Грандбомж тем временем, словно не слыша ничего вокруг, продолжал неприкаянно метаться по саду туда-сюда, останавливаясь на середине аллеи, потом резко меняя направление, будто следуя какой-то своей внутренней логике.
— Кузен, но ты ведь пришел мне жаловаться по другому поводу? — проницательно замечает Лакомка, выпрямляясь и поправляя складки платья на бедрах. — Опять что-то хочешь от моего мелиндо?
Бер вздохнул, не скрывая раздражения:
— Ну серьёзно, сколько синекрылых Даня уже уложил? Уверен — многих. Он мог бы хоть часть поглощенных приёмов мне передать. Я бы их в дело пустил, а не сидел тут в стороне, как какой-то мальчишка на скамейке.
Лакомка прищурилась и, чуть наклонив голову, ответила холодно:
— Бер, ты сейчас рассуждаешь, как ребёнок. Думаешь, у мелиндо нет других забот, кроме как бегать за тобой и обучать тебя приёмам? Он занят куда более важными делами.
Бер уже собирался возразить, но она, прервав его, добавила:
— Ничего, я уже позвонила твоей настоящей няне.
— Кузина, да как ты могла меня предать! — вспыхнул Бер, шагнув к ней ближе, пытаясь застыдить взглядом.
Лакомка сухо кивнула куда-то за его спину. Бер, насторожившись, медленно обернулся и увидел слугу, стоявшего прямо позади него. Слуга держал поднос, вытянув руки вперёд, а на подносе лежал связь-артефакт, явно предназначенный именно для него.
Бер недовольно выдохнул, но артефакт всё же взял. Почти сразу изнутри донёсся голос Зелы, отчётливый и раздражённый:
— Бер, немедленно потрудись объяснить, по какой причине ты бросил охрану Шпиля Теней и явился к Его Величеству без приказа, — начала она, явно готовая разнести его в пух и прах.
— Зелочка… — протянул Бер, стараясь придать голосу максимум обаяния, растягивая слова так, словно надеялся разжалобить собеседницу одним тоном.
— Бер, — перебила она, и в её голосе прозвучала обманчивая мягкость, — дорогой, отойди в сторону. И будь добр, приготовься, потому что я скажу тебе пару очень, очень ласковых слов.
Бер вздрогнул, пойманный с поличным, и, сжав плечи, медленно поплёлся за угол, готовясь к неизбежному выяснению семейных отношений
Нашу карету вынуждают остановиться на парковке, расположенной на приличном отдалении от господского дома. И, как будто для того, чтобы подчеркнуть своё «особое» отношение ко мне, лорд Гибибибель велел выстроить для встречи целую большую процессию, явно стараясь произвести впечатление.
— Глянь-ка, как меня уважает лорд Небесного Дома, Великогорыч, — весело бросаю я, кивнув на ряды вооружённых встречающих за окном.
— Ага, конунг, — откликается Булграмм, уже привычным движением поглаживая обух своего топора. — Видно, местная элита пожаловала, да ещё и с добротной сталью. А кирасы на них какие — золочёные! Уважает тебя этот местный лорденыш, встречает прямо как конунга!
— Ну, если ещё и на колени упадут… — я резко окутываю кольцо стражи мощной пси-волной, сжигая ментальные щиты, и в следующую секунду пара десятков Воинов-физиков синхронно грохочут доспехами, оседая на колени, как по команде. — То я, пожалуй, даже засмущаюсь.
— Упали, — констатирует Булграмм, чуть приподняв бровь. — Конунг, ты уже смущен?
— Как институтка, — подтверждаю я и, толкнув дверь, выхожу наружу.
— Ого, это всё мне? — я оглядываю дрожащих синекрылых, которые судорожно сжимают в руках обнажённые мечи. — Не стоило, браво. Ведь я всего лишь по делам заскочил к вашему лорду… Ну да ладно, кидайте в задний багажник.
Синекрылые поспешно вскакивают и начинают бросать добротные клинки в багажник кареты. Великогорыч присвистывает, наблюдая за этой картиной:
— Неужели эти клинки нам в подарок?
— Как видишь, — пожимаю плечами. — Вообще, клинки обнажаются только по двум причинам: либо хотят ими воспользоваться, либо показать какой классный подарок.
— И правда, конунг, — кивает Булграмм. — Не напасть же в самом деле они вздумали.
— Кирасы, кстати, тоже заберём, раз они тебе понравились.
В следующий момент гвардейцы уже торопливо стягивают друг с друга доспехи, оставаясь в одном белье.
— Ладно, Великогорыч, пошли.
И мы, в окружении процессии голых синекрылых гвардейцев, неспешно топаем по мощёной тропинке в сторону дома.
Похоже, Гибибибель сделал выводы из произошедшего… а может, просто от страха так себя повёл. Потому что теперь встречающая нас процессия почти полностью состояла из воздушников-Воинов и нескольких Мастеров, причём одетых в стихийные доспехи. Но к нам они так и не приблизились: их товарищи в панталонах встали впереди и, заслоняя нас, недвусмысленно показали, что никакого удара не будет. Настроенные на бой Мастеры начинают заметно нервничать, переглядываются.
— Держите его! Чего стоим⁈ — рявкает капитан, взмахивая синими крыльями.
— А что делать с нашими соратниками? — кивает один из них на голых товарищей, стоящих впереди.
— Оттолкните! Да и убейте, если будут мешать, — поторопился с приказом капитан, но тут же нарвался на возмущённый гул своих же.
— Как убить⁈ Это что, если мы тоже попадём под гипноз, ты нас прикончишь⁈
— Что за хрень, капитан⁈
— Да нет, парни, нет, — начинает оправдываться капитан, но гвардейцы продолжают гомонить, и тогда капитан гаркает: — Заткнитесь нахрен!
Те заткнулись, но теперь уже было ясно, что приказ они точно выполнять не собираются. Капитан, тяжело вздохнув, бросает на меня сердитый взгляд:
— Король Данила, именем моего лорда заклинаю вас — сдайте пленников, и мы проведём с вами переговоры.
— Пленников? — хмыкаю я. — Я разве их держу?
— Мы оба знаем, что держите, — жёстко отвечает он. — Сдайте пленников и верните амуницию.
Я устало перевожу взгляд на Булграмма.
— Хочешь тоже голышом побегать⁈ — басит Великогорыч, глядя прямо на капитана. — Или ты думаешь, твой тонкий, как картон, воздушный доспех спасёт тебя от гнева конунга?
— Я… — начинает было тот, но Великогорыч тут же перекрывает его голос.
— Прекращай дерзить, пташка! — бас Великогорыча полностью глушит тонкий капитанский тенор. — Слушай условия моего конунга, иначе я снесу тебе голову!
Капитан мгновенно затыкается под ревом воеводы, а я, воспользовавшись паузой, продолжаю:
— Капитан, спасибо, что всё-таки изволите меня выслушать. У вас с вашим лордом есть ровно два варианта. Либо вы ввязываетесь в противостояние со мной, и тогда все ваши люди либо полягут на этой поляне, либо уйдут со мной, покинув службу. Второй вари…
— У вас не хватит мощи, — качает головой капитан, но не успевает развить мысль, как один из его подручных резко указывает рукой в сторону:
— Капитан! Это же дед нашего лорда!
— Что ты несёшь⁈ Он помер двадцать лет назад… — капитан раздражённо рявкает, но, обернувшись, осекается и теряет дар речи.
Со стороны усадьбиного погоста, что примыкал к западной стене поместья, в нашу сторону неспешно двигалась поднятая мною нежить. Видимо, хоронили там исключительно членов Небесного Дома. Впереди прочих шагал высокий, обглоданный умертвий с сохранившимися крыльями и лицом, причём лицо было всё ещё узнаваемым. Его явно забальзамировали, поэтому годы почти не коснулись внешности — в отличие от остальных, потерявших человеческий облик. Удивительно, но погост оказался без некромантской защиты. Хотя чему я удивляюсь? Среди херувимов не бывает некромантов, а их мир закрыт, вот они и не ожидают подобной угрозы.
— У меня не хватит мощи, капитан? — переспрашиваю я с нарочитым удивлением.
— Что ж, в таком случае мне помогут коренные жители этого поместья.
— Король Данила, вы нанесли оскорбление Небе… кха-ках… — капитан хватается за горло, из которого торчит псионическое копьё. Его доспех отчаянно мигает, пытаясь погасить удар, но это не спасает: в следующую секунду в него вонзается ещё с десяток пси-копий, превращая в подобие ежа, и он уже валится в кому. Возможно, Целители потом и откачают, но сейчас он явно выбыл из игры.
Гвардейцы тут же хватаются за оружие, но меня от них по-прежнему надёжно отгораживают их товарищи в панталонах, и никто не рискует прорубать живой щит. Зато моя псионика отлично скользит поверх голов бравых, но весьма обескураженных нудистов-Воинов.
— Быстро ведите своего лорда, — бросаю я, не повышая голоса, но так, чтобы каждый понял, что время для раздумий у них закончилось. — Или мне повторить свои аргументы?
Повторять приказ не пришлось — едва мои слова прозвучали, чуть ли не половина гвардейцев сорвалась с места и ринулась в сторону усадьбы. Шум их шагов стих за стенами, а спустя несколько минут прибежавшие обратно доложили, что лорд согласен говорить, но только при условии, что я упокою его дедушку. Что ж, так и быть: забальзамированного умертвия я отправляю обратно в склеп, но всех остальных «родственников» в их новом, несколько необычном состоянии оставляю рядом— на всякий случай.
Впрочем, Гибибибель, даже после такого жеста, сам на переговоры не вышел. Вместо этого он «великодушно» соизволил пригласить меня в чайный домик, видневшийся за аккуратным палисадником. Но идти я должен один.
— Конунг? — Великогорычу, судя по нахмуренному лицу, эта идея явно не понравилась, но он уже усвоил полезную привычку не спорить вслух и не орать, а слушаться.
— Жди здесь, воевода, — говорю я, кивнув в сторону синекрылых. — Пообщайся с доблестными гвардейцами, а их товарищи в неглиже тебя прикроют, если что.
С этим я смело направляюсь к чайному домику, не забыв при этом активировать теневой доспех — мало ли, что придёт в голову запустить в меня из кирпичных стен. Сам домик, стоит признать, выглядит вполне уютно и мирно. У двери дежурят двое Мастеров, которые молча открывают створку, впускают меня внутрь, а затем заходят следом, занимая позиции.
Помещение состоит всего из одной комнаты. В противоположных углах уже стоят двое Мастеров, застывших, словно статуи, а те, что зашли за мной, становятся в другие два угла, замыкая фигуру в равносторонний квадрат. Вся четверка надевает воздушные доспехи.