овал – он едва успевал ставить одну защиту за другой, целиком сконцентрировавшись на этих шариках и на тех повреждениях, которые они делали.
Княжич Тятьев подошел поближе, остановился метрах в двух от Хилкова и, наклонив голову, наблюдал, как его творения рвут на части выставленные щиты. В этот момент я очень порадовался, что не нахожусь там, внизу, моя защита и секунды бы не выстояла.
– Жаль, такой талант пропадает, и это в то время, когда каждый колдун на счету, – Тятьев-старший выставил вперед руку ладонью вверх, над ней появился такой же шарик, только побольше. – Но, как говорят мои имперские друзья, сик транзит глория принцепс.
И он другой рукой подтолкнул последний шарик, выросший до размеров теннисного мячика.
Шар, наплевав на защиту, вошел в грудь Хилкова и вышел с обратной стороны, завис, собирая своих меньших братцев, и, вернувшись к хозяину, втянулся обратно в ладонь.
Тело Хилкова теперь уже окончательно упало на землю, защитные щиты исчезли. Однако его противник решил не рисковать – огненный поток испепелил стольника, а порыв ветра разметал прах по обожженной земле.
– Ну вот и все, – Тятьев-старший повернулся и смотрел прямо на меня, с расстояния в сто метров мне было слышно каждое тихо сказанное слово. – Все кончено. Надеюсь, Марк, ты не станешь делать глупостей?
Я даже не успел ответить. Видимо, вопрос был риторический – из стен ко мне метнулись жгуты силовых линий, опутали с ног до головы. Внутренний голос бубнил о попытках вмешательства в работу модуля и успешно отраженных атаках, обещал что-то сделать, но что – я не узнал. Снова, вот уже третий раз за неполные двое суток, свалился в спасительный обморок. Как барышня кисейная прямо, если так и дальше пойдет, привыкну.
Меня разбудил звук капающей воды. Не монотонный, как обычно, а с паузами, причем разной длительности. И это реально бесило, хотелось упорядоченности. Открыл глаза, вокруг царил полумрак, бледный желтоватый свет исходил от стен просторного помещения с высоким потолком. И от потолка, кстати, тоже. И от пола, на котором я лежал. А вот окон в комнате не было, как и мебели, и дверей, сплошная подсветка.
На удивление, чувствовал себя отлично, ничего не болело, никакой замутненности сознания не ощущалось. Я отлично помнил все, что происходило, по моим меркам, почти только что. Однако, судя по внутренним часам, которые исправно отсчитывали время, половину дня я пропустил, было уже около восьми вечера. Ну да, так и есть, утром мы выехали, часам к десяти были на месте, гуляли туда-сюда по морозцу, играли в черные снежки, а потом восьмичасовой здоровый сон, если не считать неудачных попыток вторжения в мое многострадальное сознание, вот как медом намазано оно, все кому не лень пытаются в нем покопаться.
Поднялся на ноги, попрыгал для порядка, якобы разгоняя кровь, поприседал, руками помахал, огляделся.
Истинные габариты комнаты терялись из-за неясности границы между поверхностями. Свет от них шел не сплошняком, а пятнами, где-то ярче, а где-то вообще ничего. Подошел к ближней стене, отсчитал до другой десять шагов. Перпендикулярное измерение было таким же, значит, где-то восемь на восемь метров. Подпрыгнул, с третьего раза достал до потолка. И метра четыре в высоту. Хоромы.
– Нагулялся? – послышался голос из угла, я аж вздрогнул.
Пригляделся, на фоне неравномерной подсветки было заметно какое-то темное образование. Судя по голосу – женское.
– Ну чего уставился? – продолжал голос. – Заняться нечем? Попрыгай еще, хорошо получается.
Отвечать не стал. И так понятно, такая же жертва произвола, как и я. Без еды и воды обычный человек может прожить несколько дней, а я, думаю, с месяц протяну. Так что особой надобности в выяснении местных тюремных обычаев у меня не было, а поощрять вот такую манеру разговора не хотелось. Отвернулся, прошелся вдоль противоположной от незнакомки стены, осматривая стену.
– Эй, я тебя спросила, – не унималась молодая, судя по голосу, девушка. Хотя с магией возраст – понятие растяжимое. – Где только таких воспитывают невеж.
Следующие десять минут незнакомка, не дождавшись ответа, молчала, я за это время исследовал комнату вдоль и поперек, держась, впрочем, подальше от оккупированного ею угла – а то, стоило мне подойти поближе, она нервно сопела.
Каменные стены не реагировали на попытку воздействия никак. И вообще, что-то псионить сегодня не получалось, наверное, день не тот или место поганое, любой конструкт моментально развеивался. Вот внутри организма – пожалуйста, и сканирование, и лечение, все работало, а на что-то внешнее хозяином каземата было наложено табу. Даже светляка не смог зажечь. Поэтому просто пощупал камень, везде одинаковый, с аккуратными тонкими швами между тесаными блоками. Оставалось только подождать, когда явятся тюремщики, чтобы определить, какие из швов – фальшивые.
– Что, не получается? – на одну из моих попыток помагичить ехидно отреагировала сокамерница.
Не получив ответа, замолчала еще на несколько минут. Я успел лечь на пол и даже почти задремать, как снова раздался этот голосок:
– Так и будем молчать?
Сел, скрестив ноги, помахал рукой.
– Привет, я Марк Травин. А ты?
– И что ты здесь делаешь, Марк Травин?
Поднялся, несмотря на протестующий бубнеж, пошел знакомиться.
В углу сидела чумазая, насколько можно было рассмотреть в рассеянном свете, девчушка, совсем юная еще. Может, лет пятнадцати, или чуть старше. Когда сел рядом с ней, отодвинулась, недовольно зыркнула огромными глазищами.
– Послушай, – сказал я, – догадываюсь, что мы тут в плену. Ты знаешь, у кого?
Девушка знала. И про Тятьева-старшего, которому ее дедушка оторвет причиндалы, сожжет и развеет по ветру, и про эту деревеньку, и про красную пыль. Вот тут я заинтересовался.
– Ты чего, не знаешь, что это такое? – искренне удивилась она.
Я пересказал ей то, что знал.
– Ну да, вот только в колдунах она тоже растет, даже лучше. Споры внести должен другой колдун, посильнее, – обрадовала меня безымянная девушка. И добавила грустно: – Так что мы скоро умрем.
– Ты-то как здесь оказалась?
А оказалась девчушка тут совершенно случайно. Туманно, нагородив всяких ненужных и совершенно неинформативных подробностей, поведала, что возвращалась от родственников из удельного княжества Лискова. По каким-то причинам порталом она воспользоваться не захотела, отправилась по накатанной зимней дороге, и вместе с охраной, прислугой и повозками вот угодила сюда.
Получается, соседка у меня знатная, как бы не княжеских кровей. Лисковое княжество, как подсказал мне атлас, давно уже зафиксированный в памяти, было уделом князей Горянских и входило в Великое княжество Рязанское.
– И где они, твои стражники? Ну и прислуга с повозками?
– Не знаю, – девчушка наконец всхлипнула. И как только держалась. – Меня сюда сразу бросили, пятый день уже идет. Хорошо, что ты появился, – совершенно нелогично продолжила она, – а то я бы тут от тоски повесилась. Мне страшно.
Ну да, ребенок еще совсем, молодец, не раскисает, я бы в ее возрасте истерил, наверное, в такой ситуации. Присел поближе, девчушка положила мне голову на плечо и всхлипнула.
– Ого, вы подружились! – раздался голос прямо из стены. Часть кладки исчезла, и в камеру вошел мой новый знакомый княжич. – Марк Львович, что же ты так скромно, она в невесты тебе годится. Прижал бы к себе, поцеловал в уста сахарные. Ничего, что молодая, зато бойкая.
Девчушка вздрогнула, отодвинулась от меня и уставилась на хозяина тюрьмы.
– А глаза как сверкают, загляденье, – продолжал Тятьев-старший. – Эх, кабы не обстоятельства, такая красавица выросла. Ну да ладно, дорогие мои, не буду ходить вокруг да около, уверен, Марк, твоя новая подружка тебе уже рассказала, для чего вы здесь. Так что поднимайтесь, а то я человек пожилой, тащить вас сил нет, а стражников звать не по чину будет. Как же, княжна и боярин, да еще праправнук моего старинного друга. Давайте-давайте, поживее, а то дело к вечеру, кому спать, а кому и…
Он запнулся, пошевелил рукой в воздухе, подбирая слово.
– Впрочем, неважно. Вот, молодцы, поднялись. А теперь без глупостей, тихонько выходите. Хотя можете и сглупить, если здоровья не жалко. Да что это я, здоровье вам теперь ни к чему, – лже-лекарь продолжал ерничать, наблюдая, как мы идем к выходу.
В коридоре действительно никого не было, ни стражников, ни тюремщиков, Тятьев настолько был уверен в себе, что даже не связал нас. Да что там, выйдя из темницы, я почувствовал, что способность создавать конструкты ко мне вернулась, и зажег над ладонью плазменный шар, но все, чего я добился, это одобрительного смешка хозяина.
– Смотри, девонька, какого я кавалера тебе притащил. И колдун неплохой, это сейчас он слабенький, а в будущем был бы о-го-го, как прапрадед его, Олег, вот тот был мощный чародей, знатный во всех отношениях. Куда нынешним, движением руки мог эту деревеньку с землей сровнять, он же со Смоленском так однажды почти сделал. Ох и детки бы у вас пошли, сразу четвертого круга, а то и третьего, да?
Он подмигнул покрасневшей девчушке, небрежно повел пальцем, и плазменный шар развеялся без следа.
А потом Тятьев повернулся к нам спиной и, сделав знак рукой, мол, идем, пошел по коридору. А с потолка два жгута силовых нитей спустились и обернулись вокруг наших шей. И чуть дернули. Волей-неволей пришлось идти, а бодрый старикан еще и шагу прибавил, чуть ли не вприпрыжку припустил, так что и нам с так и не назвавшей своего имени девушкой пришлось поспевать за ним. Очень быстрым шагом.
Так мы прошли до конца коридора, спустились по лестнице и оказались в большом зале с высоким куполообразным потолком, подсвеченным изнутри. По периметру шли двери, много дверей, не меньше пяти по каждой стороне.
– Вот тут, – Тятьев повернулся, повинуясь движению пальцев, жгуты исчезли, – все и происходит. Давайте я проведу вам экскурсию, такого ведь нигде не покажут, в университетах ваших только и могут, что ненужные знания преподавать, ох и испортилась земля русская, всяких неучей плодят. Наберут силы, как вон этот Хилков, а умений-то нету, да и откуда взяться, если настоящие знания – они теперь запретные. Дураки, не бывает запретных знаний, бывают неумехи, которые неправильно их используют.