И не стоит даже пытаться подловить маму, задавая ей серьезные вопросы. Про Россмор она ничего не знает, а годы, проведенные в Дублине, почти не помнит. От всех попыток что-то выяснить мама отмахивается, сразу темнит, нервничает и суетится.
Та же история творится, когда речь заходит о датах, возрасте и тому подобном. В таких случаях ей всегда становится не по себе, и в конечном счете понимаешь, что спрашивать не стоило. Маме сорок четыре года. Но окружающим она говорит, что ей тридцать пять. Это значит, родить меня она должна была в восемнадцать, а забеременеть – всего в семнадцать. Уж не знаю, как сюда вписываются годы в колледже, в котором она, по ее словам, училась далеко отсюда и где остались все ее сокурсники и подруги по женскому клубу. Но лишних вопросов лучше не задавать.
С папой я вижусь два раза в год, когда он приезжает на Восточное побережье. Он итальянец, очень темпераментный, женат вторым браком и растит двух маленьких сыновей. Он показывает мне их фотографии и говорит, что они мои единокровные братья. Когда он приезжает, чтобы забрать меня в мотель, где остановился, то с мамой не пересекается. Если она дома, то наблюдает из окна второго этажа за тем, как мы отправляемся в путь. Но обычно в это время она на работе. По-видимому, люди, которые продают водный декор и садовые бассейны, на работе постоянно.
К папе обращаться с расспросами про Ирландию без толку.
– Не спрашивай, Джуни, не спрашивай, если не хочешь каждый раз слушать новую историю, – слезно просит он меня.
– Но, папа, хоть что-то ты же должен знать. Например, у вас на свадьбе были гости из Ирландии?
– Кто-то был, но, понимаешь, Джуни, я всегда говорю: не стоит оглядываться на прошлое, лучше смотри в будущее.
И вот папа снова собрался показать фотографии моих единокровных братьев, но я его опередила:
– Этот день рождения я буду отмечать в Дублине. Ты встречался с какими-нибудь родственниками мамы, когда вы были в Дублине?
– Не-а, – ответил он.
– Но почему? С твоими-то родными она познакомилась, когда вы ездили в Италию.
– Джуни, милая, я никогда не был в Дублине, – сказал папа. – Всегда хотел съездить, но мы туда так и не добрались. По-видимому, дедушка и отец твоей мамы повздорили. Крепко повздорили, прозвучали обидные слова, а ее отец был тем еще гордецом, молодым и горячим, – взял семью и уехал в Штаты, запретив переселенцам вспоминать прошлое.
– Папа, но ведь этой истории уже куча лет! – Я недоумевала, как ссора может продлиться столь долго.
– Знаешь, как это бывает, одно тянется за другим, нарастая, точно снежный ком. – Папа был, по обыкновению, настроен великодушно.
– Когда умер мамин папа, когда дедушки не стало, разве нельзя было снова наладить отношения?
– Может, мама думала, что так проявит неуважение к памяти отца. В общем, ни в Россморе, ни в Дублине я не был и помочь тебе ничем не могу, – пожал плечами папа.
– Я все тебе расскажу, папа, – пообещала я.
– Мы с Джиной собираемся подарить тебе на день рождения фотоаппарат, Джун. Снимай все, на что упадет глаз, покажешь в наш следующий раз. Желаю удачной поездки. Милая, твоя мама будет гордиться тобой, кто бы вам ни встретился. Она постарается, чтобы вы чудесно провели время.
Папа у меня был просто замечательный, он хотел, чтобы все жили в мире и гармонии.
Я вдруг почувствовала, как на глаза навернулись слезы.
– Ты так и не сказал, почему вы с мамой разошлись. – Я забросила удочку без особой, впрочем, надежды на откровенность.
– Ну, знаешь, такое случается, тут нет ничьей вины, – широко улыбнулся он. – И вот что, Джуни, ничего не выйдет, если все время оглядываться назад. Давай смотреть вперед, ждать твоей многообещающей поездки в Ирландию и того дня, когда ты приедешь к нам на Средний Запад повидать единокровных братиков и…
Я не могла его не поддержать.
– С удовольствием увижусь с Джиной, папа, и познакомлюсь с малышами Марко и Карло, – сказала я и увидела, как он просиял, когда я произнесла их имена.
– Как твой отец? – отрывисто, с напряжением в голосе спросила мама.
Определенно сегодня выдался не лучший день для продажи садовых бассейнов. Мне ужасно хотелось рассказать о том, какой он добрый и великодушный, как радуется хорошим новостям, даже если они его не касаются. Но она этого не оценит, наоборот, разволнуется, расстроится. Поэтому, как и папа, который смирился с тем, что так и не съездил в Дублин, я поборола свои желания и решила обойтись без лишних слов.
– У него все хорошо. – Я пожала плечами. – Говорил не особенно много.
– Как и всегда, – довольно проговорила мама.
Напевая себе под нос веселую мелодию, она сходила за большой папкой, в которую мы складывали все, что относилось к предстоящей поездке. На папке зеленым фломастером было крупно выведено: «Шестнадцатилетие Джун».
– Что вы собираетесь делать в Дублине? – спрашивали меня в школе.
Я понятия не имела, как отвечать, просто потому что не знала наших планов. Но, в отличие от мамы, не переживала, что на этот счет кто-то подумает.
– А вечеринка в честь дня рождения там будет? – поинтересовалась моя подруга Сьюзи.
Я сказала, что не знаю. Может, и будет – если мне решат устроить сюрприз, – а может, и нет.
При любом раскладе вечеринка состоится, когда мы вернемся. Я надеялась, что получится съездить в Россмор, где есть волшебный источник, но маме об этом говорить не стала, решила подождать, пока доберемся до места. Единственное, что я знала точно, – шестнадцатого июня мы отправимся на пешую экскурсию по следам героев Джеймса Джойса. Мама уже записала нас в группу.
Маршрут берет начало у башни на берегу, потом мы посещаем музей, затем плотно завтракаем почками, печенью и прочей требухой, после чего едем в центр Дублина на трамвайчике. Странноватое развлечение, но мама была счастлива, как никогда, и это меня радовало. Так или иначе, после нескончаемой суеты, упаковки, распаковки и перепаковки чемоданов настал тот самый день, когда мы отправились в Дублин.
Самолет был набит под завязку, забронированная по специальному предложению недорогая гостиница оказалась приличной, не так чтобы хорошей, но приличной. Магазины были гораздо меньше наших, а деньги – другие. Я все спрашивала маму, вспоминается ли ей что-нибудь из детства, но она говорила, что не уверена, столько лет прошло.
– Не так уж много, мам. Тебе ведь всего тридцать пять, помнишь? – возразила я, и на сей раз она не стала реагировать на колкость.
– Вокруг столько молодых лиц, что я чувствую себя на все сто тридцать пять. Ирландия превратилась в страну подростков, – проворчала мама.
Она выглядела усталой и озабоченной. Я решила больше над ней не подтрунивать.
– Ты смотришься не хуже любой из молодых, мам, честное слово.
– Ты у меня добрая девочка, Джун. И от отца тебе досталось много истинно итальянского оптимизма. Вот что я скажу.
– А что со стороны О’Лири? От них мне что-нибудь перепало? – спросила я.
Я ступила на тонкий лед, но если поинтересоваться своими таинственными родственниками нельзя в их родном городе, то где и когда вообще можно?
– Слава богу, нет, – ответила она. – У них нет ничего, кроме умения затаивать злобу.
– И поэтому мы не будем с ними встречаться? – расхрабрилась я.
– Странный народ эти О’Лири. Родом из захолустного городишка Россмор, обосновались в Дублине. Боюсь, тогда в доме на Северной кольцевой дороге произошла ссора, прозвучали обидные слова, – отрывисто проговорила мама. – Давай лучше вернемся к Джойсу.
Она загодя побеспокоилась о том, чтобы мы непременно увидели дверь дома номер 7 по Экклс-стрит[18] – это, по ее словам, самый известный адрес в английской литературе – и посетили паб Дэви Берна[19]; по пути к нему мы могли узнать о других джойсовских местах и подготовиться к большой экскурсии, которая состоится в сам День Блума.
– Ты ведь знаешь, чему посвящен праздник, Джун? – разволновалась мама.
Я знала.
В один июньский четверг 1904 года по городу бродила куча дублинцев, и они тут и там натыкались друг на друга – эта история была всего лишь вымыслом, но она так запала людям в голову, что теперь они из года в год наряжаются и разыгрывают ее по новой. Я бы скорее предпочла пройтись по Дублину в поисках своих родственников, настоящих, живых О’Лири, но такого в планах не значилось.
В День Блума, в день моего рождения город было не узнать. Все нарядились в костюмы Эдвардианской эпохи, нацепили канотье и, неуверенно покачиваясь, разъезжали на причудливых старомодных велосипедах – это выглядело и глупо, и забавно одновременно. Я решила взять пример с отца и попытаться увидеть во всем что-то хорошее. Или со своей подруги Сьюзи, которая любое скопление людей расценивала как источник потрясающих, но еще не случившихся романтических знакомств. Я с трудом оторвала смущенный взгляд от мамы, которая по-глупому щеголяла своими весьма ограниченными знаниями о Джойсе перед остальными участниками экскурсии. Мы переходили с места на место, и повсюду были журналисты с фотоаппаратами и телевизионные группы. В конце концов ко мне подошла девушка с микрофоном, которая брала интервью для радиопередачи, и задала несколько вопросов.
Я рассказала ей, что сегодня мне исполняется шестнадцать, что меня зовут Джун Арпино, что я наполовину итальянка, наполовину ирландка и что, да, я знаю немного о Джеймсе Джойсе и экскурсия мне показалась довольно интересной, но, вообще говоря, куда интереснее было бы отыскать моих родственников О’Лири.
Журналистка, симпатичная, излучающая дружелюбие девушка с большими темными глазами, похоже, заинтересовалась моей историей. Почему я не знаю, где живут мои родственники?
Я рассказала, что они перебрались в Дублин из затерянного в глуши местечка под названием Россмор. Объяснила, что тридцать три года назад на свадьбе в доме на Северной кольцевой дороге произошла ссора, прозвучали обидные слова. Вскоре после этого моя ма