– Щедро, – присвистнул я.
– Кирилл, это то немногое, чем я могу тебе отплатить за сделанное. Если бы не ты, Томилины наверняка прислали бы запись убийства моей дочери… и умирала бы она долго, – тихо проговорил Федор Георгиевич.
– Знаю. Роман говорил, – кивнул я.
– Извини… а ты…
– Записал. Пришлю, – коротко подтвердил. – Это будет адекватным ответом. Только учтите, я не настолько сумасшедший и записи самой стрельбы не вел. Так что у меня имеется лишь часть с записью нашей беседы с Владимиром Александровичем и непосредственно моментом смерти Романа… ну и его бормотание перед тем… как…
– Ты удивительно спокоен для человека, впервые в жизни совершившего убийство, – помолчав, заметил Громов.
– У меня было время, чтобы взять себя в руки, – криво усмехнулся я в ответ и добавил после небольшой паузы: – Кроме того, не забывайте, что я знаком с Эфиром, а это дает кое-какой контроль над эмоциями. Чуть-чуть, конечно, но и это лучше, чем ничего.
– Понятно. Все-таки, наверное, не зря говорят, что у Эфира есть свои преимущества, – заключил мой собеседник и закруглился. – Ладно, Кирилл. Еще раз спасибо за помощь, и… как проснутся, передай сестрам, чтобы позвонили мне. Я волнуюсь.
– Хорошо. Только один вопрос. Что с остальными Томилиными? – поспешил я спросить, пока Громов не отключился.
– Завтра будут переговоры. Наемники Вышневецкого были их основной ударной силой. Дружину мы частично заблокировали в родовых имениях, частично уничтожили вместе со складами готовой продукции в Севастополе. Оставшихся же банально не хватит для полноценных боевых действий. Собственно, именно из-за твоей выходки Томилины и не успели отреагировать и вывести наемников из-под удара. Шестьдесят два человека, одним махом. Слишком быстро все произошло.
– Хм. А когда вы успели собрать отряд? Неужели рассчитывали на что-то вроде моей выходки?
– Нет, – Громов с удовольствием рассмеялся. – Отряд мы собрали для атаки на их Волго-Донской перевалочный комплекс. Это всего в часе полета от Москвы, здесь мы и комплектовали отряд для броска. Так что после получения информации о смерти Романа мы просто изменили направление удара. Благо найти примерные схемы этой фабрики не составило никакого труда. Все-таки не родовое имение… хоть и принадлежит Томилиным уже два десятка лет.
– Потери были большие?
– Двенадцать человек, – посмурнел Федор Георгиевич. Эка у него настроение скачет-то. Устал? Наверняка. – Сильны наемники, ни одного ниже старшего воя… да и дрались отчаянно. Четверть от общих потерь в этой… склоке… А ведь у Томилиных тоже не мальчики с водяными пистолетиками лямку тянут…
– Однако, – протянул я. – Федор Георгиевич, могу я рассчитывать, что мое участие в этом деле…
– Даже не сомневайся. Обещаю, – Громов кивнул и, глянув куда-то в сторону, вздохнул. – Ладно, Кирилл, давай прощаться. Как переговоры закончатся, я сообщу. Там видно будет, что дальше делать.
Экран погас, и я, выудив из кармана последнюю сигарету из запасов Николая, прикурив, уставился на алеющую полоску заката, поднимающуюся над кромкой далекого отсюда парка. Красиво…
– Ну, что сказал наш герой? Пришлет запись? – поинтересовался боярин Громов, привычно посасывая трубку. Сын вздохнул, отключил экран вычислителя и, потерев усталое лицо с красными от недосыпа глазами, уставился на отца.
– Знаешь, если бы я не был уверен, что у тебя, как всегда, есть свои, бережно лелеемые и оберегаемые от всех причины, по которым ты пожертвовал Кириллом так же, как Колькой, я бы, наверное, тебя просто грохнул. И ни одна сука в роду не вякнула бы против. Уж можешь мне поверить, – внятно проговорил Федор.
– Как ты правильно заметил, у меня есть причины, и пока не время их озвучивать, – холодно отозвался старик, но по тому, как дрогнул Эфир, Федор понял, что тот не так спокоен, как хочет казаться.
– Доиграешься, отец. Ох, доиграешься, – вздохнув, Громов-младший с сожалением покачал головой.
Война. Я, честно говоря, предполагал, что она продлится несколько дольше. С другой стороны, это же не военные действия между двумя странами, с их разбросанными по всей территории ресурсами и возможностью проведения всеобщей мобилизации. Так что ничего удивительного в такой скоротечности нет. Другое дело, что даже с учетом ограниченных возможностей и ресурсов сторон и небольшого количества объектов для атаки скорость, с которой Громовы вынудили Томилиных к переговорам, как минимум наводит на мысль о серьезной подготовке к такому развитию событий. Хм. Дедушка предусмотрел смерть невестки? Да ну, ерунда… Впрочем, я же сам говорил Лине, что «уход» Ирины Михайловны был лишь предлогом для развертывания войны. Так почему не допустить, что он оказался таковым и для самих Громовых?
Черт. Слишком мало информации. Кирилл просто не интересовался внешней политикой рода, а у меня не нашлось времени, чтобы узнать местные расклады. Да и когда бы я это сделал? За прошедшие три месяца с момента моего появления у меня фактически не было ни одного спокойного дня. Все время куда-то бегу, что-то делаю… На-до-е-ло.
Надо остановиться, сесть и хорошенько подумать над всем происходящим… но чуть позже. Опять есть неотложные дела. В частности, надо бы наведаться на бывшую базу «Гончих», посмотреть, что именно соизволили оставить мне Громовы. Времени немного… А еще у меня из головы никак не идет та фраза…
Я перерыл всю паутинку от и до, переворошил всевозможные ресурсы, но так и не нашел источник. Более того, чем дальше я забирался в своих поисках, тем чаще в голову приходила мысль, что фраза эта знакома мне еще Оттуда. Но тогда непонятно, почему я не помню подробностей… или Там это было совсем не так важно? Эх, придется засесть с латинским словарем и переводить всю «исповедь» Романа. Глядишь, там и всплывет какая-то подсказка, и я наконец избавлюсь от этой навязчивой фразочки.
– Кирилл! – Ольга махнула мне из окна второго этажа дома. – Поднимайся!
– Иду. – Я вздохнул и, выкинув окурок сигареты, «стрельнутой» у старшего охраны, каждый день сопровождавшей нас в гимназию, двинулся к крыльцу. А за мной уже почти привычной тенью скользнула Мила. Последние два дня она не отходит от меня ни на шаг, но при этом напрочь отказывается говорить о причинах такого поведения. Только вздыхает и отводит глаза. Я пытался было привлечь к этому делу Ольгу, но она, коротко переговорив с Милой, покачала головой и посоветовала оставить пока все как есть. Мол, у девушки стресс, но скоро она оправится. От чего? Вроде бы в бункере я был с Линой, но та себя так не ведет. Малина Федоровна, в отличие от сестры, предпочла прятаться от меня, словно ребенок от папы, пришедшего проверить несделанное домашнее задание. Только на тренировках ее и вижу. Но занимается Лина исступленно, чем-то напомнив мне Кирилла, когда он рвал жилы, осваивая свой невеликий потенциал. Хм…
За размышлениями я не заметил, как добрался до кабинета Бестужева-старшего, из окна которого Ольга меня и звала.
– Ольга, Валентин Эдуардович… – Я коротко кивнул присутствующим и, следуя предложению хозяина дома, уселся в легкое креслице у рабочего стола. Бестужев-старший покосился на Милу, остановившуюся в дверях и, покачав головой, указал ей на кресло в углу комнаты, где девушка и устроилась. Молча и тихо… М-да уж.
– Кирилл, мы тут поговорили с Ольгой… – протянул Бестужев, и я напрягся. Что-то было в его тоне, мм… настораживающее, я бы сказал.
– И… – с намеком проговорил я, поторапливая замолчавшего боярина.
Тот в ответ усмехнулся, словно вспомнив что-то забавное, и, пожав плечами, договорил, уже совсем другим, расслабленным тоном:
– Дети рассказали мне, во сколько роду Громовых обходится обучение Милы и Лины. Сумма, конечно, впечатляющая, но… я готов потянуть и не такую. В отличие от многих и многих, я прекрасно представляю себе настоящие возможности эфирников. Ольга – вой, уверенный середнячок. Ей даже к границе с гриднем не подойти. И она уже почти добралась до своего потолка. Эфир же серьезно расширит ее способности. Леонид… ну, думаю, о нем говорить пока рановато.
– Хотите предложить мне взять в обучение Ольгу, – со вздохом проговорил я, и Бестужев кивнул. А Ольга аж вперед подалась… что с ее формами выглядело мм… Господи, избавь меня от соблазна!
Я прикрыл глаза и попытался успокоиться. Нет, все-таки что-то наши мамы точно перемудрили.
– Кирилл… – Обеспокоенный голос Бестужева-старшего вывел меня из медитации.
– Да. Я здесь. – Открыв глаза, я вновь вздохнул и повернулся к старательно поправляющей полы сарафана Ольге. – Ты этого действительно хочешь?
– Да, – коротко и ясно. Уверенный ответ, уверенный взгляд… только зачем было переводить его на Милу? Впрочем, кузина, кажется, этого даже не заметила. Сидит себе в кресле тихонько, как мышка, будто и нет ее.
И вот почему мне кажется, что забота о возможностях Ольги у Бестужева стоит вовсе не на первом месте, а? Но… лишние тридцать тысяч на дороге не валяются. Я буду идиотом, если откажусь от такой возможности. Тем более что присутствие Ольги очень неплохо уравновесит «удовольствие» от обучения близняшек.
– Мм, в принципе я не возражаю. Но хотелось бы сначала обсудить условия, – медленно проговорил я и, увидев, как на миг засияли глаза Ольги, почувствовал себя меркантильной скотиной. С другой стороны… все в дом, все в сем… Тьфу ты!
– С удовольствием, – облегченно вздохнул боярин, и, повинуясь его жесту, с полки сорвалась очередная папка. На этот раз не засургученная.
Честно говоря, я не особо удивился, когда увидел, что предлагаемый Бестужевым договор мало чем отличается от того документа, что я подписал с Громовыми. Ну, чего-то такого и следовало ожидать. Почти не сомневаюсь, что Федор Георгиевич просто позволил старому приятелю посмотреть имеющийся у него документ, и на его основе Валентин Эдуардович и состряпал свою версию.
– Думаю, мы вполне можем его подписать, – проговорил я, протягивая Ольге прочитанный мною экземпляр. Но она только покачала головой. Понятно, уже ознакомилась. Ну что ж, если и она не возражает… Ручка оказалась вложенной в ту же папку. Я поставил свою подпись, и в ту же секунду меня чуть не сбил радостно визжащий ураган. Это было настолько неожиданно, что даже Мила, кажется, на миг выпала из своего меланхоличного состояния и с удивлением уставилась на налетевшую на меня Ольгу. Кресло предательски качнулось и… с грохотом обрушилось на пол вместе с нами. Глянув на нависающую надо мной девушку, я вздохнул. Нос тут же уловил исходящий от нее нежный аромат… Не-не-не!