И она ушла. Ушла с кошмарной прической, гарантирующей полный провал ее радужных планов на выходные с утонченным парижанином.
Мне вроде бы сказали, что подошла моя запись на одиннадцать тридцать, но я словно оглохла. Это была та же глухота, из-за которой я ничего не слышала все последнее время.
За выполненную святой Анной просьбу полагается пожертвовать что-то на благотворительность. Но она, выходит, ничего не сделала? Раз Иэн никогда не переставал меня любить, значит я молилась о том, что уже и так было даровано. Однако, если взглянуть с другой стороны, в конечном счете все обернулось как нельзя лучше.
Ладно уж.
Это всего лишь деньги для больных детей, а не конец света, как казалось еще пять минут назад.
Часть втораяБизнес Здоровяка
Мое настоящее имя – Джордж. Правда, его никто не знает. Лет с двух меня зовут Здоровяком. А в салоне я – Фабиан.
Поэтому «Джордж Брюстер» я слышу только где-нибудь в аэропорту во время проверки документов и отзываюсь далеко не сразу. А когда соображаю, что обращаются ко мне, виновато подскакиваю, как будто путешествую по фальшивому паспорту.
В нашей россморской школе для мальчиков прозвища были у всех. К сожалению, ребята как-то услышали, что мама зовет меня Здоровяком, и это решило все. Не то чтобы я отличался необыкновенно крупным телосложением, но был коренастым и крепким, наверное, поэтому прозвище быстро прижилось. В известном смысле оно оказалось не таким уж и плохим. При знакомстве у людей сразу создавалось впечатление, что я не дурак помахать кулаками, поэтому со мной лишний раз не связывались, чему я только радовался.
Когда мне было десять, приятель Хоббит сказал, что мой отец гуляет. Наивный до глупости, я решил, что он гуляет в прямом смысле этого слова, ну, знаете, прогуливается себе вперед-назад по улице. Выяснилось, нет, Хоббит имел в виду – любит приударить за девушками. Он сказал, что видел моего отца в машине с блондинкой, которая была намного моложе его, и они занимались этим самым, как кролики.
Я не поверил Хоббиту и врезал ему. Хоббит рассердился.
– Я сказал тебе, чтобы ты потом не удивлялся, – недовольно произнес он, потирая плечо, куда я ударил. – Мне вообще до фонаря, с кем твой папаша гульки устраивает.
В качестве утешения я отдал ему два батончика «КитКат» из обеда, который собрала мне в школу мама, и неприятный инцидент был исчерпан.
Мама всегда давала мне с собой потрясающие перекусы: она знала, что я люблю шоколад и сэндвичи с арахисовым маслом. Бедняга Хоббит вынужден был давиться всякой гадостью, вроде яблок, сельдерея, сыра и кусочков пресной курицы.
Вскоре мама узнала, что папа гуляет, или как там это раньше называли, и все изменилось.
– Мы сами с тобой виноваты, Здоровяк, – объяснила она. – Внешность у нас подкачала, вот мы и не смогли удержать внимание и интерес твоего отца. Все должно измениться.
Так и случилось.
Сперва мама таскала меня к источнику Святой Анны, где обсуждала сложившееся положение дел со статуей.
Потом начала собирать мне в школу ужасные обеды, даже менее съедобные, чем те, что давали Хоббиту. По утрам я теперь был вынужден пробегать четыре автобусные остановки, прежде чем сесть на автобус. После школы мы с мамой отправлялись в спортивный клуб. Он был очень дорогим, поэтому нам обоим приходилось там подрабатывать, чтобы иметь доступ к тренажерам. Она пару часов заменяла администратора, а я собирал использованные полотенца.
Мне там даже нравилось; нравилось разговаривать с посетителями: они делились своими историями, рассказывали, почему туда записались. Там был парень, который надеялся цеплять в клубе цыпочек, но пока ни с одной еще не познакомился. Был мужчина, у которого пошаливало сердце; была женщина, которая хотела отлично выглядеть на свадьбе; была певица, которая, увидев свой клип, решила, что у нее задница размером с дом, и, в общем-то, решила небезосновательно.
Так как меня искренне интересовали истории клиентов, они рассказывали о себе все больше; руководству клуба дали понять, что я ценный сотрудник. Тогда мне удлинили смену, хотя как несовершеннолетнего вообще не должны были брать на работу. Денег мне не платили, опасались проблем с законом, зато дарили хорошие вещи – например, новый школьный пиджак прямо из магазина или фотоаппарат, – так что я был всем доволен.
Мама сильно похудела, и отец, по-видимому, бросил гулять. Он говорил, что никогда нельзя недооценивать могущество святой Анны и правильного питания. Дома все наладилось.
В школе дела тоже шли хорошо, потому что я обзавелся подтянутой фигурой. И когда мы в тринадцать лет впервые пошли на дискотеку, Хоббит сказал, что на меня там облизывалось большинство девчонок. Это стало отличной новостью для меня и не такой отличной для Хоббита.
Ни я, ни Хоббит не знали, какую профессию выбрать, где искать работу и все такое прочее. Мой отец руководил отделом сбыта электротехнических изделий, и я был стопроцентно уверен, что по его стопам идти не хочу. Родители Хоббита владели магазинчиком на углу, и он ненавидел одну только мысль о том, чтобы там работать. Моей маме дали в спортивном клубе полную ставку. Она прошла обучение и стала инструктором по аэробике. Но ничего из этого не облегчало наши с Хоббитом муки выбора. Даже мисс Кинг, консультант по профессиональной ориентации, которая приходила в школу, затруднялась нам что-либо посоветовать.
Она заметила, что раз мне нравится общаться с людьми, это обязательно следует учесть. Я ей прямо сказал, что социальным работником быть не хочу. Занятие вообще не по мне. Она ответила, что вовсе не это имела в виду. Преподавание тоже не годилось. Я о нем и думать не мог. Она сочувственно кивала. Приятная была женщина эта мисс Кинг.
– Кто у нас много общается и поднимает людям настроение?
– Жиголо? – предположил я.
Хотелось похвастать перед Хоббитом, что я это сказал.
– Ну да, что-то вроде того. В таком направлении и будем думать, – согласилась она.
Хоббиту я так и не похвастался. А тот немало удивил, сказав, что мы можем пойти в парикмахеры. В колледже на этой специальности учится куча девчонок, а потом в салоне мы будем целыми днями гладить женщин по волосам и не только.
– В парикмахеры? – поразился я.
– Ну, нужно же нам чем-то заниматься, – резонно заметил Хоббит.
Никому, кроме нас с Хоббитом, идея не понравилась. Моя мама посетовала, что я мог бы выбрать занятие поинтеллектуальнее, а папа заявил, что настоящие мужики в парикмахеры не идут. Родители Хоббита пожаловались, что им стыдно будет смотреть в глаза покупателям.
В конечном счете все оказалось не так плохо. Хоббит устроился в элитный салон, где получил имя Мерлин.
Мерлин!
Мне нужно было держать это в голове, когда я заходил к нему или просил позвать к телефону.
Я же устроился в семейную парикмахерскую «Миледи» в пригороде Россмора. Мне понравился ее владелец, мистер Диксон. Мы все звали его «мистер Диксон», даже те, кто проработал здесь по двадцать лет.
Типичными клиентками этого заведения были дамы среднего возраста и среднего класса: раз в неделю мытье волос и сушка феном, раз в полтора месяца стрижка, которую дамы, нервничая, называли «подравниванием кончиков», дважды в год окраска в сдержанные оттенки. Никаких новшеств, экспериментов или возможностей показать умение работать в разных стилях. Зато клиентки были по большей части приятными в общении женщинами, которым просто хотелось хорошо выглядеть.
Они рассматривали себя в зеркале расширенными от беспокойства глазами. Каждая прическа была своего рода мечтой. Мечтой, связанной с праздничным ужином, посещением ледового шоу или встречей с бывшими одноклассницами. Многим из этих женщин отчаянно недоставало уверенности в себе, поэтому они постоянно отказывались попробовать что-нибудь новое. Иногда я замечал, что, покидая нашу парикмахерскую, они не всегда лучше выглядели, но определенно лучше себя чувствовали. Шагали увереннее и целеустремленнее, улыбались кончиками губ, ловя в витринах свое отражение вместо того, чтобы прошмыгнуть мимо, как делали это, направляясь к нам.
С моей мамой произошло нечто похожее.
Когда она сбросила в спортклубе первые несколько килограммов, ее внешность поменялась не так уж разительно. У нее просто прибавилось уверенности, вот и все. Такой она нравилась себе больше, поэтому уже не пилила отца за то, что он поздно пришел, и не обвиняла его в равнодушии. Мама стала приятнее в общении, в ответ на это папа смягчился. Все просто.
Именно так чувствовали себя женщины, посетившие парикмахерскую.
Кажется, я пришелся клиенткам по душе. Они оставляли щедрые чаевые, говорили, что им нравится прозвище Здоровяк. Интересовались моей семьей, тем, как я провожу праздники, есть ли у меня девушка. Добрая половина клиенток считала, что мне пора остепениться, а другая – что всему свое время. Некоторые говорили, что не повредит наведаться к источнику Святой Анны, она всегда поможет в сердечных делах.
Я никуда не спешил. Мы с Хоббитом ходили по клубам, но нам встречались только какие-то ужасные визгливые девушки, с которыми совершенно не тянуло остепениться. Хоббит, вернее, уже Мерлин стал честолюбив и уверен в себе. Он сказал, что если я не сменю место работы, то до пенсии только и буду делать, что кудельки на седых волосах крутить. Нам нужно развиваться, осваивать новые горизонты, завоевывать свою нишу на рынке.
Головой я понимал, что он прав, но ужасно не хотел бросать мистера Диксона и «Миледи». Это представлялось предательством. Мистер Диксон сказал, что у него есть пять капризных клиенток, которые меня просто обожают. Не мог бы я выкраивать один день в месяц на то, чтобы обслуживать их в «Миледи»? Мерлин заявил, что я спятил, раз согласился на такое, но я попросту не мог отказать мистеру Диксону, который всему меня научил и платил достойную зарплату. Я считаю, что нельзя поворачиваться спиной к тому, кто тебе помог.
Как бы то ни было, мы с Мерлином сложили накопления и открыли собственный салон. За последние годы Россмор определенно изменился. Появился достаток, и люди стремились получить все лучшее. Денежных клиенток только прибывало. В их, казалось, бесконечной череде были и девушки с львиными гривами, и молодые женщины с коротко остриженными волосами сливовых оттенков, и дамы со столь частым мелированием, что об их родном цвете можно было лишь гадать.