Пашка и Прошка, два брата-писца, провожавшие меня в кабинет гадливыми ухмылочками, увидев, что я вышел живой, здоровый и даже в хорошем настроении, уткнулись в свои бумаги и ожесточенно заскрипели карандашами, словно не замечая меня.
Ну и ладно. Выходя, кивнул на них стражнику.
– Каждое слово записывают. А боярин потом читает. Ох как внимательно читает, братец.
– Понял, – серьезно кивнул стражник, сжав бердыш до белизны в пальцах.
С того дня жизнь потекла своим чередом. Шуш так и остался у меня, утром вместе со мной выезжая в канцелярию, а вечером – возвращаясь самостоятельно. И если первое время на него было жалко смотреть, то потом в парне какой-то стержень проявился – стал увереннее, уже не ныл о несчастной любви, и рассудительности прибавилось. Хоть кому-то военная служба на пользу пошла.
А в колдовской приказ неожиданно для меня взяли Ждана, или как там его по-настоящему звали – Ирия Белосельского? Мила об этом рассказала в тот же вечер, как меня к Росошьеву вызывали на допрос. И все выпытывала, что там с Тятьевым произошло. А что произошло, как другим рассказывал, так и ей, да еще шепнул, что, когда мы одни в том лесу остались, Тятьев с Хилковым повздорили. О чем – не знаю, только, мол, смотрели друг на друга волком все время, пока их княжич Тятьев не утихомирил. Подумаешь, секрет выдал. Ну как отказать в такой мелочи совершенно обнаженной женщине, особенно если она мило просит, глядя большими голубыми глазищами. Только предупредил ее, что знать об этом никому не нужно, а особенно – братцу ее, который разболтать может. А это совершенно лишнее, и так приказ лихорадит.
Будни канцелярии, когда никто красной пылью не торгует или грибы не выращивает – дело скучное, в основном мы выезжали, когда дело касалось сразу нескольких ведомств. Или торговец на запрещенных амулетах попадется, или тать какой знатную особу ограбит, ну и само собой, на всякие княжьи выезды и церемонии. И по княжьим личным делам, которые канцелярию заботили отчего-то больше, чем государственные.
Жилинское удельное княжество богатством особым похвастать не могло, но и бедным тоже не было, так, в середнячках. Князь, пожилой уже человек, а по меркам моего мира – так вообще горец, ста сорока лет от роду, был тот еще ходок. Одаренных детей у него не было, как оказалось, довольно распространенное явление среди колдунов, поэтому на княжий престол должен был сесть один из его племянников, из Вяземских. Со знатными барышнями и замужними боярынями даже князю не дозволялось, тут хоть и было классовое деление, но все равно – при нужде и на князя управа бы нашлась, среди колдунов знатность – не главное. Поэтому Войхо Жилинский довольствовался дамами попроще и посговорчивее.
Мне до того, развлекается князь с кем или один дома лысого гоняет, дела не было совершенно, а вот канцелярии – даже очень. Мало того, каждую такую пассию проверяли и колдовские, и стража княжья. Самому-то князю договариваться не с руки, он должен прийти на все готовенькое, тут уж в дело вступал еще и торговый приказ. И мы.
Так что с полусветом местным я познакомился, даже полезные знакомства завел. И не то чтобы проникся презрением, свойственным одаренной верхушке по отношению к обычным людям, но логику их понял и не принял.
Когда купец фактически продает свою жену и дочь за особые права торговли в праздник, это можно объяснить. И те вроде согласны, там и подарки, и сам князь человек обходительный. И муж-отец в прибытке, да и опять же, деньги в семью. Все довольны, князь-то больше недели-двух в одной койке не задерживается, дальше прет, словно жить чуток осталось, а грамота – она надолго, на год, не меньше. И все равно ощущение гадливости есть. Ведь все почти соглашались, рано или поздно, вопрос был только в цене.
А проверяли мы, нет ли в доме закладок каких колдовских, или, может, будущая пассия опоена чем, или кто вложил в нее мысли недобрые. Оно понятно, места своего лишаться никто не хочет, когда еще Вяземские сюда придут и своих людишек попробуют понасажать, а пока нынешний князь жив и здоров, и служивые при деле и при деньгах.
Вот так и ездили по всяким потенциальным шлюхам – скука смертная, сидит, к примеру, девица лет семнадцати, краснеет, а рядом мамка строгая, как сутенерша вьется. Смотрит, чтобы не обделили деточку, а сама из себя гордая, словно орден дали. А какие там мысли в семнадцать лет? Ну находили несколько раз закладки – то кристалл следящий, то вот метка на девке стояла, еле видна, только я и разглядел, а что раздеть при этом пришлось, так люди-то простые, откуда им знать, что колдовские знаки через одежду прекрасно видны. Да, вот тогда повеселились немного. А так – скука смертная.
Денег с этих поездок было немного – вынесет купец несколько десятков золотых, чтобы подмаслить, на всех разделим, и получается по чуть-чуть. Я уж даже начал жалеть, что на общественных началах практически работаю, так бы по гривне-медведю в день получал, и ладно. Мне ведь еще за квартиру платить, и Шуша вон кормить – уж я парню сколько раз намекал, что в казарме ему гораздо лучше, и делать ничего не надо, и кормят, и ухаживают, так ведь нет, ни в какую, как клоп прямо, из дома не выведешь.
Благодарностей от князей что-то видно не было. Ни от местного удельного, ни от местного великого, ни от Смоленского. Не упал на меня золотой дождь из наград и привилегий. Но все это меня мало заботило – в жизни были вещи куда важнее.
На Интру – по-нашему 18 января, когда какой-то волхв пришел поорать в дымоход, чтобы подземных духов запугать, модуль в моей голове наконец разродился, сообщил, что дефектный кристалл, который я с таким эффектом интегрировал, наконец усвоился, и время до моего возвращения уменьшилось аж на полтора года. На зарядку моего обмундирования это, правда, никак не повлияло, но появился реальный шанс свалить отсюда пораньше. Все-таки шесть лет – это не семь с половиной. Так что пафосная синяя смерть теперь представляла для меня интерес постольку-поскольку. А вот найти еще несколько кристаллов было бы неплохо.
По кое-каким намекам, да что там – включая прямые доказательства, картина вырисовывалась, что в этом мире я не первый из чужаков, значит, другие могли оставить в нем свои портальные маяки, за ненадобностью там, если лишние были, или из-за несчастного случая. Правда, вероятнее всего в Империи, но и в княжествах должно было что-то попадаться. Ведь если кто-то посетил этот мир, оставив дефектный портальный камень, то нормальные-то у него с собой были. И наверняка за столько лет это был не один человек – как я успел понять, новые шумеры предпочитали уже изученные миры для периодических посещений, посылая в неизвестные экстремалов вроде моего шапочного знакомого Анура.
Я обошел все лавки, где торговали камнями. Кристаллы кварца продавались везде – и в качестве накопителей, в том числе для моего пепелаца, и для других целей, когда нужен был постоянный энергетический поток. Но найти среди бесчисленных россыпей местных изделий нужные мне инореальные было почти невозможно, по виду-то они не отличались практически.
В библиотеке мои вопросы о способах перемещения подозрений не вызвали – главный по книжкам был в курсе, куда я попадал и откуда выпал, вот только местная наука действительно считала, что реальных способов попасть в другой мир нет. Теоретически – да, допускалось, что есть другие миры, и даже одно время проводились какие-то опыты. Но потом один умник первого круга, а по совместительству великий князь, доказал, что перемещение физического тела невозможно, и дискуссии утихли. И были засекречены, чтобы неповадно было людям пустыми делами заниматься.
И вообще, Модест, библиотекарь, считал, что ни в какие параллельные миры деревенька не перемещалась, ее просто отбросило в обособленное пространство. Интересно, что он подумает, когда местные жители расскажут ему о длинных, похожих на нити облаках высоко в небе, из которых не идет дождь. Конденсационный след от какого-то летящего аппарата я лично наблюдал во время эпической битвы Тятьевых и Хилкова. Тятьев-старший наверняка знал больше, чем мне сказал, может быть даже выбирался во внешний мир, но теперь не спросить – удар мечом-хапу прервал блестящую карьеру ученого-исследователя навсегда.
Оставалось только надеяться, что есть вещи, которые мне пока знать, по мнению книжных червей, не нужно. И что отсутствие портальных кристаллов – явление, присущее захолустью типа мелких удельных княжеств. А вот в княжестве Смоленском, куда я должен был в апреле отправиться, чтобы в наследство вступить, может, и найду что-то.
– Какой-то ты напряженный, – Мила массировала мне плечи, у нее это отлично получалось.
С момента обретения колдовских способностей про недомогания я забыл, и мог бы отлично разогнать кровь на спине самостоятельно, но сам факт, что в настоящий момент привлекательная женщина своими крепкими ручками умело разминает мне мышцы, был очень приятен. Ну и ей этот процесс нравился. Так почему бы и нет.
– Дела, – зевнул я.
– Знаю я твои дела, по девкам шляетесь. Ты как, на невинность проверяешь или допросы ведешь?
– На невинность, – повинился я.
– Врешь, – Мила стукнула меня твердым кулачком по затылку. Хорошо, щит поставил, а то могла бы и позвонки повредить. – Ты для этого в слишком мелких чинах, да и знаний у тебя никаких нет.
– Что есть, то есть, – согласился я. А что сказать, вон ее брат – дьяком сразу, а через год обещают стольником сделать. Еще бы, с таким дядей – Сила Гранович Ухтомский во всех приказах в почете был.
– И что?
– Ну нафиг, – честно сказал я, вот как на духу. – Полгода пройдут, уйду жить в свой дом. Заведу себе жену, детей, собаку и велосипед.
– Что заведешь?
– Собаку. А то кот вон разжирел, ему стимул для движения нужен.
– Нет, последнее слово.
– А, велосипед. Да, механизм такой имперский. Вроде как табуретка, но с колесами.
– Дикари, – припечатала Мила. – А по существу? Неужели тебе не хочется занять высокое положение?