Надеюсь, она будет связана с музыкальной индустрией, потому что я еще не совсем отказался от мечты. Почти отказался, если честно, но все же не совсем. Когда слушаешь всех этих звезд, замечаешь, что в какой-то момент им просто повезло: они встретили кого-то, кто познакомил их с нужным человеком, и тот помог им «выстрелить».
Я до сих пор живу с родителями, и дело тут не в том, что я двадцатишестилетний нюня и мямля.
Ну, жить можно с родителями и у родителей, так ведь? Дома у нас есть микроволновка и большой холодильник с полками, подписанными «Папа», «Мама» и «Хьюго».
Моя сестра Белла, которая живет отдельно с двумя феминистками, сказала, что считает его – наш дом – самым безрадостным из всех, которые ей когда-либо приходилось видеть, безрадостнее документального фильма об инвалидах, потому что те увечны телом, а мы – духом. В ее глазах мы втроем составляем удручающую картину несостоятельных людей, попавших в ловушку убогого повседневного уклада. Она думает о нас c содроганием – трех взрослых, лишенных настоящей жизни.
Я, откровенно говоря, никогда не понимал, что ей так не нравится. Нормальная у нас жизнь. Я каждый месяц откладываю для родителей понемногу на черный день. Папа работает ассистентом в ветеринарной клинике, специализирующейся на мелких животных. Он всегда был именно ассистентом, не врачом – нет соответствующего образования, – но сотрудник он совершенно незаменимый. Никто лучше не умеет удерживать котят при уколах, успокаивать собак или убирать за хомяками, которые гадят повсюду. Он просто обожает животных, но, к сожалению, мама – аллергик и чуть что покрывается сыпью, чихает и трет глаза. Поэтому папа занимается животными в рабочее время и почти каждый вечер выгуливает в парке чужих собак.
Мама целыми днями подыскивает людям бюджетные поездки в туристическом агентстве, у нее это здорово получается. Она может подобрать путешествие на любой вкус и оформить его с большой скидкой. Например, найти горящий тур на острова Карибского моря по бросовой цене или недорогую поездку в Венецию на праздничные выходные в низкий сезон… Но папа терпеть не может летать. Однажды попробовал, ему не понравились неприятные ощущения в ушах, и с тех пор он в самолет ни ногой. Маме приходится путешествовать в компании коллег, что ей не очень нравится. Но родители счастливы вместе, по-настоящему счастливы, а не так, как большинство людей в нашем мире.
Папа – вегетарианец, а мама вечно сидит на какой-нибудь сумасшедшей диете, так что собственные полки в холодильнике мы завели для удобства. Да и вообще дома все устроено просто отлично.
У нас два телевизора, один в кухне, другой в гостиной, поэтому никаких яростных споров по поводу того, что будем смотреть, у нас не возникало. На каждой третьей неделе мы по очереди занимаемся стиркой; с глажкой не мудрим, у нас вся одежда из немнущихся тканей. Это мою сестру Беллу тоже удручает. Как будто ее жизнь с двумя занудливыми бабами, которые носят экологичную одежду, едят органические продукты и все разговоры ведут вокруг зеленой повестки, хоть сколько-нибудь менее уныла.
У мамы с папой все хорошо, и я уже достаточно давно работаю таксистом, чтобы понять: дела у них обстоят лучше, чем у многих ровесников. Каких только людских бед и страданий не увидишь с водительского сиденья, доложу я вам.
Во всяком случае, этим утром мама сказала, что на следующих выходных летит в Дубай на восемь дней, и папа ответил, что это прекрасно, ей там обязательно понравится. А он сможет отправиться в приют для раненых животных: он уже давно хотел найти время, чтобы поухаживать за бедными осликами, от которых осталась одна кожа да кости, и напуганными собаками, часто с затравленными глазами и всего тремя лапами. Оба спросили, справлюсь ли я без них, и я ответил, что легко. Все равно в эти выходные наступала моя очередь устраивать стирку, поэтому дом можно было смело оставлять на меня.
– Какой ты у нас хороший мальчик, Хьюго, – сказала мама.
– Уже мужчина, – уточнил папа.
– Может, успеешь жениться к нашему приезду, – вроде бы в шутку проговорила мама, но я знал, что для нее это вопрос серьезный.
Ей бы очень хотелось, чтобы я женился. Мне казалось, что я в глазах родителей немного неудачник. В моем возрасте у них уже росли двое детей: пятилетняя Белла и четырехлетний я. А мне, кроме небольшого счета в банке, и похвастать было нечем.
– Не-а, наверное, останусь тут с вами, пока вы совсем не состаритесь.
– Вот уж надеюсь, сынок, что этого не случится. Хорошо бы тебе найти кого-нибудь по душе, а не нас терпеть, – сказал папа.
Меня вдруг бросило в холод: я осознал, что могу так и не встретить девушку, которая идеально мне подойдет, потому что никогда не сумею ни на что решиться.
Я просто плыл по течению, ловил то, что само шло в руки. Например, устроился в такси благодаря дяде Сидни, с одной девушкой встречался, потому что она приходилась кому-нибудь сестрой, с другой – потому что она дружила с девушкой моего приятеля. Играл по воскресеньям в футбол, потому что кто-то взял на себя труд набрать команду и забронировать футбольное поле. Покупал одежду в магазинчике, где работал мой друг Джерри. Во время распродаж он всегда придерживал для меня кое-что.
– Если поднапряжешься, Хьюго, от тебя будет глаз не оторвать, – говорил он мне пару раз. – На такие худые остренькие мордахи дамочки клюют только в путь. Тебе бы еще добротную кожаную куртку купить.
Правда, Джерри – упитанный весельчак, который всегда щедр на комплименты.
Почем ему знать: хорошо я выгляжу или совсем наоборот? В общем, я нечасто куда-нибудь выбираюсь и испытываю на деле свою гипотетическую привлекательность.
И вот что странно: кроме Крисси, я, пожалуй, никогда не встречал еще девушку, которую хотел бы узнать получше. Да и насчет ее я не вполне уверен.
Мы бы оба знатно сглупили, если бы начали строить планы, пока не были вполне уверены. Я о том, что с Крисси можно хорошо провести время и она обожает цветы и все такое, но быть всегда рядом? Днями и ночами? Даже не знаю.
Если честно, Крисси тоже не знает. Мы говорили друг с другом о том, что нет ничего хуже, чем оказаться в ловушке отношений без любви. У Крисси такие примеры перед глазами постоянно. Она утверждает, что процентов шестьдесят всех невест, для которых она составляла свадебные букеты, глубоко несчастны.
Я знаю, что много моих пассажиров тоже несчастны и, кажется, постоянно ссорятся. Особенно те, кто едет вместе отдыхать. У меня часто создается впечатление, что они ненавидят друг друга.
Ну так вот, на следующий вечер после того, как мама улетела на Персидский залив, чтобы обзавестись загаром и золотым браслетом, а папа уехал выкармливать ослабленных оленят теплым молоком из бутылочки и перевязывать раны на ослиных спинках, я взял дополнительную смену. Я вел машину и думал, что было бы здорово иметь рядом человека, который в тебе души не чает и всегда на твоей стороне – как в кино.
Я проезжал мимо этого итальянского заведения с фирменной пастой, когда оттуда на улицу вывалилась подвыпившая компания. С такими клиентами надо быть настороже. Дядя Сид всегда советует не включать счетчик, пока не убедишься, что они в состоянии держаться на ногах и оплатить будущую поездку, а еще внимательно следить за теми, кого может стошнить в машине.
От компании отделился приятный парень и подозвал меня. Похоже, американец или канадец. Трезвый. Очень вежливый.
– Не могли бы вы отвезти эту молодую леди домой? – Он протянул мне десятку – куда больше, чем должна была встать поездка по указанному адресу.
Молодую, с позволения сказать, леди покачивало, но на блевунью она не походила – такие вещи учишься предугадывать: у нее не было характерной ауры, скажем так. Хотя начала она неважно: ввалившись в такси, упала на колени.
Парень забрался в салон и очень нежно привел ее в вертикальное положение.
Я поинтересовался, не хочет ли он, часом, поехать с нами? Подумал, парень может пригодиться, когда пассажирку придется выволакивать из машины по приезде.
– Нет, жаль, конечно, но, видите ли, Моника… она здесь… и это, в общем-то, ее вечер, да мы и живем в одной стороне. Все в порядке, Эмер, – проснись, дорогая, проснись и поговори с этим милым водителем.
– Я не хочу разговаривать, Кен, хочу ему спеть, – заартачилась она.
– Вы как, не против? – обеспокоенно спросил меня он.
– Да нет, Кен, – ответил я. – Я даже подпою.
– Терпеть не могу эту Монику. Кен, ты слишком хорош для нее. У нее лицо как зефирина. И рисует она так, словно окунает другую зефирину в розовую, синюю и желтую краску. Она же противная до безобразия, Кен, как же ты этого не видишь?
Кен, который, вероятно, беспокоился, что Моника услышит, как ее описывают, смотрел на меня в панике. Мне часто кажется, что таксист – это дипломат и семейный психолог в одном флаконе.
– Ну, я поехал, – сообщил я.
– Присмотрите за ней, она необыкновенная, – сказал он мне.
И я тронул машину с места.
Девушка ворчала на заднем сиденье, вопрошая, почему, если она вся такая необыкновенная, Кен едет домой с этой Моникой, у которой табло как плюшка с миндалем.
– Скорее, как зефирина, – поправил пассажирку я.
Мое замечание привело ее в восторг.
– Точно. Лучше не скажешь. Это ты метко подметил. – Она довольно сама себе улыбалась, повторяя «как зефирина», словно не ей первой в голову пришло это сравнение. – Да, Кен попросил меня тебе спеть. Есть какие-нибудь пожелания? – по прошествии некоторого времени произнесла она.
– На ваш выбор. – Я был сама любезность.
Эмер оказалась приятной девушкой. Блондинка с длинными прямыми волосами, наверное, под тридцать, она явно перебрала с вином, но мир вокруг ей вполне нравился, если бы не Моника со своим плоским лицом.
– Кен – просто душка. Сообразил, что водить такси та еще скука, и решил, что тебя не помешает немного развлечь в дороге, вот и предложил идею с песнями. Я спою «By the Rivers of Babylon». – И спела. Кстати, довольно неплохо.