Боярин Громов слушал рассказ сына и мрачнел. То, что сделал этот своевольный… мальчишка, просто не укладывалось в голове! Как? Как можно было похерить семь лет работы?! Чертовы Томилины, чертов Колька… И теперь еще это?!
– Это ты идиот. Благодаря твоей «доброте» этот щучий сын оказался абсолютно, полностью неподконтролен, а теперь его еще и клуб защищает! Да это же просто прямое приглашение всем желающим похитить этого вундеркинда – и пожалуйста, секретная информация в кармане! Семь лет работы псу под хвост. Семь лет!
– Не понял, – нахмурился Федор. – Какой работы?
– Нормальной оперативной работы, – ощерился боярин. – Я семь лет растил из этого уродца замедленную бомбу для папистов. С самой смерти его родителей. Если бы не вы с Гдовицким и этой своей бессмысленной жалостью, я турнул бы Кирилла из клана в шестнадцать лет, а тот же Роман Томилин его подобрал бы… и прямая дорожка мальчишке под крылышко к иезуитам. А там – ты хоть представляешь, что было бы, когда, войдя в силу, он узнал, кто на самом деле виновен в смерти его родителей? Никита, тварь, замечательно все рассчитал, пацан действительно потенциальный гранд Эфира… Мне осталось бы только правильно довести нужную информацию, и все! Это была бы такая победа!
– Ты рехнулся, отец? – холодно спросил Федор, глядя на брызжущего слюной отца, хотя в душе у наследника уже начал поднимать голову огненный зверь.
– Я? У меня все было продумано и подготовлено, но вы! Вы влезли в мои дела… Какого дьявола вам понадобилось отдавать его в клуб? Кто вообще позволил тебе брать на себя роль главы рода и втягивать в это общество Кирилла? – полыхнув еле сдерживаемой яростью, прохрипел боярин, сверля сына тяжелым взглядом. Но тот, кажется, даже не заметил отцовского гнева…
– Втягивать? Я обезопасил его. От тебя прежде всего. В своей идиотской ненависти ты уже превратил жизнь мальчишки в ад, забывая, что скоро, очень скоро он вырастет, и тогда только бог сможет уберечь наш род от его мести…
– К черту! Он не выживет. Сдохнет, но принесет пользу! – грохнул по столу рукой боярин, и в глазах его мелькнуло что-то совсем нечеловеческое. Сын подался назад и неверяще взглянул на отца.
– Ты безумен, старик, – ошеломленно проговорил Федор. – О какой пользе ты говоришь? В чем? Ты уже пытался его изгнать из рода. Потом попытался превратить в собственного раба, иначе предложение создать младшую ветвь я даже назвать не могу. А теперь и вовсе говоришь о его смерти. И все это во имя своей ненависти к папистам и Скуратову! Ты болен!
– Не смерти. Жертве, – выдохнул боярин. – Ты ни черта не понимаешь. Интересы государства…
– …Не имеют никакого отношения к моему племяннику! – рявкнул Федор, уже не сдерживая бурлящих эмоций. – И теперь ты со своими интригами можешь катиться ко всем чертям! Эфирники не выдадут тебе Кирилла.
– И гибель его родителей станет бессмысленной… – прошипел боярин.
– Она станет таковой, если ты убьешь собственного внука, урод! – бросил ему в ответ сын и вылетел из кабинета.
Боярин невидящим взглядом уперся в захлопнувшиеся двери и, со свистом выпустив воздух через плотно сжатые зубы, медленно опустился в кресло, сминая в руке злополучное письмо, один вид которого вызвал у Громова-старшего приступ подсердечной злобы. Все планы прахом!
Закрыв за собой двери отцовского кабинета, Федор Георгиевич на миг замер, прислонившись затылком к холодной стене и, чуть успокоившись, тяжело вздохнул. Все оказалось куда хуже и непригляднее, чем он думал… А значит… Оборвав мелькнувшую мысль, он оглянулся по сторонам и быстрым шагом покинул здание. Оказавшись на улице, наследник рода забрался в автомобиль, где его уже ждал шофер, и, лишь выехав с территории усадьбы и накрывшись заглушающим куполом, активировал экран браслета. Безумие отца может стоить роду самой жизни, а значит… пришла пора что-то менять. Кардинально.
– Владимир, а не пойти ли нам на рыбалку? Помнится, Лешка говорил, что Кирилл на заимке как-то знатную уху варил… – вместо приветствия выдал Громов-младший, когда на экране появился Гдовицкой.
– Можно, Федор Георгиевич… только уха – она все же больше от повара зависит, чем от рыбы…
– Ну и что? Кирилл сейчас в Москве должен быть, пригласим. Неужто он родному дядьке в такой малости откажет? Заодно и моих дядьев ухой накормим. Они тоже давненько на рыбалке не были…
– Понял. А что, хорошая идея. – Гдовицкой был бы никудышным начальником СБ, если бы позволил себе сейчас хоть как-то выдать посетившие его эмоции. А вот блеск глаз… пусть на миг, но он выдал чувства боярского сына.
– Вот и займись, – холодно улыбнулся наследник рода. – Позвони Кирилле, а я пока остальных гостей приглашу… Да, про закуску не забудь. А то уха – оно, конечно, хорошо, но мы же не ребятишки, знаем, чем настоящая рыбалка от детских забав отличается.
– Прослежу. На утреннюю зорьку пойдем?
– На нее, родимую, – кивнул Громов-младший. – А то боюсь, вечернюю рыбалку, наши старики не оценят. Позасыпают над рю… удочками.
– А молодежь будем звать? Ну, помимо Кирилла, понятное дело… – осведомился Гдовицкой.
– Алексей будет. Девчонки… на рыбалке? Полный сюр. Но если захотят… Почему бы и нет? Хоть посмотрят, как это выглядит.
– Понял.
– Ну, а раз понял, работай, – заключил Федор Георгиевич, выключил экран браслета и, погасив купол, кивнул водителю: – Давай в управление. Давненько я среди наших начальников-заводчиков шороху не наводил…
Николай кивнул, и вездеход, рыкнув мощным двигателем, прибавил ходу.
Учитель
Пролог
Я поднялся на веранду и, глянув на резвящихся в пруду учениц, недовольно хмыкнул. Нет, виды были… кхм, замечательными, да, но сейчас они меня совершенно не волновали. Точнее, волнение было, куда от него денешься, когда твоему телу всего пятнадцать и гормон правит реакциями, по крайней мере, физическими… Но проблема, вставшая передо мной, с легкостью перекрывала этот факт…
Я просто не мог понять, что именно делаю не так. По всем расчетам, близняшки и Ольга уже должны были совершить качественный скачок в своем развитии, но… его не было. Нет, они продолжают развиваться, двигаются вперед, осваивая прием за приемом… Да только все их потуги даже отдаленно не напоминают успехов моих прежних учеников, не отягощенных такой мутью, как Эфир или стихийные техники. Грубо говоря, имеем парадоксальный результат: одаренные, даже встав на цыпочки, не могут повторить достижений своих предшественников, для которых огнешары и водяные плети были не более чем элементами фэнтези из книжек и фильмов. Хм… Не понимаю, что не так?
Устроившись на веранде, я налил себе горячего, парящего на холодном осеннем ветру чаю и, обхватив ладонями здоровую полулитровую кружку, уставился, что называется, в никуда.
Лес за забором моей «фазенды» уже потерял бо́льшую часть листвы и стал прозрачным. Яркое солнце почти не дарит тепла, а температура днем не поднимается выше десяти-двенадцати градусов по дядюшке Андерсу… Осень… ноябрь уж скоро. А там и зима не заставит себя ждать.
Я покосился на плещущихся в подогретой воде пруда девчонок и хмыкнул. На ум пришла фраза из книги любимого автора: «Пора переходить на плавки с меховым гульфиком…» Прав был Владимир Маркович Санин[12], ой прав. А мне ведь еще надо успеть сруб бани на месте конюшни сложить. Зря, что ли, я убил целую неделю на согласование околоюридических вопросов со своей недвижимостью? До снега надо успеть коробку поставить, пускай трещит всю зиму. Глядишь, следующей осенью доведу баню до ума, тогда к зиме можно будет уже париться…
Вспомнив «бой» с представителями муниципалитета за мое право поставить на участке баню, я фыркнул. Ну да, чинуши нюхом почуяли возможность срубить деньжат на эксцессе с конюшней и уже было завели шарманку о расторжении договора для ускорения процесса отъема дензнаков, но… Арендовал-то я землю «со стоящим на ней зданием общей площадью шестьдесят восемь квадратных метров», и сгоревшая конюшня в договоре если и упоминалась, то только в составе «иных временных сооружений, расположенных на арендуемом участке», перечень которых начисто отсутствовал… А учитывая документы пожарного расчета, подписанные Гдовицким, любые претензии по поводу сгоревшего «сооружения» муниципальные чиновники должны были бы адресовать роду Громовых, взявшему на себя ответственность за пожар в бывшем конном клубе…
В общем, бодались мы недолго. Ровно до того момента, как мой спор с господином Ренном, представлявшим муниципалитет, стал известен его непосредственному начальству. После чего вопрос рассосался словно сам собой, и мне было позволено возвести на месте сгоревшего сооружения, что пожелаю… в пределах разумного, определенных соответствующими положениями о строительстве в черте города, разумеется. Правда, договор, все равно пришлось менять… да и денежек отдать немало, зато теперь я могу строить на участке что хочу и как хочу, никто и слова поперек не скажет. Даже суд. Точнее, особенно суд, благо он свое мнение по этому поводу уже высказал и решение его должно вступить в силу в октябре, то есть вот-вот. Буквально пара дней осталась.
Я вспомнил свое недоумение, когда речь только зашла о возможном исходе дела, и, лишь согласившись с предложенной главой муниципалитета идеей, услышав на прощание: «Передавайте привет боярину Громову», – понял, с чего вдруг вообще завертелась вся эта свистопляска. А уж как я смеялся, когда Федор Георгиевич на мой прямой вопрос об участии рода в этих играх с недвижимостью искренне признался, что вообще не понимает, о чем идет речь… В общем, стало понятно, что вся эта бюрократическая игра стала возможной, лишь поскольку глава муниципалитета убежден в том, что за моей спиной по-прежнему стоит богатый боярский род, иначе с чего бы им стало нужно брать на себя ответственность за пожар, в котором сгинуло арендованное мною имущество. Ну, не переубеждать же мне его было!