ограничивали его право контактировать со мной с целью дальнейшего обсуждения данного вопроса.
Руководству я ответила, что по окончании проверки буду рада предложить собственную цену за четвертую долю «Папоротника и вереска». Я также уточнила, что приехать и осмотреться можно в любое время, главное, не беспокоить наших постояльцев. Начальство увидит все как есть, без прикрас, хотя я бы могла выставить наше заведение в самом плачевном виде, чтобы выкупить долю подешевле. С другой стороны, если руководство будет недовольно положением дел, я могу лишиться должности заведующей.
Все прошло отлично. Дэн с Гэрри стали хорошими друзьями. Ив основала в «Папоротнике и вереске» феминистскую группу, которая исследовала перспективы постижения мужской психики, исходя из предпосылки «в целом они неплохие, просто запутались».
Оливер принялся наезжать к моей сестре и так часто и так подолгу ворчал и плакался ей в жилетку, что она перестала называть меня идиоткой за то, что его бросила, и теперь хранила молчание по поводу всей этой ситуации.
Руководство явилось с негласной проверкой в тот день, когда мы были в лесу, объявило, что крайне удовлетворено ее итогами, и запросило у меня совершенно непомерную сумму за двадцать пять процентов участия в капитале.
Но я была к этому готова.
Я объяснила, что выкуп доли «Папоротника и вереска» гарантирует мое дальнейшее пребывание здесь. Перечислила усовершенствования, которые уже успела провести, и намекнула на другие запланированные нововведения. Попросила откровенно обсудить с постояльцами, как те представляют себе свою жизнь здесь, если я уволюсь. Хмуро согласившись с весомостью моего вклада в дело, руководство значительно снизило уровень своих финансовых ожиданий.
– Вы, Поппи, совершенно неординарная личность, – сказали мне. – Постарайтесь сделать так, чтобы «Папоротник и вереск» не потерял лицензию, и проследите за соблюдением правил.
Никаких правил мы вроде не нарушали. Куры содержались в чистоте, в библиотеке не было порнографии. Но меня не отпускало какое-то смутное беспокойство.
И это беспокойство вызывал отец Грании.
Дэн казался подозрительно веселым.
Стоило за ним приглядеть.
Выбраться в паб он никак не мог. Ближайший паб находился в четырех милях отсюда, и, если бы он заказал такси, я бы узнала об этом в течение десяти секунд. И тем не менее к Дэну вернулся и румянец, и прежний цветущий вид в целом.
Он решил остаться здесь и съездил к себе домой за вещами.
Мы хотели помочь ему их разложить, но от помощи он отказался. Если ему будет позволено сохранить хоть немного достоинства, он предпочел бы сам разложить свои вещи так, как ему удобно.
Дэн сказал, что ему поможет новый приятель Гэрри.
Мы твердо верили в то, что постояльцы и впрямь должны сохранять столько личной свободы и достоинства, сколько возможно, поэтому возражать, конечно, не стали. Из комнаты какое-то время слышались удары молотка, но стены, кажется, сильно не пострадали. У Дэна появился старый сервант с зеркалом на задней стенке, несколько репродукций со сценами охоты, доска для объявлений и мишень для игры в дартс с внутренней стороны двери. Под пледами и бархатистыми отрезами ткани смутно угадывались очертания какой-то мебели. Возможно, шкафов для посуды или комодов.
Но комната была настолько просторной, что тесноты не ощущалось. Дэн сказал, что привез несколько складных стульев на случай гостей и пару высоких табуретов, куда будет ставить вазы с цветами. Я заметила, что некоторые постояльцы взяли в привычку заглядывать на полчаса в комнату Дэна перед обедом, а потом еще и вечером.
Женщины чуть наряднее одевались, чаще просили нашего приходящего парикмахера сделать им укладку, даже начали носить украшения и пользоваться духами. Мужчин теперь можно было увидеть в галстуках и с аккуратно зачесанными назад волосами.
Что-то определенно происходило.
Я долго не могла понять, в чем тут дело, пока не сообразила, что Дэн устроил у себя в комнате.
В серванте обнаружились бутылки с дозаторами. Покрытая пледами мебель превратилась в барную стойку. Вазы спустили с табуретов на пол, а вокруг импровизированных столиков расставили стулья.
Ив смаковала крохотную порцию сухого мартини, остальные дамы потягивали херес из рюмочек размером с наперсток, а в бокалах у мужчин главным образом было пиво из металлического бочонка, в нерабочее для этого питейного заведения время виртуозно притворявшегося большой стойкой для журналов.
Как я это обнаружила?
Подглядела. И увидела идиллическую картину.
Наши постояльцы никогда не напивались, никому не причиняли вреда, хотя правила, конечно, нарушали. Вообще-то, продавать алкоголь без лицензии запрещено. Повсюду. Особенно в доме престарелых, где без правил и предписаний и шагу ступить нельзя, и ни одно из них не разрешает постояльцам организовывать платные бары.
Но старики так радовались успеху своей подпольной операции! Будет ужасно, если я положу ей конец, и я твердо решила, что она навсегда останется для меня тайной.
Поэтому, когда сотрудники намекали, что мне следует кое о чем знать, я делала все возможное, чтобы продолжения не услышать. Одному Господу известно, на что еще я непреднамеренно закрывала глаза! Как бы то ни было, руководство по-прежнему приезжало к нам с проверками, а я всегда подсказывала Дэну, в какой именно день это случится. Начальство иногда заходило к постояльцам в комнаты, чтобы справиться об их жизни, а мне не хотелось, чтобы моих подопечных застали за распиванием коктейлей. Со временем еще один из учредителей продал свою долю, и теперь мне принадлежала половина «Папоротника и вереска».
Когда я поделилась этой новостью со своей сестрой Джейн, она насупилась и никакой радости за меня не выказала. Я хотела пригласить ее на ужин, чтобы отметить свой новый статус, но Джейн все недоуменно пожимала плечами и повторяла, как странно, что медицинская сестра, учившаяся в основном за счет государства, поднялась так высоко. Мне же было некогда переживать по этому поводу: следовало убедиться, что уроки живописи не выпадают на время работы заведения Дэна, а то в день открытия нашей выставки начинающие художники активно заглядывали к отцу Грании, чтобы глотнуть чего покрепче для храбрости.
На следующий день я прошла прогуляться по лесу в сопровождении одного только пса.
Старина любил лес и на каждом шагу находил что-нибудь интересное. Мы оказались рядом с источником, поэтому я решила пройти к нему.
Вокруг источника все было утыкано записками, касающимися будущей дороги.
«Мы не откажемся от тебя, святая Анна», – говорилось в одной из них. К другой был привязан карандаш, и всем противникам строительства огромной объездной трассы предлагалось вписать туда свое имя. Большинство моих постояльцев не желали никаких изменений. А мне пришло в голову: если пробок на наших дорогах станет меньше, то, возможно, стариков будут чаще проведывать?
В этот самый момент затрещал мой мобильный. Люди вокруг завздыхали, мол, для некоторых нет ничего святого.
Звонили с работы. К нам без предупреждения заявились три инспектора из комитета по здравоохранению.
Соображать нужно было быстро.
В поисках совета я подняла глаза на статую. «Ну же, святая Анна, с мужем ты меня подвела. Может, хоть сейчас поможешь». А потом попросила перевести звонок в комнату Дэна.
– Мистер Грин? – твердым начальственным тоном заговорила я. – Мистер Грин, наши планы несколько меняются. Я не смогу встретиться с вами, чтобы обсудить ваше творчество, как мы договаривались. Найдется ли у вас возможность направить сейчас всех в столовую? Видите ли, к нам с визитом прибыли санинспекторы, а меня в данный момент нет на месте, но я скоро подъеду и проведу их по территории. Было бы большим облегчением узнать, что все отправились на обед. И не забудьте убрать свои рисунки перед тем, как уйти, если вы понимаете, о чем я. Благодарю за содействие, мистер Грин. – И повесила трубку.
Дэн справится. Мы со Стариной опрометью кинулись к машине и быстрее ветра помчались обратно в «Папоротник и вереск». Инспекторы сидели в холле и пили кофе с песочным печеньем и рассматривали коллекцию местной флоры в застекленных ящиках. Заодно они изучали объявления о запланированных кулинарных мастер-классах, дневном показе неизменно популярной «Короткой встречи»[27] и диспуте, посвященном новой трассе.
Я извинилась за опоздание и предложила осмотреть территорию нашего заведения. Когда я вела инспекторов по первому этажу, увидела, что группка хихикающих выпивох гуськом направляется в столовую. Даже набравшиеся самогона юные эмансипе времен сухого закона могли бы позавидовать их безудержному веселью.
Все, что мне теперь оставалось сделать, – это убедиться, что Дэн не выдаст меня и никому не расскажет о том, как я спасла его маленький подпольный паб и свой дом в придачу.
– Добрый день, Поппи, – весело поздоровался он и кивнул инспекторам из комитета по здравоохранению. – Чудное место, но, боже милостивый, такую ярую поборницу правил и законов еще поискать. Не поверите, все строго по инструкциям, постоянные отработки действий при пожаре, чистота как в операционной. Но нам все равно очень нравится, а это о чем-то да говорит.
Инспекторы впечатлились, весельчаки пошли обедать, а я поняла, что переживать больше не о чем.
Часть втораяМодница Джейн
Когда я была помоложе, меня часто называли перфекционисткой. Мне даже нравилось. Это значило, что я люблю порядок, как оно и было. Но когда я стала постарше, меня так называть перестали. Теперь «перфекционистка» значило «слишком требовательная», «привередливая», «придирчивая».
И в конечном счете «старая дева».
Поппи перфекционисткой никто и никогда не называл. Какое там. Коленки у сестры были вечно исцарапаны, волосы постоянно падали на лицо. На одежде зияли прорехи: она то лазила по деревьям в Боярышниковом лесу, то скатывалась с какой-нибудь высоты. И тем не менее все вокруг, как ни странно, любили Поппи. Совершенно непонятно за что.