— Позволено ли будет наёмному рыцарскому гарнизону вместе с Князем Олелько Владимировичем покинуть город?
— Из кого состоят наёмники? — Спросил магистр.
— Чехи, венгры, молдавы.
— Пусть уходят. Олелько Владимирович не поздоровается с нами, и не попрощается? — Хохотнул Магистр. — Не по-рыцарски, как-то…
— Турки Османы Киев взяли и Львов. — Ответил бургомистр. Так мы даём ему сигнал?
— Давайте, — сказал магистр и посмотрел на меня. — А ты ведь знал…
— Да, — скромно сказал я. — Граница между Прусией и Османской империей пройдет по этим городам.
— Пруссией?
— Да, так будет называться новое государство, где ты будешь Королём.
— А как же Германия?
— Германии не до того. Там народные восстания. Ей бы сои земли сохранить. А поляки на тебя сейчас будут молиться, чтобы ты защитил их от турок. Но ты станешь королём, только тогда, когда перестанешь думать о себе, как о мессии, несущем Бога тупым дикарям. Прусы этого не поймут, а в их руках все твои крепости. Тебе придётся смириться с их верованиями. Бог — един для всех.
Как ни странно, гроссмейстер, не вскипел, когда осознал, что он проиграл мне большую шахматную партию. А то, что он всё понял, отразилось на его лице сменой мимики и эмоций: страх, горе, презрение и, в конце концов, — покоя. Он глубоко вздохнул.
— Не приятно осознавать себя… даже не фигурой, а пешкой в руках молодого московита.
— Вас только это смущает? — Спросил я, приподняв от удивления брови. — То-есть, если бы вы были пешкой в руках Папы, или Императора, — это бы вас не расстроило? Для вас это нормально?
Теперь и он с удивлением посмотрел на меня.
— А то, что я вас из пешки провёл в ферзя, это вас… — Я не договорил, не найдя сравнения, а только пошевелил пальцами. — Не удивляет и не радует? Вы же были полны амбиций, так реализуйте же их. И вам помогут.
Мы смотрели друг на друга.
— Вы, гроссмейстер, в руках не у меня, а в руках Бога. Или вы это не понимаете? Мы же все в руках Бога, Людвиг. Вы же верующий человек! И, заметьте, магистр… Я вас не обманул ни в чём. Мне ничего ни от вас, ни от вашего ордена не нужно. А земли вы, с моей помощью, сохранили. И даже восточные.
— Это тебе на счастье, Махмуд. — сказал я при вручении подарка.
Сейчас, прощаясь на берегу реки, я отдал ему саблю с таким же камнем в навершии рукояти, и сказал:
— А это на счастье твоему сыну.
— Спасибо, князь. Я не забуду твоё гостеприимство. Приезжай и ты ко мне в Казань в любое время.
— Спасибо и тебе, Махмуд, за понимание моего поступка на охоте.
— Забудь про это. Как не тяжело, но я уже забыл.
— Спасибо, Махмуд. Позволь ещё одну просьбу.
— Проси, что хочешь, друг.
— Мне надо встретиться с послом Османского Хана. Разрешишь?
Махмуд рассмеялся.
— Тоже мне просьба… Приезжай, встречайся. Можешь его хоть себе забрать. Он съел и выпил все мои запасы мёда, әйбәт кеше.
— Хорошо, Махмуд. Я понял тебя. Посоветуй, как лучше: предложить Сулейман бею совершить посольство в Рязань, или мне приехать к тебе в гости, и встретиться с ним там?
— У Сулейман бея большое посольство. И он, и его люди любят дорогие подарки. Стоит ли такая цена его ответов? Сулейман бей — это человек, который долго думает, прежде чем ничего не сказать.
— Я понял тебя. Махмуд. Я приеду в Казань со своим мёдом.
Сулейман бей брал, поданную мной саблю со снисхождением. Весь его вид, расслабленный и томный, говорил, о том, что он сожалеет, что его отвлекли от важных раздумий. Я зашёл вместе с Махмудом, засвидетельствовать своё к нему почтение.
Однако, взяв саблю в руку, он широко раскрыл глаза. Взгляд его стал осмысленным.
— Каких мастеров работа ты сказал, Князь?
— Рязанских, уважаемый посол.
— Она лёгкая. — Он осмотрелся, что-то ища взглядом, и остановив его на круглом щите стражника, поманил его к себе.
— Подними щит, — небрежно сказал он. Стражник поднял. Сулейман ударил по нему саблей. Сразу сильно, с потягом. Бронзовая кромка щита лопнула.
— Энфес. Ещё, — сказал он, — и ударил снова, снова, и снова.
Щит лопнул и рассыпался, повиснув в руке невозмутимого стражника на кожаных ремнях. Посол посмотрел на стражника, и ударил его по стальной плечевой защите лат. Металл треснул и отлетел в сторону. Стражник пошатнулся, но устоял. Однако, сквозь разрубленную кольчугу и куртку стала проступать кровь.
Махнув кому-то, чтобы увели стражника, он приказал помощнику, показывая на отлетевший наплечник:
— Гетир!
Тот метнулся вперёд, и подошёл с поклоном к послу, который разглядывал режущую кромку сабли. Взяв, и внимательно рассмотрев разрубленный наплечник, он, сказав: «Ланет демир адам», сел на высокие подушки.
Некоторое время помолчав, он расплылся в улыбке, и сказал:
— Мы готовы покупать всё, сделанное у вас оружие.
— Я передам это моему Царю Василию Васильевичу, Великий Посол. Полагаю, он примет ваше предложение. А сейчас… Не соблаговолит ли Великий Посол, побеседовать, наедине?
— Садитесь рядом, князь, — сказал Сулейман, указывая на место на ступеньке. — Выйдете все.
Когда все, кроме стражников, вышли, я сказал:
— Османская Империя Будет Великой, как и все её правители, да сбудутся слова пророка.
— Империя и султан Мехмед Фатих, да будет вечно повторяться его имя, уже и так велики, как горы и солнце.
— Империя Османов велика, спору нет, но пока недостаточно, Великий Посол, не обессудь… Чтобы называться «Великой», империя должна простираются от моря до моря.
— Что ты хочешь сказать? Говори! — раздражившись спросил он.
— Я предлагаю тебе половину мира…
Он помолчал.
— А другую половину, конечно возьмёшь себе? — Усмехнулся он.
— Я предлагаю тебе взять весь юг, а России оставить весь север. — Не отвечая на его сарказм, продолжил я.
— У тебя есть полномочия говорить от имени Царя Василия?
— Да. — Я подал ему грамоту. «Податель сего…»
— Мы, русские — не любим юлить. Нам скучно плести паутину слов…
Сулейман брезгливо ухмыльнулся.
— Вы просто не можете.
— Допустим… Потому буду прям, как копьё. Этой зимой я вместе с Тевтонским Орденом нападу на Польшу и разобью её. Предлагаю Султану прочертить границу по городам: Киев, Львов. Дальнейшие разделение чужих земель согласуем позже. Если султан не хочет, я готов забрать и выше названные города и земли. Вплоть до Тавриды. И прошу принять эту, нарисованную мной карту мира.
Я протянул ему пергамент с картой мира, поделённой пополам.
— Все силы поляков и молдав будут стянуты на север. Киевский князь со своей дружиной тоже будет там. Прекрасное время для похода.
— И когда ты пойдёшь на Польшу? — Спросил меня серьёзно посол.
— В сентябре следующего года начнутся бои, а в сентябре 1955, через год, закончатся. Я специально подожду возле Кракова известия, что султан взял Киев, чтобы понимать, куда мне идти дальше.
— Послушай, Феофан…
— Дась?
Мы сидели с ним и Иваном на завтрашний день, после того как он рассказал нам с Царевичем о себе и о своих предках. Сидели за столом и пили травяной взвар вместо чая.
— Ты нам вчерась всё рассказал, а про свою родню, которая сейчас живёт, — ни словечка. Утаил?
— Чегой-то, не пойму я тебя… Кака родня?
— Не дури, дед. Ты сказал, что живёшь три тысячи лет, а детей у тебя только… Не поверю, чтобы такой орёл такое мальнькое гнездо имел. — Я рассмеялся, и Иван меня поддержал.
— Колись, дед, скокма их всего у тебя? Должно быть, тоже тыщь пять, с дитями, да внуками.
Дед закряхтел, заёрзал на стуле, и впился зубами в баранку.
— Понятно… Пытается уйти от ответа, Иван… Мож на дыбу его? Мага-чародея…
— Да ладноть, чё на дыбу то сразу, — притворно испугался дед. С юмором у него было всё в порядке, я заметил. — Расскажу про родню… Тут у меня лишь те, которых назвал. Остатние дети, внуки и правнуки в Ливонии да Пруссии… Там их много… И живых, и в земле лежит.
С тех мест я сюда пришел сто лет тому. Там уж слишком примелькалси, хоть и по лесам пряталси, но уж слишком жил долго. Особо, как лыцари пришли. Они по лесам колдунов искали и капища наши жгли. Два раза ловили… Токма сила моя и спасала. Не держались оковы, сбегал я. Вот и добёг сюды.
Иван, постепенно осознавая сказанное дедом, стекал со стула.
Я был спокоен, так как уже всё примерно подсчитал. И цифра у меня выходила… очень солидная.
— Так твои дети и внуки теперь небось в чинах высоких? В знати прусской? Купцах?
— Не без того. Кто и в лыцарях…
— О… Даже так… Тоды, дело есть к тебе, Феофан Игнатич.
Тот подобрался и, пока Иван приходил в себя, я изложил деду свою задумку, на счет захвата власти в Пруссии и в Тевтонском Ордене в целом.
— А, чо… Могёт выгореть, Князь! Могёт… Тоткма, надоть тебя малость магии обучить. А то, тебя на крест взденут. У тамошнего магистра это, как соплю растереть. Дюже лют. Собаками народ травит. Здоровущие у него твари в замке, бают…
— Я подумал, а не твои ли родичи там бунт затевают? — с усмешкой поинтересовался я.
— Мои, как не мои. Я перешлю им весточку, что, когда и как деять.
— Инструкцию, одним словом.
— Пусть будет «инструкцию».
Вот так всё и сложилось с войной в Польше, и с королевством Пруссии.
Глава девятая
Отец настаивал на моей женитьбе. Да и Царь с царевичем не отставали. Всё устраивали, и устраивали мне смотрины будущих жён, выбирая, по устоявшейся московской традиции, подальше и потолще.
— Ты сам, батюшка, ещё бодр и молод. Сорока лет ещё нет. — Отнекивался я в рифму. — Не гоже сыну поперёд батьки в пекло лезть. Сам женись. Рожай ещё сына, дочь, кого хош. Имущества мне твово не нать. Не обижусь.
— Я тут, действительно, одну московскую княжну присмотрел…