И снова тонет. – С этими «прыжками» мы боролись до сегодняшней ночи. Ты ни за что не поверишь, но маме всего пятьдесят. И как после этого любить Семерку?
Я опускаю голову, но он берет меня за подбородок.
– У нас нет войн, а люди продолжают гибнуть. Так какая разница из-за чего? – Ольви закатывает рукав моей толстовки и с отвращением смотрит на индикатор. – Она сошла с ума из-за этой штуки.
– Мы должны наведаться к Ларсу.
– А как же третий блок?
– Подождет.
По крайней мере, у нас в запасе две недели.
Я достаю из кармана планшет – полчетвертого утра. В левом углу высвечивается шестнадцать пропущенных. На протяжении этих трех дней родители звонили мне, а я никак не решалась ответить. Я слишком слаба, чтобы говорить правду.
Планшет начинает вибрировать. Глория Бейкер онлайн. Теперь, когда я меньше всего настроена лгать, меня прижимают к стене.
Улыбка. Ровный голос. Легенда. Кажется, ничего не забыла. Я принимаю вызов.
– Доченька, что случилось?! Мы никак не дозвонимся ни до тебя, ни до Эллы! – возмущается мама. – Три дня, Шейра! Три!
– У нас были некоторые… дела, – чеканю я.
– Включи видео! Немедленно!
– Элла спит. А я не дома.
Я с удивлением отмечаю, что не соврала. Наверное, сестра и правда отдыхает.
– Глория… – хмыкает папа. – Успокойся, дорогая.
– Успокоиться?! Да я не сплю уже трое суток!
Я не могу расслабиться. Каждый мускул на лице дрожит, щеки пылают. Меня душат воспоминания, а я упорно повторяю легенду.
– Мам, все хорошо. Я устроилась на работу и сейчас занята. А Элла…
– Шейра, – всхлипывает мама, – где она?
– Мне пора, прости, – проглатывая рыдания, шепчу я.
– Где она?! Шейра, не бросай трубку! Где Элла?!
– Я тебе потом перезвоню, хорошо? Пока, мам! – Я отключаюсь и даю волю слезам.
К счастью, Ольви ни о чем не спрашивает. Мы сидим молча, прислушиваясь к пению сверчков и приглушенным звукам дорог.
Динь-дили, дили-дон. Это все сон.
– Пойду проверю, как там Матвей, – через некоторое время нарушает тишину Ольви.
Я не хочу подниматься. Мне нравится тонуть в неизвестности. Нравится верить. Но я пересиливаю себя и иду за… другом. Нет, он не выскочка. Сегодня я это поняла.
Альба до сих пор без сознания. Я рада. Моя бывшая подруга не предложит мне бисквит.
Прости меня. За Ника. За мою слабость. За то, что я питаюсь твоей ненавистью.
Мы можем жить нормально, правда. Но в разных комнатах. В разных домах. В разных концах города. А желательно – на разных планетах.
Я замираю у двери в спальню Марфы. Открыть… Это же так легко.
Интересно, о чем думала Карина пятнадцать лет назад, мчась по коридору? Догадывалась ли она, что ждет ее в палате?
Я дергаю за ручку.
Вдох. Сердце готовится к борьбе с ребрами. Ему не нравится жить в костяной клетке.
Матвей стоит у окна в окровавленных перчатках. На запястье Марфы мигает индикатор. Черным. Ольви без устали гладит маму по плечу.
– Она же проснется? – ровным голосом спрашивает он.
– Организм отторг чип. У меня не получилось ее спасти.
Дальше все происходит под толстым слоем ваты.
У вас тоже нет жабр, Марфа. Как жаль.
Ольви бьет Матвея. Изобретатель уклоняется. Я прошу их успокоиться. Без толку. Смотрю на женщину, чей страх перед зеркалами угас минуту назад. Провожу ладонью по морским брызгам на ее «полотнах».
За тонкой пленкой краски поселилась пустота. Сердце Марфы выпорхнуло на свободу.
Я сажусь. Тру виски. Нет, это сон. Кошмар. Очередной кошмар. Город номер триста двадцать так не поступает. Он заботится о своих жителях.
Я падаю рядом с Марфой, сворачиваюсь клубочком и закрываю глаза.
Все будет хорошо, Шейра. Страшное видение исчезнет. Ты вернешься на пятнадцать лет назад, чтобы прожить жизнь заново.
На этот раз без ошибок.
Боль в спине вытягивает меня из мрачной темноты. Я лежу на жесткой кровати в незнакомой комнате. По полу робко скользят лучи. На зеленом диване у поцарапанного пианино спит Альба.
Здесь когда-то лилась музыка. Я слышу ее отголоски с примесью горечи и боли.
Нет, это был не кошмар. За окном стелется поле. Я встаю и на цыпочках выхожу в коридор.
Дверь в комнату Марфы закрыта. Мне страшно вновь смотреть в пустые зеркала. Я сбегаю от них на улицу.
Солнце выглядывает из-за горизонта. Еще рано. Наверное, нет и пяти. Я проспала чуть больше часа.
Матвей гуляет неподалеку от дома. Я стараюсь двигаться тихо, но он меня замечает.
– Проснулась? Быстро.
– Ты не виноват. – Глупо, Шейра. Как же глупо. – Она была обречена.
– И все же я надеялся.
– Где Ольви?
– С ней. В шесть приедут люди из первого блока, так что не трогай его сейчас.
– Хорошо… – я моргаю, мучительно подбирая слова. – Ты сделал все, что мог.
– Утешать меня пришла? – горько усмехается Матвей. – А я думал, что раздражаю тебя.
– Нет, конечно нет! Просто… Мне сложно общаться с человеком, ничего о нем не зная. Мы не договорили тогда…
– Ошибаешься.
– Ты что-то скрываешь.
Я прикасаюсь к его биомаске и поддеваю край ногтем, но Матвей останавливает меня.
– Пожалуйста, – умоляю я. – Позволь мне разобраться, кто ты. Я рассказала тебе, что со мной случилось. Взамен мне нужна твоя история.
– Я не просил.
– Осуждаешь?
– За что?
Я ищу в себе крохи смелости, но в висках стучит лишь бойкое «трусиха, трусиха, трусиха».
– Ты ни разу не спросил меня о том случ…
– Мне неинтересно.
– Врешь.
– Не твое дело. А Ник – не мое дело.
– Что?
Я долго-долго моргаю, боюсь, что картинка исчезнет. Рассыплется, так и не собравшись до конца.
– Я не говорила его имя.
– Говорила.
– Нет!
Меня снова прочитали. Если бы я только могла, вырвала бы все страницы из этой проклятой книги и отдала бы их на съедение огню. А потом рассеяла бы пепел над полем. Пусть читают колосья. Им я доверяю.
– Кто ты, Матвей? – Я едва сдерживаюсь, чтобы не разреветься. – Твоя ложь лезет изо всех дыр. А я не буду работать с ненадежным человеком.
– Положись на меня.
– Почему? Мы ведь почти не знакомы!
– Знакомы. Давно, – медленно, разделяя каждое слово, произносит Матвей.
– Сколько?
– Тебе не понравится правда.
– Мне мало что нравится.
Я сжимаю шарик на шее. Изобретатель молчит, но я чувствую, как тяжело ему дается тишина.
– Мы ведь команда?
Он тянется к кулону.
– Ты не представляешь, насколько мы команда.
– Тогда в чем проблема?
Я бы закричала во все горло, но голос иссякает вместе со мной.
– Почему ты его носишь? Зачем ты убиваешь себя? Я же вижу, что тебе паршиво не из-за кармы. – Он скользит ладонью по моей щеке, а затем, помедлив, отстраняется.
– О чем ты? – Я не моргаю. Не дрожу, не плачу. Не дышу. И, кажется, сердце замерло вместе со мной.
Что-то в его тоне мне не нравится. Что-то страшное. Что-то, плавящее кокон звуков и выбирающееся на свободу.
– Ты понимаешь, о чем я, – шепчет он, впиваясь пальцами в мои плечи.
– Нет, – отчаянно мотаю головой я. – Нет. Я не говорила тебе, откуда у меня кулон. Не говорила имя. – Я давлюсь слезами, но барьер уже сломан. – Твоя легенда рушится. Кто ты? Кто?
– Ты знаешь ответ.
Нет. Мне страшно знать. Страшно ошибаться.
– Кто ты? – повторяю я, проклиная себя за любопытство. Бойся молча, Шейра. Это главный закон выживания. – Кто ты?
– Я Дори. И у меня беда с краткосрочной памятью, – говорит он делано веселым голосом.
Я не ощущаю ни рук, ни ног – лишь мотылька в горле. Он все еще трепыхается. Сколько ему осталось?
Жива ли во мне часть, жалевшая о произошедшем?
В тот день умер не Ник – я. И пусть я нечаянно вонзила ножницы в шею лучшего друга, никто не воскресит маленькую девочку Шейру. Не. Воскресит.
Меня слишком давно не существует.
Глава 10
Матвей снимает маску. Ничто: ни грустные глаза, ни веснушки, ни нос, слишком большой для худого овального лица, – не напоминает мне о пятилетнем мальчишке, моем друге Нике.
– Шрам. Где твой шрам? – Я тянусь к его шее. – Где?
– Заживляющая мазь, не забывай.
– Я тебя не узнаю. Ты обманываешь.
Я пячусь, но Матвей хватает меня за кисть.
– Ты тоже изменилась.
– С чего бы? – Я вырываюсь. – Тебе не снятся кошмары, Матвей? Или Ник? Как тебя называть, скажи мне? О, придумала! Лжец!
– Успокойся…
Я подношу палец к губам. Ник умолкает. Вязкая злость бурлит во мне, пенится, ищет выход.
Все могло бы обойтись. Я бы не боялась засыпать и, возможно, мы с Альбой не отравляли бы друг другу жизнь. Если б только Ник вернулся раньше.
– Шейра, не надо…
– Где ты был? – выплевываю я пропитанные слезами слова. – Где ты был, черт возьми? Я ненавидела себя! Во мне не осталось ничего живого! Твое появление этого не исправит!
– Прости. – Ник кидает маску в колосья и обнимает меня.
Я отбиваюсь, кричу, но сил слишком мало, чтобы победить его. Да и себя – тоже.
– Простить?! Как ты не понимаешь! Господи, почему ты молчал… – с каждым ударом я слабею. – Той маленькой девочки давно нет, Ник.
Как же тяжело называть тебя по имени. Как же тяжело осознавать, что я определила твою судьбу. Нечаянно.
– Того маленького мальчика тоже.
– А где он? – Я вдыхаю свежий запах его одеколона.
– Умер вместе с Шейрой.
– Как жаль.
Ник касается ладонью моей щеки и, как бы я ни противилась, смотрит на меня.
– Мы были детьми, я тебя не виню.
– Почему ты говоришь, что не винишь меня, только сейчас?
– У нас впереди много времени.
– Ошибаешься…
…лишь две недели.
– Ошибаюсь?
– Обсудим это после того, как я услышу правду.
– Шейра, Шейра… – Ник зарывается носом в мои волосы. – Мне нравятся твои вечные допросы. И мы обязательно продолжим. Но не сейчас. Ладно?