Первое, что я увидела по приезде, – это задранная пятая точка Поппи, которая выкапывала в земле какую-то яму. Рядом с ней находились все ее старики, включая, кто бы мог подумать, Дэна – краснолицего папашу шумной Грании. Он-то здесь что забыл? Они все над чем-то громко хохотали. Когда на собравшихся упала моя тень, смех затих.
– Да это же Модница Джейн! – выкрикнул ужасный Дэн.
Остальные кинули на меня не особенно радостный взгляд. Из ямы вылезла Поппи с грязными руками и измазанным землей лицом.
– О, привет, Джейн. Что случилось? – спросила она.
Как будто что-то обязательно должно случиться, чтобы я приехала повидаться с единственной сестрой.
– Почему что-то должно было случиться? – огрызнулась я.
Старики всё поняли, и Дэн прежде всех.
– Пристегнуть ремни, – сказал он, и остальные засмеялись.
– Ух, горячо, трубим отступление, – подхватил другой, почти беззубый старикан, который свое уже лет так тридцать назад должен был оттрубить.
Я ненавидела их за то, что они заметили холодность между нами и поняли, что за ней скрывается. Я ненавидела Поппи за то, что она позволила им это заметить.
– Ладно, народ, мне нужно ненадолго отлучиться. Ради всего святого, не подходите к яме, не хватало еще вас оттуда с переломанными ногами выкапывать.
Оставив распоряжение, Поппи повела меня к своему маленькому домику, располагавшемуся на территории. Она вымыла руки, налила мне хереса и села напротив.
– У тебя осталась грязь на лице, – сказала я.
Она пропустила мои слова мимо ушей.
– Что-нибудь с папой? – спросила она.
– Нет, разумеется, нет, что с ним может случиться?
– На прошлой неделе у него было высокое давление, – сообщила Поппи.
– Ты-то откуда знаешь? – удивилась я.
– Я каждую неделю в свой короткий день заезжаю к родителям и меряю ему давление.
Поппи ездит к родителям каждую неделю в свой короткий день? Невероятно!
– Ну и в чем тогда дело? – спросила Поппи, тоскливо глядя в сад.
Ей хотелось быть там, а не вести разговоры со своей единственной сестрой здесь.
– Я тут пообщалась с Оливером, – начала я.
– С Оливером? – недоуменно переспросила она.
– Да, с Оливером. Твоим мужем, человеком, за которого ты вышла замуж.
– Но он мне больше не муж, Джейн, – сказала Поппи так, словно я была умственно отсталой.
Да она с этими старыми маразматиками в саду в таком тоне не разговаривает!
– Да, но он спрашивал о тебе, – пояснила я, гадая, как получилось, что беседа свернула не туда.
– О чем именно? – Она была само равнодушие.
Я уже пожалела, что приехала.
– Ну, не знаю. О разном. Вроде того, какие игры тебе лучше давались в школе или как мы праздновали твой день рождения.
– Оливера все это интересует? Бог ты мой, да он еще более чокнутый, чем мы думали, – весело проговорила Поппи и снова посмотрела в окно, как будто ей до смерти хотелось опять рыть яму.
– Я не думаю, что он чокнутый. По-моему, он в совершенно ясном уме. Как мне кажется, он правда хотел, чтобы у вас все получилось, ну, знаешь, когда вы еще были женаты.
– Ну да, разумеется, поэтому он и затащил в мою кровать свою старую подружку, – ничего не выражающим голосом сказала Поппи.
– Эта была и его кровать тоже, – совсем по-идиотски уточнила я.
– Ах да, тогда, конечно, все в порядке.
Повисло молчание. Я попыталась его заполнить и решила проявить какой-никакой интерес к этому дурдому, в котором она работала.
– Для чего ты копала яму?
– Для массового захоронения – так выходит дешевле, – ответила Поппи.
На секунду я даже поверила. Все же у нас в библиотеке такие дурацкие шутки были не в ходу.
– Прости, это для огромной ивы. Сегодня днем должны привезти. Мы хотели заранее подготовить ей место.
– Тогда не буду тебя задерживать. – Я в раздражении встала.
– Не торопись. Допей херес.
Она сидела напротив, грязная и взъерошенная. Я молча потягивала херес.
Сестра дважды взглянула на меня так, будто хотела что-то сказать, но в последний момент не решалась.
– Выкладывай, – наконец не выдержала я.
– Хорошо, во-первых, у меня не осталось никакой привязанности к Оливеру, так что он весь твой, если ты этого хочешь. Мои чувства ты никак не заденешь. Ну а во-вторых, он ужасно занудный – прилипчивый и занудный. Сама убедишься. Да, он богат и внешностью не обижен, но в конечном счете это не так важно. Богатеи часто с трудом расстаются с деньгами, а красавчики полны самомнения. Кончится тем, что ты еще будешь чувствовать себя виноватой за то, что поощряла его. А о верности он вообще имеет весьма смутное представление. Ты мне сама об этом когда-то говорила, а я к тебе не прислушалась. Так что с чего тебе сейчас прислушиваться ко мне?
Поппи сидела передо мной, заляпанная грязью, но уверенная, с бокалом хереса в руке, а толпа старых маразматиков за окном ждала, пока она выйдет, чтобы снова рыть яму.
– А так, значит, жить лучше? – спросила я, кивая в сторону сада, местных постояльцев и всего остального.
– Гораздо, – ответила она.
Вот тогда я осознала, что никогда не понимала сестру и никогда не пойму. А мои хоть и запоздалые усилия сблизиться, наладить дружеские отношения только что бросили мне в лицо.
Когда я садилась в машину, услышала приветственные крики в честь возвращения Поппи. Что ж, это то, чего она хотела. И она сказала, что путь свободен.
Я сделала укладку в салоне и купила копченого лосося – на тот случай, если зайдет Оливер.
А он, как это часто бывает, не пришел. Зато появился на следующий вечер.
Он никогда не приносил подарков и подолгу смотрелся в зеркало. И всегда задерживался чуть дольше, чем хотелось, – мне надо было рано подниматься на работу. Иногда он оставался на ночь, но получалось не лучше.
Он ни разу не предлагал куда-нибудь сходить. И в нем действительно ощущалось что-то прилипчивое. Но мы не были женаты, поэтому я не могла рассчитывать на развод или судебный запрет на приближение, хотя порой этого очень хотелось. Для душевного спокойствия.
И в библиотеке, и в моей квартире смех звучал очень редко. Дни казались бесконечными. А тем временем в сумасшедшем доме под названием «Папоротник и вереск» дни были заполнены до предела и всегда слышался смех.
Неужели Поппи могла оказаться права? Поппи, которая никогда не ухаживала за кожей, не укладывала волосы и одевалась как чучело? Не могла же Поппи открыть главный секрет жизни? Это было бы слишком несправедливо.
Глава 14Клиентка на одиннадцать
Часть перваяПандора
Надеюсь, сегодня в салоне будет много работы. Когда между клиентами большие перерывы, время тянется бесконечно долго. Вдобавок выдастся хоть одна свободная минута – начну прокручивать в голове разговор, случившийся за завтраком.
В восемь сорок пять я, как обычно, уже была на рабочем месте. Фабиан, чья слава теперь вышла за пределы Россмора и распространилась на четыре соседних графства, перед открытием любит устраивать то, что он называет «контроль внешнего вида». Он говорит, что успех или провал салона зависит от того, как выглядят сотрудники. Никаких неопрятных ногтей или стоптанных каблуков, укладка – волосок к волоску. Нас предупредили об этом в самом начале. Фабиан ждет, что каждое утро парикмахеры будут появляться перед клиентами с блестящими, ухоженными волосами, а стрижку в случае необходимости подправляет собственноручно. В этом заключается одно из преимуществ работы здесь.
Форменная одежда стиралась прямо в салоне, поэтому всегда выглядела безупречно – комар носа не подточит. Смешное выражение. «Комар носа не подточит». Интересно, почему так говорят? Фабиан настаивает на том, чтобы мы чаще улыбались и вели себя приветливо. В салоне нет места угрюмым физиономиям. Все переживания необходимо оставлять за его дверями. Это правило непреложно.
Фабиан говорит, что может позволить себе поддерживать высокий порядок цен только в том случае, если люди будут считать его салон особенным местом. В жизни персонала все должно быть безоблачно: никаких эпизодов похмелья, приступов головной боли, проблемных детей или несчастной любви.
Скажете, так не бывает. Фабиан с вами согласится.
Но он утверждает, что визит в дорогой салон позволяет людям сбежать от повседневности: клиенты не хотят слушать про скучное или наполненное трудностями существование обывателей. Поэтому любые разговоры о пробках на дорогах, болезнях и жертвах ограблений запрещены. Перед самым открытием и несколько раз в течение дня по салону разбрызгивается дорогой парфюм. Это делается для создания нужной атмосферы. Гламур, умиротворение и элегантность – вы в роскошных чертогах, где преобразится любой желающий, были бы деньги.
А еще здесь выходят очень неплохие чаевые, и после нескольких лет у Фабиана можно устроиться куда угодно. Но чаще всего бывшие сотрудники открывают собственный салон. Стоит упомянуть, что вы работали с Фабианом, как клиенты начинают валить толпами.
Не то чтобы я планирую открыть свой салон. Когда-то подумывала об этом. И Иэн меня бесконечно поддерживал, заверяя, что я буду прекрасным руководителем.
Но сегодняшний завтрак все перечеркнул.
Хватит, Пандора, заканчивай. Теперь улыбка. Пошире и поискреннее, Пандора, вот-вот поднимется занавес.
Пандора – это мое салонное имя, и на работе я воспринимаю его как свое собственное. Дома я Ви. Не думай о доме. Улыбайся, Пандора, день только начинается.
Клиентка, записанная на девять, влетела в двери так, будто за ней мчалась свора собак. Она неукоснительно появлялась каждый четверг и ни на секунду не выпускала из рук мобильный телефон. Фабиан предъявлял очень строгие требования к использованию телефона в салоне. Никаких звонков, которые могли побеспокоить других клиентов. Только режим вибрации.
Я сияла приклеенной к лицу улыбкой. Клиентка строчила как пулемет, триста слов в минуту. Это был монолог: от меня ожидались лишь выражения согласия, кивки одобрения и понимания, причем в нужных местах.