Он открыл самую правую дверь по одной из стен, поманил нас рукой. Пришлось подойти.
В комнате на выставленных в ряд кроватях лежали люди. Человек пятнадцать, в панталонах и майках-алкоголичках. Мужчины, женщины, два подростка. Лежали с закрытыми глазами и улыбались. Над каждым из них висел оранжевый шар, от которого шел жгут оранжевых же нитей в центр груди.
Глава 8
– Я называю их грядками, – Тятьев прошел в комнату, подталкивая нас вперед, остановился рядом с одним из улыбающихся подростков. – Обычному человеку для того, чтобы грибница прижилась, нужно от пяти до десяти доз красной пыли. Тут достаточно двух. Только не втирать надо в локтевую ямку, а закапывать специальный раствор в глаза, жжет ужасно, зато экономия получается большая. Ну да это дело известное, не я придумал, другие боятся, а я делаю. Пойдем, не будем им мешать, только пятого дня они свою первую дозу получили, еще недели три лежать, пока созреют.
Девушка стояла рядом со мной и смотрела прямо на лежащего на крайней кровати мужчину. Ее лицо застыло, по щекам катились крупные слезы.
– Да не расстраивайся ты так, смотри, как улыбается. Он счастлив, этот месяц для него будет лучшим в жизни, – приободрил ее наш великосветский чичероне. Подмигнул мне. – Наставник ее, смотри, как убивается, добрая девочка. Ладно, хватит их беспокоить, пойдем.
Он практически вытолкал нас за дверь, открыл следующую.
Там лежали пятеро, только шары над ними были зеленые.
– А это, – продолжал экскурсию Тятьев, – уже товар не первой свежести, почти месяц лежат. Вот смотрите, – он высветил одного из лежащих, – видите в центре лба красное пятнышко? Грибница принялась, если умеючи, то осечек не бывает. Вот в этом состоянии человек уже ничего не чувствует, личности считай, что и нет. Гриб пророс, захватил тело и теперь решает, что ему надо сделать – полностью поглотить и разделиться, или выделить споры. Нам отдельные грибы не нужны, толку никакого от них нет, даже суп не сваришь, невкусный он, я, кстати, пробовал. А вот споры – это то, зачем все это затевается. Идем, покажу.
За третьей дверью висели в воздухе восемь человек, на всех один зеленый шар, раза в четыре крупнее, обвил такими же зелеными щупальцами каждого, словно коконом. Люди были полностью обнажены, красного цвета кожа, обвисшие остатки волос, пустые глазницы.
– Это уже не люди, – поморщился Тятьев. – Если вот тех, кто в первой комнате, еще можно спасти, то вот эти – практически грибы. Ни мозга, ни внутренних органов. До такой стадии обычный человек не доходит, он просто умирает, едва миновав вторую, гриб захватывает тело и практически самоуничтожается, не совместим этот паразит с человеком изначально. И задача колдуна, – он скромно поклонился, – вытянуть вторую стадию до третьей. Ох и трудное это дело, каждые несколько часов к ним захожу. Все по старинке. Это вот сейчас тарквист в моде, засовывают в себя, извращенцы, а потом всякую китайщину используют, не то что наши деды – все родное, посконное, древних богов только попроси, они, если подход к ним есть, все тебе дадут, и воду мертвую, и бой-траву, и серебро черное настоящее, из-под идолов кровью пропитанное. Мало осталось нас, кто традиции чтит, молодежь-то сейчас все больше торопится, ритуалы попроще выбирает, без затей. А как в таких делах спешить, это ведь искусство, а не ремесло.
Он вздохнул, вытолкал нас наружу.
– Для чего я это вам показал, чтобы вы не думали, что я садист какой, душегубец. Нет, эти людишки, что они в своей жизни видели, голод да лишения, да капризы боярские, а тут целый месяц нескончаемого счастья. Не морщись, девонька, мала еще, вон на боярина посмотри, он понимает. У многих вся жизнь проходит, а радости никакой. Не просто так люди за эту пыль золото платят, ох не просто. Ну ладно, пришли. Заходите.
Тятьев открыл четвертую дверь, запустил нас внутрь. В небольшой комнате стояли два кресла.
– Вот, для вас подготовил. Не так часто мне одаренные с истинной кровью попадаются, с вас и пыль другая будет. Чуть краснее, насыщеннее, она для знающих людей по двести золотых идет, а то и по пятьсот. Такие же одаренные и платят, это обычной пылью колдуна не проберешь, а от вас – другой товар пойдет, качественный. Наши-то нос воротят, а вот в Империи ждут давно, там предрассудков нет. Несколько лет на нем вино будет настаиваться, и получится чудесный напиток. Ох, пробовал я раз, скажу вам, ощущения – непередаваемые. Садитесь, гости дорогие.
Он усадил нас в кресла, умильно сложил руки на груди.
– Вот и парочка, гусь да гагарочка. А вино это, если выпить, очень способствует колдовскому совершенствованию, такие способности раскрываются, о которых и не догадывались. Правда, ненадолго, так и товар ходовой, а не так чтобы один раз напился, и на всю жизнь. Но все равно кое-что остается. Гордитесь, ребятки, поможете кому-то из колдунов сильнее стать, да силы новые обрести. Никуда не уходите, сидите, поговорите напоследок, а я вернусь через час. А может и раньше, не каждый день такая радость случается.
Тятьев ласково посмотрел на нас и аккуратно затворил за собой дверь.
Я дернулся, проверяя, смогу ли выбраться – кресло надежно держало меня. На подлокотниках были начертаны знакомые символы. Посмотрел на девушку – она была точно в такой же ситуации. И тоже дергалась, так же безуспешно. Но дольше меня, я-то сразу попытки освободиться оставил, без толку это, кресло развеивало конструкты почище камерной сетки.
Наконец и девчушка прекратила трепыхания, посмотрела на меня с отчаянием и каким-то вызовом, мол, сейчас я должен освободиться и бежать ее выручать. Да я бы с радостью, по крайней мере насчет того, чтобы освободиться, только не получается. Так ей и сказал.
К чести моей сокамерницы, она попыток геройства от меня требовать не стала, наоборот, через силу улыбнулась.
– Злата.
– Что?
– Зовут меня Злата. А ты – Марк Травин, я помню.
– Ага, очень приятно, – попытался галантно поклониться я. Получилось плохо, но девушка прыснула.
– Тебе страшно?
– Да, – признался я. – Но не очень. Столько всего сегодня произошло, это как вишенка на торте.
– Вишенка? Почему на торте?
– Ну, когда торт украшают, сверху такой сугробик из крема или сливок взбитых делают, а на него – вишенку кладут сладкую, в сахарном сиропе. Без нее сугробик не такой красивый.
– Странно, у нас торты украшают всякими птицами волшебными и леденцами, а еще орехами и сушеными фруктами. Это где ты такие сладости ел?
– В Пограничье, – привычно соврал я. Мог бы и правду сказать, мол, из другого мира пришелец, носитель инородной высокоразвитой культуры, но и так положение сложное, тем более что, думаю, для моей кармы одной ложью больше, другой меньше – значения не имеет.
– Понятно, – девушка отчаянно цеплялась за разговор. – А расскажи, как там…
Минут десять я вешал ей лапшу на уши, перемежая русско-скандинавский фольклор с просмотренными фильмами, даже «Калевалу» вспомнил – книжка валялась у нас дома, от нечего делать как-то прочитал, когда с бронхитом валялся. Как раз заканчивал рассказывать, как человек с фамилией Бромелайнен сделал гусли из огромной рыбы, и тут вернулся наш хозяин.
– Лапы мои, – с порога растянул губы в слащавой улыбке, – подружились. Ай молодцы, прямо сердце кровью обливается, когда думаю, что сейчас с вами сотворить придется.
Девочка сразу вернулась в реальный мир и зарыдала.
– Ну вот, слезки, – Тятьев-старший подошел к ней, погладил по голове. – Да не убивайся ты так, я ж не злодей, не на кусочки вас порежу. Смотри.
И он раскрыл ладонь.
На ней лежали два черных зернышка.
– Настоящие споры, – похвастался хозяин. – Не какое-то мелкое дешевое барахло, которое обычным людишкам продают, а что ни на есть вскормленные. На чистой силе, такие по сто золотых идут за штуку, да разве могу я плохое что-то своим дорогим гостям предложить.
Зернышки зашевелились, мне показалось, что у них ножки выросли, как у маленьких паучков. Нет, не показалось. И вправду выросли, по шесть штук. Одно из зернышек резво поползло к краю ладони и только там уже остановилось, словно уткнувшись в ограждение.
Злата затряслась, попыталась отодвинуться подальше, но кресло сильно ограничивало ее попытки. Тятьев поднес ладонь к ее лицу, но не торопился.
– Сейчас этот жучок заползет тебе в глаз, девонька, а оттуда прямо в мозг проберется. Да ты не бойся, он не кусается, такой славный, посмотри, какой красавец. И там, в мозгу твоем, он совьет себе гнездышко. А потом переберется в грудь, к сердцу поближе, а ниточка потянется за ним прямо внутри тебя, и ты будешь видеть прекрасные сны, пока он в тебе обустраивается. Я даже завидую тебе, лапа моя, это ведь для меня месяц пройдет, а для тебя – годы, целую жизнь проживешь на молочных реках и кисельных берегах, мужа там хорошего встретишь, детишек нарожаешь, может даже станешь великой княгиней. А потом, когда твое счастье к концу подойдет, вырастут в тебе несколько таких же жучков. И тебе хорошо, и мне прибыль. Это еще не считая обычных спор, которых с два десятка щепотей наберется, ты же у нас девочка сильная, а?
Рассказывая эти ужастики визжащей и рвущейся в разные стороны девчушке, он потер пальцами, создавая два маленьких оранжевых шарика. Потом одной рукой достал из кармана какой-то грязный комок, сжал его в ладони – от кулака в сторону шариков потянулись оплетающие их синие нити.
– Смотри, ради тебя стараюсь, глупышка, – хозяин упорно все внимание уделял моей новой подружке. – Это ж синяя смерть, только название страшное, а на самом деле – главный друг каждого колдуна, и потоки в нужное русло направит, и грибу развиться даст как надо. А чтобы ее добыть, знаешь, сколько мне пришлось людишек невинных погубить, измененным скормить? Ой много, лучше не знать тебе. Ну да кто их считает, сиволапых. Волю им дали, значит, на одну доску с благородными поставили. Нет чтобы как в Империи, или в царстве Куэйо, знали свое место, так ведь лезут с рылом своим в калашный ряд.