Боярин-Кузнец: Перековка судьбы — страница 49 из 52

Я не видел воина. Я видел физический объект и анализировал его параметры.

«Объект „Яромир“ в движении, — проносились в голове холодные, чёткие строки моего внутреннего отчёта. — Вектор атаки: прямолинейный, предсказуемый. Скорость: около восьми метров в секунду. Энергетическая сигнатура: высокая, но крайне нестабильная, что говорит о неэффективном, паническом расходе сил. Предполагаемый тип атаки: силовой рубящий удар сверху или сбоку. Защита объекта в момент атаки: нулевая».

Я активировал свой Дар, но не для анализа, а для контроля. Я видел потоки энергии. Аура Яромира была похожа на ревущий лесной пожар — мощная, яростная, но абсолютно неконтролируемая. Его магия выплёскивалась во все стороны, грея воздух, а не концентрируясь в ударе.

Я видел все ошибки в этом яростном натиске: высоко поднятая голова, плохая работа ног, которая превращала его бег в серию тяжёлых, вбивающих шагов, полное пренебрежение защитой. Он не был воином. Он был машиной, идущей вразнос. Мощной, но примитивной и предсказуемой.

Яромир, сократив дистанцию до нескольких шагов, обрушил на меня свой сияющий, тяжёлый меч. Он целился не в мой клинок, а прямо мне в голову, намереваясь закончить бой одним сокрушительным движением. Толпа ахнула. Я видел, как Тихон в толпе зажмурился. Я видел, как боярин Медведев в своей ложе подался вперёд, предвкушая мой конец.

Но я не отступил. Я не стал ставить блок. Я выполнил тот самый манёвр, который отрабатывал сотни, тысячи раз в ночной тиши своего двора.

Короткий, взрывной диагональный шаг влево и чуть вперёд.

Это движение было противоестественным для любого воина этого мира. Вместо того чтобы отступать от опасности, я шагнул ей навстречу, проваливаясь внутрь её смертельной дуги.

Тяжёлый клинок Яромира с оглушительным «ХРЯСЬ!» врезался в песок там, где только что была моя голова. Сила удара была такова, что во все стороны полетел фонтан земли, а по арене прошла лёгкая вибрация. Инерция удара пронесла Яромира вперёд. Он на мгновение потерял равновесие, его правый бок и спина были полностью, беззащитно открыты.

По трибунам пронёсся единый, потрясённый вздох. Они ожидали чего угодно: звона стали, крика боли, вида моего разрубленного тела. Но не этого. Не этого тихого, грациозного, почти танцевального движения. Боярин Медведев, который уже почти встал со своего места для триумфального клича, замер с открытым ртом. Великий Князь, до этого сидевший неподвижно, слегка подался вперёд, его проницательные глаза внимательно следили за мной.

Окно возможностей было открыто. Яромир, разбалансированный, пытался вырвать свой тяжёлый меч из песка и развернуться для следующей атаки. Этот момент — та самая слабость, тот самый сбой в системе, который я ждал.

Я не пытался нанести ответный рубящий удар. Это было бы глупо. Я не стал соревноваться в силе. Завершая свой уклон, моё тело уже скручивалось, как пружина. Вся энергия моего короткого шага, вся сила моих натренированных мышц кора, вся точность моего инженерного разума — всё это сконцентрировалось в одном движении.

Короткий, молниеносный, идеально точный укол.

Я не целил в сердце или горло. Это было бы слишком рискованно и, что более важно, неэффективно с точки зрения моего плана. Моя цель была тактической, отработанной в сотнях мысленных симуляций.

«Цель: предплечье правой, мечевой руки противника.

Задача: нанести неглубокое, но болезненное ранение, чтобы нарушить мышечный контроль и снизить эффективность последующих атак».

Острие моего безымянного клинка, острое как скальпель хирурга, метнулось вперёд. Оно легко пронзило дорогую, тиснёную кожу куртки Яромира. Я почувствовал лёгкое, упругое сопротивление, когда сталь вошла в мышцу. Это была не глубокая рана. Лишь несколько сантиметров. Но этого было достаточно.

На ярко-синем рукаве Яромира начало быстро расплываться тёмное, почти чёрное пятно крови.

Я не стал ждать ответа. В тот же миг я отступил на безопасную дистанцию и снова замер в своей спокойной, выжидательной стойке.

Яромир застыл на месте, не столько от боли, сколько от шока. Он, могучий чемпион, непобедимый Медведь, был ранен. В первые же секунды боя. Этим заморышем. Этим жалким отродьем. Он с недоумением смотрел на кровь на своём рукаве, потом на меня. Рёв толпы сменился гробовой, оглушительной тишиной.

Поединок начался. И его первая же секунда перевернула все ожидания с ног на голову.

Тишина на арене была недолгой. Она лопнула, как натянутая струна, под тяжестью шока и недоумения. Яромир смотрел на тонкую красную линию, расплывающуюся на его рукаве. Боль от пореза была ничто по сравнению с ударом по его гордости. Это было невозможно. Этого не могло быть.

Его унизили. На глазах у отца, у Великого Князя, у всей столицы. Он, могучий Яромир Медведедев, наследник самого сильного рода в Залесье, был ранен первым же выпадом этого заморыша, этого призрака, этого ходячего позора.

Недоверие на его лице сменилось слепой, испепеляющей яростью. Рассудок отключился. Вся его тактика, весь его план — сломать, раздавить, насладиться страхом — всё это рассыпалось в прах. Осталось только одно. Уничтожить.

— Я убью тебя, тварь! — взревел он, и этот рёв был рёвом раненого, обезумевшего от боли и ярости зверя.

Он бросился на меня снова. Но это была уже не самоуверенная атака чемпиона. Это был шквал хаотичных, мощных ударов. Он больше не пытался быть точным. Он не целился. Он просто махал своим тяжёлым, светящимся мечом, пытаясь сокрушить, раздавить, снести всё на своём пути. Он превратился в неуправляемую стихию, в бурю из стали и ненависти.

И я начал свой танец.

Я не принимал ни одного удара в лоб. Это было бы самоубийством. Мой план был другим. Я превратился в призрак. В тень. В насмешку над самой идеей грубой силы.

Ключом ко всему была работа ног. Короткие, быстрые, взрывные шаги, которые я доводил до автоматизма в течение бессонных ночей в своём убогом дворе. Я использовал «треугольный шаг», постоянно смещаясь с линии атаки. Яромир рубил туда, где я был секунду назад, но я был уже в другом месте. Он разворачивался, чтобы ударить снова, но я снова смещался, всегда оставаясь на краю лезвия, на грани его досягаемости, но никогда не позволяя ему коснуться меня. Он был как медведь, пытающийся поймать вёрткую, быструю змею. Он тратил силы, я — лишь выжидал.

Большинство его ударов просто рассекали воздух. Он наносил страшный удар сверху — я уклонялся лёгким движением корпуса. Он делал широкий горизонтальный взмах — я приседал, и лезвие со свистом проносилось над моей головой. Для зрителей это выглядело так, будто его тяжёлый меч проходит сквозь меня, как сквозь привидение.

Когда уклониться было невозможно, когда атака была слишком быстрой и прямой, я использовал свой клинок. Но не для блока. Я встречал летящий на меня меч противника под острым углом, плоскостью своего клинка. И арена наполнялась странной музыкой. Вместо глухого, тяжёлого лязга двух мечей, раздавалась серия коротких, мелодичных, почти издевательских звуков.

Дзинь! Дзинь! Дзинь!

Я не останавливал энергию его удара. Я лишь слегка менял её вектор, направляя его мощный клинок в сторону, в песок. Он вкладывал в каждый удар всю свою массу, всю свою магию. А я тратил на его отражение усилие, сравнимое с толчком детской качели.

«Он полностью потерял контроль, — с холодным удовлетворением анализировал я, уходя от очередного неуклюжего выпада. — Каждый замах — избыточен, нерационален. Центр тяжести смещается, после каждого удара он полностью открыт на ноль целых семь десятых секунды. Он сражается не со мной. Он сражается с инерцией собственного меча. И он проигрывает эту битву с треском».

Этот танец не мог продолжаться вечно. Точнее, я-то мог танцевать ещё долго. Мои движения были экономичны. Я почти не тратил сил. А вот Яромир… он выдыхался.

Его дыхание стало тяжёлым, рваным. Он хрипел, как загнанная лошадь. Его удары начали терять в силе и скорости. Они становились всё более размашистыми, всё более отчаянными. Голубое свечение на его клинке, которое поначалу казалось таким грозным, начало меркнуть, пульсировать всё слабее. Его ярость сжигала его магический резерв с катастрофической скоростью.

Но страшнее физического истощения был износ моральный. Его ярость сменилась фрустрацией. Он не мог попасть. Он не мог пробить защиту. Его противник не уставал. Он не ломался. Он просто танцевал вокруг него, как надоедливый комар, нанося крошечные, унизительные уколы. Мир Яромира, простой и понятный мир, где сила всегда решала всё, рушился на его глазах.

И это видел не только я. Это видела вся арена.

Толпа, которая сначала ревела, поддерживая своего чемпиона, теперь затихла. Люди в недоумении переглядывались. Они не понимали, что происходит. Они видели, как могучий воин, их Медведь, безуспешно пытается ударить тень. Насмешки надо мной сменились испуганным, уважительным шёпотом.

В боярской ложе боярин Игнат Медведев был белый как полотно. Его лицо было искажено гримасой ужаса. Он видел не просто проигрыш сына. Он видел крах своей репутации, крах своего плана.

А Великий Князь… он подался вперёд, и на его лице был написан острый, хищный интерес. Он видел не драку. Он видел демонстрацию совершенно новой, невероятно эффективной тактики боя.

Яромир был на грани. Я это видел. Его ярость сгорела, оставив после себя только пепел отчаяния и страха.

Я видел это. Я ждал этого момента. Мой защитный танец прекратился.

«Система противника перегрета, — констатировал мой мозг. — Множественные ошибки в исполнении. Защита отключена. Появилось идеальное окно для контратаки. Перехожу из режима обороны в режим нападения. Цель: обезоруживание».

Мой до этого исключительно защищавшийся клинок изменил положение. Мои глаза, до этого спокойные и наблюдающие, стали холодными и острыми, как остриё моего меча.

Танец окончен. Начиналась казнь.

**Друзья, если понравилась книга поддержите автора лайком, комментарием и подпиской. Это помогает книге продвигаться. С огромным уважением, Александр Колючий.