Боярышниковый лес — страница 45 из 65

Я забеременела Эми приблизительно в то же время, когда она ждала своего первенца – Терезу, так что нам было о чем писать. А потом произошло нечто совершенно ужасное.

Нечто из разряда того, что может случиться с посторонними людьми, но никак не с твоими близкими. Терезу похитили прямо из детской коляски. Девочку так и не нашли и не вернули. Бедная собачонка заливалась лаем, на улице были сотни людей, но никто ничего не заметил.

С тех пор все изменилось. Как бы я могла после случившегося разговаривать с Лилли как ни в чем не бывало и рассказывать ей об Эми? А потом умерла бабушка, и мы перестали ездить в Ирландию. Мы благополучно жили здесь, на севере Англии, и рождение Джона показалось последним недостающим кусочком для полного счастья.

Сначала мы каждую неделю играли на футбольном тотализаторе, потом в лотерею и планировали, как потратим всю ту прорву денег, которую получим. Первым делом, конечно, отправимся в круиз, потом купим виллу на берегу Средиземного моря и большой дом в престижном районе нашего города, потом можно будет подыскать симпатичный маленький домик с садом для родителей. А еще дети! На них мы строили поистине грандиозные планы!

Они будут посещать самые дорогие школы, брать уроки музыки и танцев, учиться ездить верхом на пони и играть в теннис. Они получат все, чего никогда не было у нас. И даже больше!

Справедливости ради в отношении детей мы с Бобом одними мечтами не ограничивались. Мы знали, что крупного выигрыша может и не случиться, и отчаянно хотели дать им больше возможностей, чем было у нас. Поэтому организовали фонд для нужд детей, куда каждую неделю вносили немного денег. И делали это с самого их рождения. В почтовом отделении потихоньку копилась кругленькая сумма для Эми и Джона.

Я вычитала в одной книжке, что, если вы хотите, чтобы ваши дети преуспели в жизни, им следует дать простые и традиционные имена. Имена же, которые нравились нам, могли потом с легкостью выдать принадлежность их носителей к рабочему классу. Поэтому наших детей звали Эми и Джон – самых замечательных детей на свете. Хотя так о своем потомстве думают все родители.

Когда подошло время, каждый получил по новенькому велосипеду, а не переломанный, а потом отремонтированный старый. Мы водили ребят в парки аттракционов, а на день рождения они могли приглашать к нам в дом друзей, и мы угощали всех бургерами и включали им видеофильмы. Мы купили Джону компьютер, который он поставил к себе в комнату. Я бы с удовольствием тоже им пользовалась, но Джон был очень развитым для своих пятнадцати лет парнем, и я не хотела ничего ему там испортить.

Мы отправили Эми в дорогущий колледж, готовивший секретарей. Фонд под этим двойным грузом затрещал по швам: все-таки я работала на кассе в супермаркете, а Боб водил фургон, и платили нам не то чтобы очень хорошо. Но главное, это были прекрасные вложения в будущее наших детей.

У Джона обнаружились незаурядные технические способности, и он нашел себе замечательную работу в модной сейчас области информационных технологий, так что мы не прогадали, купив ему собственный компьютер в столь юном возрасте. Дорогостоящий курс секретарского дела для Эми тоже не пропал даром; она получила чудесное место администратора в приемной крупной компании, а потом доросла до должности личного помощника.

И оба работали в Лондоне! Подумать только!

Сын и дочь изредка приезжали с нами повидаться, но своих друзей к нам в дом, конечно, больше не звали. У них была собственная жизнь, самодостаточная, успешная, именно такая, ради которой мы так выкладывались. Мы понимали, что сюда им никого не пригласить, на нашей тесной веранде совсем мало места. К тому времени, как Эми исполнилось двадцать четыре, а Джону двадцать три, они оба делили квартиры с другими молодыми людьми, как и должно было быть.

Несколько друзей спросили нас с Бобом, как мы собираемся праздновать двадцатипятилетнюю годовщину, нашу серебряную свадьбу. Мы сказали, что сами пока не представляем, но уверены, что дети для нас наверняка что-то подготовили. Они прекрасно знали дату нашей свадьбы – первое апреля, потому что мы всегда ее отмечали, когда они были маленькими.

День дураков!

Представить только, мы еще хохотали, что выбрали именно этот день, чтобы дать друг другу самое главное обещание в жизни. Как раз в нашем репертуаре! Мы покупали детям торт-мороженое, такой большой, чтобы каждому досталось не по одной порции. Наши соседи по улице, сестра Боба и моя двоюродная сестра, все они устроили на свои серебряные годовщины большой праздник. Собралось много гостей, и мы слушали песни, которые были популярны, когда мы только поженились.

Я гадала, что придумают Джон с Эми.

Семья и знакомые уже знали и, как я поняла, интересовались просто из желания разжечь наше любопытство. Мы так привыкли откладывать деньги в детский фонд, что там накопилась небольшая сумма, которую я потратила на новый темно-серый костюм и красивую белую рубашку для Боба и на темно-синее креповое платье и сумочку в тон для себя. Теперь мы точно не упадем лицом в грязь, что бы дети для нас ни придумали.

Дата нашей годовщины подходила все ближе, а мы и не догадывались, что они там подготовили. Кстати, Эми соблюдала конспирацию весьма убедительно, даже сказала, что едет с Тимом, мужчиной, у которого она трудилась личным помощником – ну, вы понимаете, – в Париж на те самые выходные. Я сделала вид, что поверила. Так же как я притворилась, что поверила Джону, когда он сообщил, что собирается понырять с аквалангом с ребятами из офиса и уже купил новый гидрокостюм и необходимое снаряжение.

За два дня до годовщины я начала нервничать. Две знакомые пары позвали нас вместе поужинать, одна пара предложила индийский ресторан, другая – итальянский.

Они настаивали, что такую дату непременно нужно отметить. И когда я сказала, что так и будет, увидела в ответ взгляд, который меня насторожил. Тогда я решила, что лучше все прояснить пораньше, до того как Боб успеет ужасно расстроиться. Он через день примерял новый костюм и любовался своим отражением в зеркале в спальне. Я позвонила Эми на работу.

– А, мама, это ты, – сказала она.

Раньше она называла меня мамулей, а теперь вот только мамой.

– Я насчет твоих планов на выходные, – начала я. – Ты действительно собираешься уехать, милая? Я про ближайшие выходные.

– Не начинай, мам, – тут же завелась она. – Пожалуйста. Ты никогда не вмешивалась в мою жизнь и всегда давала мне самой принимать решения, поэтому не говори, что теперь и ты начнешь поднимать крик по поводу Тима. Мама, его браку конец, и в нашей поездке в Париж нет ничего предосудительного. Прошу, мне и без тебя приходится всякое выслушивать…

Я сказала ей, что не собиралась протестовать против ее поездки в Париж, я даже не знала, женат Тим или нет. И позвонила совсем по иному поводу.

– И зачем ты тогда позвонила, мама?

Моя дочь умеет быть резкой. И делать другим больно.

Я не сдержалась.

– Хотела убедиться, что ты не забыла про нашу серебряную свадьбу в эту субботу, – выпалила я прежде, чем успела себя остановить.

– Вашу – что?

– Двадцать пять лет назад мы с твоим папой поженились. Вот и подумали, что вы с Джоном, наверное, собираетесь… ну, устроить нам что-то вроде праздника. Просто соседи спрашивают, ты же понимаешь…

Я услышала, как она резко вздохнула.

– Ах да, мама, конечно. День дураков. Боже, ну конечно…

И тогда я поняла, что она на самом деле забыла. И Джон тоже забыл. И что никакого праздника не состоится.

Был четверг, поэтому звать гостей и устраивать торжество мы уже не успевали. Это разобьет сердце Бобу. Он куда больше меня переживал, что в последнее время его маленькая крошка редко приезжает домой навестить родителей. Ему так не терпелось надеть новый костюм и спеть «You Make Me Feel So Young»[24]. Муж предположил, что дети забронировали зал на втором этаже паба «Канарейка»: как он слышал, на субботу там запланировано какое-то мероприятие.

Я подумала о сестре Боба, которая имела обыкновение высказываться о наших детях с долей неодобрения, и моей доброй и великодушной двоюродной сестре, о замечательных семейных праздниках, состоявшихся у обеих. Еще подумала о своем темно-синем креповом платье и сумочке в тон. И о годах, которые провела на сквозняке за кассой в супермаркете, чтобы заработать побольше денег для нашего фонда. И о том, как мы потратили эти деньги на недешевый пиджак, в котором дочь устраивалась на свою первую работу, и какие столы накрывали на день рождения Эми и Джона, приглашая к себе домой их друзей. Подумала о сверхурочных, которые брал Боб, и как он колесил по дорогам до красноты в усталых глазах и одеревенения в затекших плечах, чтобы купить детям велосипеды, радиоприемники, а позднее CD-плееры. И обо всех посещениях Леголенда и парков дикой природы. Вспомнила однодневные поездки через Ла-Манш во Францию.

И на какую-то пугающую секунду почувствовала, что ни капли не расстроилась бы, если бы вычеркнула из жизни Эми и Джона.

Но усилием воли взяла себя в руки. Зачем были нужны эти усилия – четверть века экономии, работы, заботы о доме, чтобы дать детям больше, чем имели мы, – если все закончится раздражением и обидами? Следовало сгладить серьезность их проступка и притвориться, что ничего страшного не произошло. И сделать это нужно было быстро, пока Эми не начала оправдываться.

Я заговорила первой, не дав дочери собраться с мыслями:

– Понимаешь, мы с папой собираемся на эти выходные уехать и хотели убедиться, что не нарушаем ваших планов…

– Мам… прости меня… – начала она, но никаких извинений с ее стороны допустить было нельзя.

Если дело дойдет до них, все пропало.

– Ну вот и славно. Если вы собирались послать цветы, то, раз мы будем в отъезде, лучше отправить их папиной сестре.

Эми сглотнула:

– Да, мама, конечно.

– А празднование тогда устроим на жемчужную свадьбу.