Меня пробил пот.
Плещеев угодливо захихикал:
— Он найдёт!
«Вот пёс смердящий! Подставил меня, а сам-то в стороне останется, коли найти убийцу не удастся. А случись удача — первый грудь выпятит, награды ожидаючи. Как же — угодить высокопоставленным придворным в сём скользком деле — это и государю в ушко надуют о расторопности воеводы, и глядишь — землицею указом государевым одарят, или ещё чего. Хитёр воевода!»
Я лихорадочно раздумывал. Дел в деревне полно, а тут — занимайся розыском. Не специалист я! Знаний у меня таких нет и опыта — тоже. Да и душа к этому не лежит. Может, отказаться, пока не поздно? Никто не вправе заставить боярина заниматься не его делом. На войну идти, или на засечную черту в дозор — обязанность боярская, так ведь я и не отлынивал от государевой службы.
— Ну вот что, боярин! Не раздумывай, приступай к поручению. Помощники нужны?
— Нет пока, самому надо осмотреть дом и тело убиенного.
— Ступай, Господь поможет. Надо будет чего — воеводе скажи.
Я поклонился боярам и вышел. За порогом сплюнул и выматерился. Попал как кур в ощип. Возни и нервов дело займёт много, прибыли — никакой. На кой чёрт мне это надо?
Я сел на коня, тронул поводья. Вот дубина! А куда ехать, где живёт боярин Андреев? Я развернул коня. У входа в дом воеводы нежился на солнце гонец.
— Вот что, братец, подскажи мне — где боярин Андреев живёт? Ты же дома всех бояр знаешь.
— Как не знать — знаю.
Гонец запрыгнул в седло, и мы понеслись по улицам. По-моему, гонец тихо ездить просто не умел, и через пять минут мы уже стояли у дома боярина Андреева.
В доме кто-то тонко выл. «Жена или дочь», — предположил я.
Я постучался — никакого ответа. Толкнул незапертую калитку, зашёл и завёл коня. Оставил его у коновязи, постучал в двери дома. Вышла зарёванная служанка.
— Боярыня никого не принимает — горе у нас.
— Знаю, потому и приехал, — государем прислан, — приврал я.
Меня впустили. Я пошёл на женский плач.
Пройдя по длинному коридору второго этажа, зашёл в приоткрытую дверь. На полу рядом с телом сидела растрёпанная, с непокрытой головой женщина. Лицо её отекло от плача и было сейчас некрасивым, в багровых пятнах.
— Пошёл прочь, холоп! — не оглядываясь, бросила она мне.
— Сочувствую твоему горю, боярыня. Только не холоп я — боярин. Прислан по указанию стряпчего государева Фёдора Кучецкого. Буду расследовать злодейство — надо найти и покарать убийцу.
— А ему от этого лучше будет? — в истерике крикнула боярыня.
— Ему легче не будет, а душа его успокоится отмщением, — мягко проговорил я.
Подойдя к боярыне, я помог ей подняться с пола, усадил на лавку и дал испить воды.
— Расскажи, что случилось, кто тело нашёл?
— Я и нашла утром. Боярин вчера с закадычным другом Кучецким и вторым — имя его забыла — допоздна сидели за столом в трапезной. Разговаривали долго, потом спать разошлись. Утром захожу поздороваться, а он на полу лежит, в крови.
— Он так и лежит? Никто его тело не трогал, не переворачивал?
— Никто, Фёдор не велел трогать пока.
— Ну да, это правильно. А из слуг никто из дома не пропал?
— Кому у нас пропадать? Кухарка одна только, да она в доме.
— А холопы?
— В имении они, там у них воинская изба. Да и холопов всего трое — мало земли у нас.
— Где стрельцы из охраны были?
— В соседней комнате, — боярыня махнула рукой на стену.
— В коридоре стояли?
— Зачем же в коридоре? Сундук в комнату внесли, там и находились.
— Враги у мужа были? Ну кто смерти его желал?
— Откель? Муж и в походы не всегда ходил — хворый был, да и в городские дела не лез.
— Последний вопрос. Где боярин деньги и другое чего ценное хранил? Не пропало ли чего?
— Хранил здесь, в своей комнате. А я в своей комнате спала. Да вот сундук!
— Посмотри, — попросил я.
Боярыня подошла к сундуку и ахнула.
— Что не так?
— Замок отомкнут, сундук не закрыт. Боярин ключ на шее носил, на цепочке.
Боярыня откинула крышку сундука, и лицо её побелело. Она трясущимся пальцем ткнула внутрь. Я подошёл и заглянул — сундук был пуст.
— Что пропало?
Боярыня сбивчиво начала перечислять.
— Э, не пойдёт — не упомню я. Бумага есть ли?
Боярыня вышла и вернулась с бумагой, пером и чернильницей. Я уселся за стол и приготовился записывать.
Боярыня в первую очередь назвала мешочек с серебром — я записал. Далее пошли: золотой подсвечник, перстни, цепочки, кольца височные, потир серебряный.
Я старался расспрашивать поподробнее о каждой вещи. Ценности — это не деньги, они имеют приметы: перстень если — то какой камень, а что на печатке написано или знак какой?
Измучил боярыню вопросами изрядно.
— Пойди, боярыня, в доме посмотри — не сломано ли где окно, всё ли на месте? Потом скажешь.
Боярыня, всхлипывая, вышла, я же начал осматривать труп. Может быть, в первую очередь и надо было начать с осмотра. Но мне было как-то неудобно перед боярыней лазить вокруг трупа на коленях.
Так, что мы имеем? Мужчина уже в возрасте, судя по седине — лет пятидесяти, худощав, бородат. Одет — стало быть, спать вчера лечь не успел, а то бы в подштанниках да рубахе нательной был. На груди — подсохшее кровавое пятно, рубашка разрезана. Убит ударом ножа в сердце. Удар точный, сильный, явно бил человек с опытом — может быть, воин, может, и разбойник. Вот почему боярин не закричал, не позвал на помощь. Смерть пришла сразу, умер мгновенно. Да и обстановка в комнате не нарушена, стало быть, борьбы не было, не боролся боярин за жизнь.
Это что же получается — незнакомого к себе подпустил? Быть такого не может, даже учитывая, что подвыпивши вчера был. Вероятнее всего — знакомый. Какие-такие знакомые поздно вечером незваными приходят? И как он проник в дом? Почему не побоялся стрельцов и гостей? У меня и в самом деле на миг мелькнуло подозрение — не стряпчий ли с сотоварищем убийство учинили? Нет, не стали бы они мараться: если бы и убили за какую-то старую обиду, то не взяли бы ценности из сундука — не их уровень.
Я вспомнил Михаилу Воронцова. У него одни пуговицы на ферязи чего стоят, не будет он убивать из-за боярского добра.
Я внимательно осмотрел одежду убитого. Ничего странного — пуговицы на местах, нигде не разорвано. Карманов в тем времена одежда ещё не имела, поэтому и обшаривать было нечего. Для успокоения совести я залез пальцами за обшлага рукавов — там иногда могут хранить письма — пусто. Поднял рубаху, осмотрел смертельную рану. По характеру её определил, что клинок, которым она была нанесена — узкий, шириной не более дюйма. Я вытащил свой нож — лезвие было сантиметра четыре шириной — да почти у всех боевые ножи такие. Не засапожный ли нож был? Я сам такого не имел, но были любители носить нож в сапоге — обычно мастеровые, лавочники.
Я перевернул труп — конечности его окоченели и не гнулись. Насколько я помню из судебной медицины, это говорит о том, что убийство произошло десять-двенадцать часов назад.
И тут меня ждала маленькая находка — медная пуговичка. Небольшая, явно с рубахи или летней ферязи. На тулупах или других тяжёлых верхних вещах пуговицы крупные. Видимо, падая, будучи смертельно раненным, боярин рукой зацепился и оторвал пуговичку с одежды убийцы. Очень интересно!
Я осмотрел её: пуговица как пуговица, небольшая — не более ногтя мизинца, без украшений вроде цветочка или чего иного, сделана кустарём — судя по тому, что отверстия для ниток просверлены или пробиты неровно. Я сунул пуговицу в поясной кошель.
На четвереньках облазил весь пол и недалеко от двери нашёл русый короткий волос.
Боярин был сед, боярыня — чернявая, служанка, что открывала мне дверь — русая, как многие жительницы русского севера. Но её я отмёл сразу. У неё волосы длинные, оттенок у них другой, да и удар в сердце — точный и сильный — нанесён не женской, а твёрдой мужской рукой.
Вернулась боярыня. Я попросил её сесть, припомнить всех знакомых боярина, что бывали когда-либо в доме. Боярыня начала припоминать, а я старательно записывал. Список оказался не очень длинный — всего семь фамилий. Я подробно расспросил — кто чем занимается, где живёт. А напоследок спросил, кто из них блондин. Уж эту деталь женщины обычно помнят хорошо.
Хозяйка называла, а я против названых фамилий ставил крестик. Эти люди интересовали меня прежде всего.
— Боярыня, когда дом осматривала, не заметила ли чего необычного?
— Вроде нет, всё на месте. Да и кому у нас красть? Кухарка у нас уж лет десять как служит, сроду ни в чём замечена не была.
— Можно — я сам посмотрю, а ты меня сопроводишь?
— Иди, коли для дела надо.
Комнату убитого я уже осмотрел — даже окна проверил, на подоконниках посмотрел — нет ли следов. Ведь как-то убийца проник в дом?
Я обошёл все комнаты второго этажа, не найдя ничего заслуживающего внимания. А на первом этаже, в дальнем углу коридора, рядом с отхожим местом, увидел дверь. Толкнул её, и мне открылся вид на задний двор с хозяйственными постройками.
— Хозяюшка, а дверь на ночь запирается ли?
— Нет — чего её запирать, у нас только ворота и калитка заперты.
Вот и ответ на вопрос — как убийца проник в дом.
Я сошёл по лестнице — там всего было три невысоких ступеньки — во двор, всмотрелся в крашенное охрой дерево ступеней крыльца. Вроде как на одной ступеньке красное пятнышко. Я мазнул пальцем — на нём осталась красная полоса. Кровь!
— Хозяйка, кухарка вчера гостей убоиной угощала?
— А как же, гостей с дороги кормить надо.
— А убоину где брала?
— Так у соседа — он кур держит, а у нас живности в городском доме нет.
Похоже — убийца наступил на каплю крови и оставил маленькую кровавую метку на лестнице. Если бы дома были куры, то кровь могла бы оказаться куриной. Но эта версия отпала.
Я попрощался с хозяйкой, сел на коня и отправился домой. Надо посидеть в кабинете, обдумать, переварить увиденное и услышанное.