Жир/дёготь для смазки и герметизации — 1 горшок (Статус: имеется. Использовать запасы Тихона).
Закончив с мехами, я перешёл к «сердцу». К горну. На другой плите я набросал его текущее состояние — широкий, неглубокий очаг, треснувшая футеровка. А рядом — новый проект.
План ремонта горна, вер. 1.0
Полная очистка от старого шлака и мусора.Демонтаж повреждённой внутренней футеровки.Создание новой огнеупорной смеси.
Состав:
Глина (каолинит, предположительно) — 2 части.
Песок (кварцевый, мелкозернистый) — 1 часть.
Мелкорубленая солома — 0.5 части (в качестве выгорающей добавки для создания пористости).
Новая футеровка топки с формированием параболического рефлектора для фокусировки жара.
Проектирование и установка нового, более эффективного сопла (фурмы) под углом для создания вихревого потока.
Затем я взялся за инструменты.
Список инструментов для первоочередной ковки (Прототипы):
1. Клещи малые — 2 шт.
2. Клещи большие — 1 шт.
3. Зубило по металлу (из лучшего доступного лома) — 3 шт.
4. Пробойник — 2 шт.
К концу дня несколько сланцевых плит передо мной превратились в полноценную проектную доску. На отдельной дощечке я даже нарисовал примитивный график Ганта — временную шкалу в 60 дней, разделённую на недели, и полоски, обозначающие длительность каждой задачи и их зависимости друг от друга.
Я отошёл назад и посмотрел на результат своего труда. Кузница всё ещё лежала в руинах, но на этих сланцевых плитах, в этих чётких чертежах и списках, она уже была восстановлена. Хаос превратился в упорядоченную последовательность задач.
Тихон, который всё это время молча наблюдал за мной, подошёл и посмотрел на мои «письмена». На его лице была смесь благоговейного ужаса и полного непонимания. Он окончательно убедился, что его господин общается с какими-то очень умными и методичными духами.
Я же видел перед собой ясный и понятный путь. Невероятно сложный, но логичный и выполнимый. Отчаяние полностью ушло. Его сменил азарт и предвкушение большой, сложной и невероятно интересной работы.
Я взял уголёк и напротив первого пункта в своём общем плане — «Разработка детального плана восстановления» — поставил жирную, уверенную галочку. ВЫПОЛНЕНО.
Затем я обвёл следующий пункт в ветке «Инфраструктура»: «Создание двухкамерных мехов».
Проект «Возрождение» был официально запущен.
В кузнице, очищенной от многолетнего мусора, стало легче дышать. Но это была лишь косметическая победа. Я, вооружённый своим единственным эталонным молотом — молотом деда Волкона, — подошёл к главному источнику всех моих будущих триумфов и нынешних проблем. К горну.
Я был полон инженерного энтузиазма. План, расчерченный на досках, казался мне идеальным. Но теория — это одно. А суровая, покрытая ржавчиной реальность — совсем другое. Я начал детальную инспекцию «сердца» кузницы. Внешне каменная кладка всё ещё выглядела внушительно, как стены древней крепости. Но меня интересовало то, что внутри.
Я легонько простучал молотком один из кирпичей внутренней футеровки. Звук был глухим, нездоровым, как кашель старого больного. Я ударил чуть сильнее. Кирпич, вместо того чтобы отколоться, с сухим, печальным хрустом рассыпался в красноватую пыль и мелкий песок, обнажив тёмный камень основной кладки. Я попробовал соседний. Тот же результат.
«Как я и думал, — пронеслась в голове холодная мысль. — Это не огнеупорный шамот. Это просто обожжённая глина. Обычная, красная, с высоким содержанием оксидов железа. При температурах, необходимых для плавки стали, эта футеровка не просто растрескается, она потечёт, как глазурь на пироге, загрязняя расплав. Удивительно, как дед вообще на этом работал. Видимо, его мастерство и врождённый Дар позволяли творить чудеса даже на таком примитивном оборудовании. Но я не гений-самоучка. Я инженер. И я не собираюсь работать на неисправном реакторе, который вот-вот расплавится».
Я подозвал Тихона, который как раз пытался приладить новую ручку к старому ведру.
— Тихон, смотри. Сердцу нашей кузницы больно. Смертельно больно, — я демонстративно раскрошил ещё один кирпич пальцами. — Стенки его сгнили. Всю внутреннюю кладку нужно выломать и заменить. Иначе при первой же серьёзной плавке у нас будет не сталь, а большой, очень дорогой и очень горячий глиняный пирог.
Лицо старика вытянулось от отчаяния.
— Да где же мы возьмём такой камень, господин? Крепкий, чтобы огонь держал? За него купцы столичные, поди, золотом платят.
— Мы не будем его покупать, Тихон, — уверенно ответил я, хотя сам ещё не был до конца уверен в успехе. — Мы его сделаем. Нам нужен не камень. Нам нужна правильная глина.
И мы отправились в геологическую экспедицию. Нашей целью был ручей, протекавший по краю наших владений, у которого, по словам Тихона, все в деревне брали глину для починки печей и лепки простой посуды. По дороге я решил провести для своего верного, но не слишком сведущего в науках помощника, небольшой ликбез.
— Понимаешь, Тихон, не всякая глина одинакова. Это как с людьми. Есть те, что на вид крепкие, а чуть что — ломаются. А есть те, что и не взрачны, а выдержат любой жар. Та глина, что красная, как кирпич, — в ней много железа. Она для горшков хороша, но сильного огня боится, плавится. Нам нужна другая. Огнеупорная. Она «бедная», в ней почти нет железа, поэтому она обычно белая или серая. И она должна быть «жирной», пластичной, как хорошее тесто, чтобы не трескаться при сушке.
Мы пришли к небольшому карьеру на берегу ручья. Склоны его были изрыты следами лопат. Вся деревня копала здесь. Я видел знакомые красно-бурые пласты. Ширпотреб и проигнорировал их. Взял лопату и начал копать в стороне, снимая верхний слой почвы и торфа. Мне нужны были более глубокие, чистые слои.
Начались мои полевые испытания. Я брал образцы, смачивал их водой из ручья и проводил серию простых тестов, которым меня учили на первом курсе университета на практике по минералогии.
Сначала — тест на пластичность. Я раскатывал комок глины в тонкую «колбаску» и пытался согнуть её в кольцо. Первый образец, взятый неглубоко, тут же треснул.
«Слишком много песка. Не пластичная. В брак».
Второй образец, из более глубокого серого слоя, согнулся, но его поверхность пошла сеткой мелких, некрасивых трещин.
«Уже лучше, но всё ещё не то. „Тощая“. Не хватит связующих свойств».
Тихон смотрел на мои манипуляции, как на детскую забаву. Но следующая моя проверка заставила его в ужасе отшатнуться. Я взял крошечный комочек третьей, самой бледной и маслянистой на вид глины, которую откопал почти в метре от поверхности, и без колебаний положил в рот, начав тереть его между передними зубами.
— Господин, что вы делаете, отравитесь! — вскрикнул старик.
— Это лучший способ проверить наличие песка, Тихон, — сплюнув на землю, ответил я. — Этот почти не скрипит. То, что нужно.
Старик посмотрел на меня так, будто я только что с аппетитом съел горсть земли, окончательно убедившись в моём помешательстве. А я ликовал. Я нашёл её. Бледно-серая, почти белая глина. На ощупь она была гладкой, мылкой, маслянистой. Кольцо из неё согнулось идеально, без единой трещинки.
«Каолинит, — выдохнул я. — Или что-то очень близкое по составу. Чистый, высококачественный каолинит. Бинго!»
Мы потратили остаток утра, как одержимые, выкапывая и складывая в мешки эту драгоценную серую грязь. Для Тихона это была просто глина. Для меня — стратегический ресурс, основа всей моей будущей промышленности.
По дороге обратно, когда мы, кряхтя и пошатываясь под тяжестью мешков с драгоценной серой глиной, шли по лесной тропе, в моей голове формировался следующий этап плана. Я мог бы просто вылепить из этой глины кирпичи и высушить их у огня. Это было бы уже на порядок лучше, чем та труха, что осталась в горне. Но это было бы неэффективно. Компромисс. А я, как показала практика, компромиссов не любил.
«Сушка просто удалит воду, — размышлял я. — Но чтобы глина превратилась в настоящую, прочную керамику, чтобы в ней прошли все необходимые фазовые переходы, её нужно обжечь. При высокой, контролируемой температуре. Мне нужна печь. Настоящая печь».
— Тихон, — спросил я, останавливаясь, чтобы перевести дух. — А кто в деревне лучший мастер по глине? Кто горшки делает?
— Гончар Семён, — не задумываясь, ответил старик, тоже тяжело дыша. — На самом краю поселения живёт. Старый, ворчливый, как медведь-шатун, но горшки у него крепкие, звенят, не лопаются. Вся округа у него посуду берёт.
— У него есть печь для обжига? — уточнил я.
— А как же, — кивнул Тихон. — Большая, из камня сложена. Он ею дюже гордится.
«Так. У него есть технология, которой нет у меня. Значит, нужно получить к ней доступ. Бартер. Но что я могу предложить старому, ворчливому ремесленнику?» — эта мысль не давала мне покоя всю оставшуюся дорогу.
Мы не пошли домой. Сложив мешки с глиной в укромном месте в лесу, мы направились прямиком к дому гончара.
Мастерская Семёна располагалась на самом краю поселения. Небольшая, но крепкая избушка, а рядом — большой навес, под которым стоял гончарный круг и длинные стеллажи, уставленные десятками сохнущих горшков, кринок и мисок всех размеров. В стороне, как приземистый, толстый идол, стояла его гордость — купольная печь для обжига, сложенная из дикого камня и обмазанная глиной. Из её трубы вился тонкий, ленивый дымок.
Сам Семён, старик с руками, по локоть измазанными глиной, и седой бородой, в которой, казалось, застряли осколки всех его неудачных творений, сидел на низкой скамье и счищал с готового горшка какие-то неровности. Он поднял на нас свои выцветшие, подозрительные глаза и не проявил ни капли радости.
— Чего надобно, боярич? — спросил он, и в его голосе слышался скрип несмазанного гончарного круга. — Горшков купить? Так у тебя, сказывают, денег нет.