
Когда разговор с телефонной Настей подошел к концу, Валерка почувствовал, что рубашка у него прилипла к спине. «То ли еще будет на передаче, – мелькнуло у него, – если я, конечно, до нее вообще доберусь…»
На прощание редактор сказала:
– Вы, Валерий, во второй тур, безусловно, проходите. Однозначно. Могу сказать вам об этом прямо сейчас.
– Приятно слышать, – пробормотал он.
Значит, съемки у нас с пятнадцатого по двадцать первое. Посмотрим, на какое число вы попадете. Я вам позвоню скажу, когда и куда конкретно подъезжать. Но, строго между нами: мне бы очень хотелось, чтобы вы вышли на площадку играть. И Лилии Станиславовне, как я понимаю, тоже. Ждите звонка.
И Настя отрубилась.
«Все у нас в стране делается по блату, – подумал Валерка. – И даже в какую-то дурацкую телевизионную игру отбирают по знакомству».
После интеллектуального и эмоционального напряжения, которое накатило на него при разговоре с теле-Настей, немедленно захотелось выпить. Но пить было нельзя, невозможно.
Оставалось вскипятить себе чернющего чая и выхлебать стакан.
«А, может, – вдруг непроизвольно подумал Валерка, – это начало нового витка? Только теперь – ведущего вверх?»
И сразу же оборвал себя: «Тебе – сорок с гаком! Уже усы седеют, а ты все о суетном: виток вверх, начало подъема… О Боге пора задуматься…»
И Валерка постарался выбросить из головы и предстоящую съемку, и редакторшу, и, самое главное, Лилю, которая, наверно, стояла за всеми происшедшими событиями.
1979 год: Дворец культуры энергетиков
Весной семьдесят девятого года не было, казалось, в столице счастливей человека, чем Валерка. Во-первых, потому, конечно, что у него начался роман с Лилей. Он развивался даже стремительней, чем он надеялся.
На следующее свидание он пригласил ее в ресторан «Узбекистан». Содержимое найденного кошелька позволяло ему чувствовать себя пусть не Крезом (особенно после того как лишился портмоне), но – Ротшильдом.
В «Узбекистане» их с Лилей за мзду в три рубля посадили в отдельном кабинетике. Закуски и горячее оказались выше всяких похвал, пятизвездочный «Арарат» горячил кровь. Они танцевали в общем зале. Ансамбль пел из репертуара Аллы Пугачевой: «Ты так захочешь теплоты, не полюбившейся когда-то…» Общий зал оказался полон златозубых баев в тюбетейках – видимо, передовиков-хлопкоробов. Они чуть не слюнки пускали, глядючи на Лилю. А она назло наблюдателям при приглушенном свете целовалась с Валеркой.
Домой он отвез ее на такси.
Она, несмотря на все Валеркины домогания, не пустила его к себе в коммуналку. Дело ограничилось исступленными поцелуями в старом подъезде, у широченного подоконника. Девушка, оказывается, не носила бюстгальтера, и Валерка довел сам себя до полуобморочного состояния, когда ласкал под водолазкой ее прохладную, упругую грудь.
Когда после последнего поцелуя за Лилей захлопнулась дверь ее коммуналки, Валерка, чтобы привести себя в чувство, бегом бежал от Армянского переулка по Чернышевского до Садового кольца. Затем погрузился на сорок пятый троллейбус, пересел У МИСИ на родной двадцать четвертый – и явился в общагу в час, переполненный любовью и томлением. Двери в корпус оказались уже закрыты, и пришлось лезть в родную сто девятую комнату через окно.
Володька ни о чем его не расспрашивал. Он видел: у Валерки все по-настоящему. А мужчины треплются только о тех женщинах, с которыми у них нет ничего серьезного. Чем важнее для них отношения, тем меньше разговоров – с кем бы то ни было, а особенно с друзьями. Существует обратно пропорциональная зависимость: чем больше мужик болтает в кругу себе подобных о представительнице прекрасного пола, тем менее важное место в его жизни она занимает. И – наоборот: полное молчание означает высшую степень любви.
Валерка о Лиле никому не рассказывал ничего.
В ту весну вторым (а может, даже и первым) по значимости событием для Валерия была приближающаяся премьера. Премьера!..
Валерка слишком много вложил в постановку сил и эмоций, чтобы понимать: хорошо у них получается или плохо. Порой ему казалось, выходит полное дерьмо, их освищут. А иной раз казалось – блеск! Пожалуй, им устроят овацию. Может быть, их ждут гастроли по всему Советскому Союзу, вероятно, на показы агитбригады будут приходить Любимов, Эфрос, Спесивцев, Захаров, не исключено, что кто-нибудь из них, в конце концов, пригласит Валерку в свой театр.
Но при чем здесь, спрашивается, электротехнический институт – и премьера?..
В то время в жизни многих молодых людей огромное место занимала художественная самодеятельность. Явная государственная нехватка качественных развлечений заставляла студиозов веселить себя самостоятельно. Самодеятельность всемерно поддерживалась и поощрялась партийными, комсомольскими и профсоюзными органами. При каждом, даже самом захудалом вузе имелся Дворец культуры. При нем существовала парочка ВИА, то есть вокально-инструментальных ансамблей (советский эвфемизм рок-групп). При ДК действовали студии народного, бального, а кое-где даже и современного танца. Имелся народный хор, студенческий театр, фотостудия, а порой даже любительская киностудия или литературное объединение.
На богатом фоне ветвистой советской самодеятельности электротехнический институт выделялся особо. Недаром зубоскалы (в основном завистники из вузов-конкурентов) расшифровывали аббревиатуру МЭТИ как «московский эстрадно-танцевальный институт». Как следствие – в будущие десятилетия, в горячую пору перестройки и первичного накопления капитала, электротехнический не слишком прославился выдающимися учеными, бизнесменами или организаторами производства. Зато из его стен вышло множество узнаваемых народом музыкантов, телевизионщиков, кавээнщиков, продюсеров.
Немудрено. Едва вчерашний абитуриент, ошеломленный поступлением в МЭТИ, проходил медосмотр и получал в библиотеке учебники, – его заставляли отбыть еще одну повинность: пройти прослушивание в народный хор. Каждого первокурсника заставляли спеть, и всех, обладавших мало-мальским слухом и голосом, записывали в ряды хора.
Включили туда в свое время и Валерку. Вскорости он, правда, начал манкировать репетициями, а потом и вовсе с ними покончил. Охота была распевать толпой «Вечерний звон» и «Марш коммунистических бригад». Но голос его оказался так хорош, что к нему из ДК даже гонцы в общагу приходили – вытаскивать на репетисьон. Но Валерка то притворялся невменяемо пьяным, то сбегал из комнаты через окно, то изображал жесточайшую простуду: сипел и изъяснялся жестами. Наконец хор оставил его в покое.
Однако советская самодеятельность тем была сильна, что каждому в ней находилось место согласно его таланту.
Не успели первокурсники освоиться в общаге, как их потащили в третье воскресенье сентября в институтский дом отдыха на праздник посвящения в студенты. Там, наряду с ветхозаветными (но уморительными) конкурсами – вроде, кто быстрее достанет ртом, со связанными за спиной руками, конфетку из тарелки с мукой, – происходили состязания по художественной самодеятельности. Как-то само собой случилось, что в одной группе выступление стал готовить Валерка. Он вспомнил два-три уморительных номера (о которых ему еще отец рассказывал) с героями-масками Профессор – Студент:
Профессор: «Чем измеряется напряжение?»
Студент: «Ээ, мм-м… Напряжометром!»
Или:
– Какработает трансформатор?
– У-у-у-у-у…
Потом он самолично прочитал веселый стих Маяковского «Рассказ литейщика Ивана Козырева о его вселении в новую квартиру». И в финале-апофеозе устроил общегрупповой хор с исполнением живых картин. Выступление прошло под непрерывные овации публики, разместившейся на деревянных скамеечках под открытым небом…
Словом, Валеркина группа заняла в смотре первое место. Ей вручили в качестве приза три кремовых торта, а сам Валера немедленно получил приглашение выступать в факультетской агитбригаде.
Сценическое творчество пришлось юноше по сердцу – Со скетчами, вызывающими неизменный восторг у почтеннейшей публики, агитбригада веселила студиозов на факультетских вечерах, институтских конкурсах, субботниках и на картошке.
К агитбригаде был придан ВИА с вызывающим названием «Больше, чем ничего», или даже «More Than Nothing». Основным достоинством ансамбля считалось умение исполнять один в один закордонные хиты: «Хотел в Калифорнию» («Hotel California»), «Водки найду» (то есть, конечно же, «What Can I Do») и «Кинь бабе лом» («Can't Buy Me Love»).