Я взял кусок своей лучшей пакетной стали — не той, что пошла на клинок, но всё же превосходного качества. Отковал из него грубую болванку. Затем началось самое нудное. «Игра со взвешиванием».
Я остужал заготовку в воде, тщательно вытирал, клал на одну чашу своих весов, а на другую — набор камушков-гирек. Первый раз она оказалась на двадцать граммов тяжелее. Я снова нагрел её и точными ударами молота убрал лишний металл по краям. Снова остудил, взвесил. Уже лучше. Перебор — восемь граммов. Снова в огонь.
Этот цикл повторялся раз десять. Тихон смотрел на меня как на безумца, который пытается взвесить душу. Но я добился своего. Когда стрелка моих примитивных весов замерла в идеальном равновесии, я испытал настоящее наслаждение.
Достигнув идеального веса, я придал навершию финальную форму, согласно своему чертежу: тяжёлый, плотный диск, который будет служить идеальным противовесом, с идеально плоской площадкой сверху.
«Эта площадка — мой „порт дополнительного питания“, — с удовлетворением подумал я. — В бою я смогу приложить сюда ладонь второй руки и влить в клинок двойной заряд энергии. Это будет мой режим „форсажа“».
Как и в случае с гардой, я потратил ещё час на то, чтобы проделать в навершии точное отверстие под конец хвостовика, по которому оно будет расклёпано.
Работа над металлическими частями эфеса была завершена. На верстаке лежали три отдельных элемента: радужный клинок и чёрные от окалины, но идеально подогнанные гарда и навершие. Наступал волнующий момент. «Сухая» сборка.
Я аккуратно, чтобы не поцарапать зеркальную полировку клинка, надел на хвостовик сначала гарду. Она двигалась туго и села на плечики клинка с глухим, плотным щелчком. Идеально. Ни малейшего люфта.
Затем я надел навершие на самый конец хвостовика, ещё не расклёпывал его. Это была лишь проверка.
Я взял собранный меч в руки.
И замер.
Ощущения были невероятными. Вся тяжесть клинка, которую я чувствовал раньше, исчезла. Она была полностью скомпенсирована идеальным противовесом навершия. Меч в руке казался почти невесомым, живым, продолжением моей собственной нервной системы.
Я аккуратно положил его на вытянутый указательный палец, ища точку баланса. Она была именно там, где я и рассчитал — в двух пальцах перед гардой. Идеально для быстрого, точного, фехтовального стиля, который я собирался использовать.
Я стоял посреди своей кузницы и держал в руках почти готовый меч. Радужный клинок и чёрные, ещё не отполированные гарда и навершие. Силуэт моего оружия был завершён. Я сделал несколько медленных, плавных взмахов. Меч слушался меня, двигался легко и предсказуемо.
Тихон смотрел на меня с благоговением.
«Физика завершена, — подумал я с глубоким удовлетворением. — Баланс идеален. Интерфейс „пользователь-оружие“ спроектирован и установлен. Осталось собрать всё воедино, сделать рукоять и научить его резать».
Я смотрел на своё творение. Усталость от долгой, кропотливой работы смешивалась с чувством глубокого, пьянящего триумфа. Путь был почти пройден.
**Друзья, если понравилась книга поддержите автора лайком, комментарием и подпиской. Это помогает книге продвигаться. С огромным уважением, Александр Колючий.
Глава 20
Работа над металлическими частями эфеса была завершена. На моём верстаке, словно детали разобранного, но готового к сборке сложнейшего механизма, лежали три элемента: идеальный, переливающийся цветами отпуска клинок, строгая, функциональная гарда и тяжёлое, идеально сбалансированное навершие. Теория и расчёты были безупречны. Теперь предстояло облечь их в плоть. Следующий этап — создание «сердца» эфеса, деревянной рукояти.
Я подошёл к своим скромным запасам древесины, которые мы с Тихоном перетащили из старого сарая. Мне нужна была не просто прочная доска. Мне нужен был правильный материал.
Я активировал свой Дар, но на этот раз с фильтром «энергетическая проводимость». Я смотрел на разные куски дерева, и мой внутренний интерфейс выдавал мне информацию. Вот дуб — его «аура» была плотной, тёмно-зелёной, почти непроницаемой. Вот берёза — её свечение было лёгким, серебристым, но нестабильным, пульсирующим.
«Мне нужен не проводник, который будет искажать или усиливать мой собственный энергетический сигнал, — размышлял я. — И не полный изолятор. Мне нужен стабильный, нейтральный материал. Прочный, с плотными, прямыми волокнами, который не будет резонировать и гасить вибрации, а будет чётко и без искажений передавать их в руку».
Мой взгляд остановился на старой, хорошо просушенной ясеневой доске. Её свечение было ровным, спокойным, едва заметным. Идеально.
[Материал: Ясень скальный. Структура волокон: прямослойная. Энергетическая сигнатура: нейтральная, стабильная].
Началась кропотливая работа ножом и моим новым, самодельным рашпилем. Я вырезал две тонкие плашки, которые должны были облегать хвостовик клинка с двух сторон. Я не делал их простым цилиндром, как это было принято на местном оружии. Это была бы грубая, неэффективная работа. Я создавал эргономичный интерфейс.
Час за часом я снимал тончайшие слои древесины. Я постоянно прикладывал заготовки к своей ладони, чувствуя каждый изгиб. Рукоять в сечении была не круглой, а овальной, чтобы чётко лежать в руке и не проворачиваться. Я сделал лёгкое утолщение в центре, «бочонок», для надёжного хвата, и плавные сужения у гарды и навершия.
«Рукоять — это часть руки, — думал я, сдувая древесную пыль. — Она не должна мешать. Не должна натирать. Рука не должна думать о ней во время боя, она должна быть единым целым с оружием. Каждый изгиб, каждый миллиметр должен быть на своём месте, подчиняясь законам эргономики».
Голые деревянные плашки были готовы. Но они будут скользить в потной или, не дай бог, окровавленной руке. Рукояти нужна была своя, кожаная броня.
Я достал наш самый ценный органический ресурс — свёрток толстой воловьей кожи, отрезал от него длинную, идеально ровную полосу шириной в два пальца. Затем надолго замочил её в ведре с водой, пока кожа не стала максимально мягкой и пластичной.
Временно собрал деревянные плашки на хвостовике, закрепив их верёвкой. А затем начал процесс обмотки. Это была старинная технология, о которой я читал в прошлой жизни. Наматывал мокрую кожаную ленту туго, виток за витком, с большим натяжением. Я укладывал витки под небольшим углом, формируя красивый, спиральный узор, который одновременно должен был служить рёбрами для лучшего сцепления с ладонью.
Тихон, наблюдавший за процессом, с недоумением смотрел на эту мокрую, неэстетичную конструкцию.
— Господин, она же раскиснет и расползётся, — с сомнением проговорил он.
— Когда кожа высохнет, Тихон, она сильно сожмётся, — объяснил я, не отрываясь от работы. — Она стянет деревянные плашки так, как не стянет ни один клей. И она примет точную форму рукояти, каждую её выемку. Получится плотный, прочный и совершенно не скользящий хват. Даже если рука будет в крови.
Я закончил обмотку и закрепил конец ленты, оставив рукоять сохнуть.
Прошёл день. Кожа на рукояти высохла, превратившись в твёрдый, монолитный, идеально облегающий деревянную основу футляр. Она была тёмной, почти чёрной, и приятной на ощупь.
Теперь у меня были все готовые компоненты. Наступал самый ответственный момент — финальная, неразборная сборка. Точка невозврата.
Этот процесс был похож на хирургическую операцию. Я работал медленно и предельно сосредоточенно.
Сначала я аккуратно, чтобы не поцарапать отполированный клинок, насадил на хвостовик гарду. Она двигалась туго, с лёгким трением. Я лёгкими ударами молотка посадил её на плечики клинка. Она села с глухим, плотным щелчком. Идеально. Ни малейшего зазора.
Затем я установил на место две половинки рукояти. Они сошлись на хвостовике так плотно, что шов между ними был почти незаметен.
И, наконец, я надел сверху тяжёлое навершие. Оно плотно прижало рукоять к гарде.
Теперь — финальный акт. Расклёпка. То, что превратит эти отдельные детали в единое, нерушимое целое.
Я зажал клинок в тисках, обмотав его толстой кожей, чтобы не повредить. Короткий конец хвостовика торчал из навершия. Я развёл в небольшом глиняном горшочке угли и с помощью маленьких ручных мехов разогрел этот кончик до ярко-красного, вишнёвого цвета.
Затем я взял свой самый лёгкий молоток. И начал наносить частые, точные, аккуратные удары по раскалённому металлу. Я не просто плющил его. Я формировал красивую, аккуратную, полукруглую заклёпку. С каждым ударом металл послушно расходился в стороны, намертво стягивая всю конструкцию эфеса в единый монолит.
Мой Дар в этот момент работал на пределе. Я видел, как металл расклёпывается, как его структура уплотняется, заполняя все пустоты, создавая идеальное, прочнейшее соединение без внутренних напряжений.
Когда металл остыл, я знал — работа завершена.
Я вынул меч из тисков.
Он был готов. Он был един. Он был совершенен.
Медленно провёл по нему рукой. Ощутил строгую, функциональную прохладу матовой стали гарды и навершия. Почувствовал тёплую, упругую шероховатость кожаной рукояти, которая, казалось, была отлита точно по моей ладони. И, наконец, мой взгляд остановился на клинке. Длинном, узком, сияющем глубоким, тёмным зеркальным блеском. Это было оружие инженера, а не игрушка аристократа. В нём не было ни грамма лишнего. Только чистая, смертоносная функция.
Я взял его в руку.
И замер.
Вся тяжесть, которую я чувствовал, держа в руках один только клинок, исчезла. Она была полностью скомпенсирована идеальным балансом. Меч в руке казался почти невесомым, лёгким, как пёрышко, но при этом я чувствовал его скрытую, чудовищную инерцию, его мощь.
Я сделал несколько медленных, пробных взмахов. Меч слушался меня безупречно. Он двигался не как кусок металла. Он двигался как живое существо. Как продолжение моей руки, моей мысли, моей нервной системы. Я описывал в воздухе сложные фигуры, и лезвие следовало за каждым моим импульсом мгновенно, без малейшей задержки. Я чувствовал это невероятное, пьянящее чувство единства, когда грань между рукой и сталью стирается.