– Нет, но… это правда, – с жаром заявила Линда. – Он смастерит хот-род.
В детстве накануне дня рождения я частенько находил приготовленный родителями подарок: то поезд под кроватью, то новые ботинки, то планшет на полке с шапками. Я молчал до даты «Х», чтобы не расстраивать маму и папу. И они молчали, думали, будет сюрприз. Эта тайна объединяла нас, но до праздника говорить о ней запрещалось.
Наши отношения с Линдой повторяли историю моего детства. Мы чувствовали – без сомнения, абсолютно точно, – что нравимся друг другу, но дата «Х» еще не настала.
Я боялся. В Линде бушевал торнадо, и он вполне мог разрушить все, что нас связывало.
Осень плавно перетекала в зиму. Мы встречали ее вместе, но пока друзьями.
Морозным вечером, в кафе, я вещал Линде об экспериментах.
– Если верить расчетам, излучение развивает телепатию.
– Круто!
– Издеваешься? – фыркнул я, добавив в чашку кубик сахара.
– Как тебе моя кандидатура на роль подопытной мышки? Хочу, хочу читать мысли!
Конечно, меня не оправдает то, что я отказывался три часа подряд. Не оправдает и то, что исследования не продвигались без опытов. Я согласился.
Мои внутренние алкоголики обвязали руки и ноги нитями, а концы протянули Линде. Управляй нами. Оскар больше не в состоянии.
Знаю, я тряпка. И что сволочь редкостная – тоже знаю.
Моя комната превратилась в лабораторию. Я обматывал «подопытную» проводами и наблюдал за ее реакцией. Ничего не происходило.
Чашки чая пустели с неимоверной скоростью, пачки печенья исчезали по пять за день, а исследования катились к черту. Комната тонула в беспорядке, мама ругалась. Она не одобряла мои эксперименты, но я уже не мог остановиться.
Дата «Х» случилась в один из таких дней. Я разозлился на себя и, когда Линда распутывала провода, поцеловал ее. Дергано, неумело. И, должно быть, совсем не романтично. Но затем она поцеловала меня в ответ – наша тайна обволокла нас общим коконом.
Повисла пауза. Я мучительно подбирал слова, а потом, дурак, выдал:
– Сбегаю за печеньем. Быстро-быстро.
– Насколько?
– Со скоростью света подойдет?
– Думаю, скорости звука хватит с головой, – усмехнулась она, возвращаясь к приборам.
А после мы продолжили исследования. Я был счастлив: ее торнадо пощадил нас. День «Х» удался.
В середине декабря к нам наведался Ларс. Пригласил отметить конец полугодия. Да и вообще – выпускной или что-то вроде того. Сдачу диплома назначили на десятое января, но Ларсу не сиделось на месте.
– Вечеринка завтра, – сказал он, плюхнувшись на диван. – И не говорите, что заранее нельзя. Считайте, это ваш праздник. Еще бы, у Оскара появилась девушка!
Пока я размышлял, врезать ему или просто выгнать, Линда выпалила:
– У меня встречное предложение. Что, если отметить выпускной в кино? Сейчас неделя Ларса фон Триера[16]. У него такие атмосферные фильмы…
– Нет! – хором воскликнули мы.
– Нет, – повторил Ларс, словив грозный взгляд Линды. – Пойду я. Если снизойдете до смертных – жду завтра в восемь вечера.
Он испарился, а мне пришлось отдуваться за двоих.
– Я полмесяца обматываю себя проводами, Кит, – отчеканила Линда, заправив за ухо прядь. – Имей совесть. Мы давно не были на свидании. – На ее щеках расцвел румянец.
Я впервые увидел в ней смущение. Не веселье и не любопытство – кашемировое тепло. Я наклонился, чтобы поцеловать ее, но она прижала палец к моим губам.
– Ну что? Согласен? Возьмем билеты на сегодня.
– Хорошо, солнышко, – улыбнулся я.
– Почему солнышко?
– Ты – центр, вокруг которого крутятся мои эксперименты.
– Это самый странный комплимент из всех, что я получала, – прыснула она и, потрепав меня по макушке, отправилась заваривать чай.
Я бы взял билеты на места в последнем ряду, но Линда поволокла меня вперед. Показывали «Идиотов».
Как по мне, картина была слабовата даже для съемки столетней давности.
– Это же Догма 95[17]! – разорялась Линда на обратном пути. Падал снег, мы пробирались через сугробы. – Тебе лишь бы боевики смотреть!
– Да, – не отрицал я.
– Скучно!
– А что веселого в твоих фильмах?! Где логика?
– В логике нет души. Я оцениваю по… другим критериям.
Вечер мы провели у меня. Папа привез с работы сумку бракованных розанчиков – без повидла. Я высыпал их в две тарелки.
– Предлагаю сделку, – подмигнула Линда. – Кто быстрее съест порцию, тот и решит, на какой фильм мы пойдем в следующий раз.
Конечно, выиграла она.
Музыка из квартиры Ларса громыхала на весь двор. Странно, что соседи не возмущались.
– Какие люди! – Дверь открыл мистер Обаяние. Его слегка качало: наверное, он успел выпить пару рюмок. Или бутылок.
Я был не в настроении. Посетить «праздник» уговорила Линда. На кухне шумели одногруппники.
Я перекинулся парой фраз со знакомыми, съел бутерброд, закусил яблоком. Линду окружили пять девушек. Какая новость, Оскар влюбился!
Тьфу.
– Я зайду в Сеть через твой комп, лады? Планшет сел, – предупредил я Ларса, обрабатывавшего очередную красотку, и, не дождавшись ответа, прошмыгнул в мини-лабораторию.
Ларс обмотал комнату проводами лет шесть назад, когда вбил себе в голову, что хочет работать с искусственным интеллектом. Тогда же он соорудил что-то вроде полиграфа для изучения человеческих реакций.
– Тук-тук. – Линда переступила порог и замерла. – Ничего себе… Это даже круче твоих экспериментов! Без обид, Оскар.
Я вертел в руках коробку с двумя кнопками. Новый прибор, раньше я его не видел.
– Он программирует разум, – пояснил я, бросив странное приспособление на стол.
– И как? Удачно?
– Ларс не распространяется об исследованиях. В дипломе есть лишь малая часть, я уверен. Он гребаный гений.
Линда уселась на диван.
– Ты ему завидуешь.
– Не без этого.
Я направился к окну. С десятого этажа город казался могущественнее. Темнее. Опаснее. Воспаленными рубцами его оплетали кварталы. Где сегодня прогремел взрыв? Чья жизнь угасла на этот раз?
Полицейские патрулировали улицы – безрезультатно. Твари отыскивали лазейки лучше крыс.
Я зажмурился, отгоняя тревогу. За дверью шумели одногруппники. Тикали часы. Непозволительно близко дышала Линда.
Вдох-выдох. Вдох.
Тишина.
Не на кухне – там веселье продолжалось. В нашем маленьком мирке что-то произошло. Я оглох.
Обернулся: улыбка Линды растаяла, кожа сделалась ядовито-бледной, плечи опустились.
– Мне нехорошо…
Я подскочил к ней, но она, схватившись за голову, попросила отойти.
– Тошнит. Черт. Как же громко…
– Я принесу воды.
Я принесу все, что захочешь, только держись. Будь со мной. Смейся.
– Стой! – воскликнула Линда. – Слишком далеко. Вернись, пожалуйста.
Страх покрыл меня ледяной корочкой. Бессилие обожгло кожу. Я упал на колени. Линда зарылась пальцами в мои волосы, словно намеревалась соскоблить ужас.
Это эксперименты. И моя мягкость. Уж она-то не пьет спирт. Она всегда трезва, всегда готова сломить товарищей-алкоголиков. Но оправдать… Оправдать не отважится даже она.
– А я отважусь. Мы осуществляем твою мечту, – прошептала Линда.
– Ты…
– Да. Я слышу.
Она прочла мои страхи, придала им форму, и, как искусный кузнец, выковала из них восемь букв: «СДАВАЙСЯ».
Я поднялся и прижал Линду к себе. Она заплакала – торнадо больше не бушевал.
И пусть эксперимент удался, я представлял этот миг по-другому. Более торжественно, что ли. Победа с примесью слез – не то, на что я рассчитывал.
Тихо и осторожно мы встречали нечто. Тикали часы.
Мы сбежали с вечеринки. Ларс развлекал новую пассию – ради записи в блокноте он забыл и о гостях, и о цели праздника.
К утру у Линды появился седой волос. Черные кудри обжигало нечто. Ему было тесно в ней, оно сочилось через поры вместе с потом.
– Слабая пигментация, – пожала плечами она, выдернув волос. – У меня одногруппница вообще не может без краски. А ведь нам всего двадцать!
Я поверил ей. Разрешил монстру развиваться и убивать ее. Да и себе – успокоиться. Пока все не повторилось.
Линда таяла без излучения.
– Я… немного посижу здесь, ладно? – Она наматывала на себя провода.
После процедур кожа освежалась, лютиками на губах расцветала улыбка. «Дозы» хватало часов на восемь.
– По-твоему, я наркоманка, – однажды упрекнула меня Линда, прибежав раньше обычного.
– Не ройся в моих мыслях, – буркнул я, пропуская ее в комнату.
– Оскар, пойми… – замялась она. – Я счастлива. Мне нравится то, что живет здесь. – Линда похлопала себя по груди.
Оно убивает тебя, дурочка.
– Я все слышу!
– Давай сходим в больницу.
– И что мы скажем? Что я телепат? – Она подмигнула мне и сгребла провода. – Кстати! Пора выполнять обещание, Оскар. Ты ведь проиграл. Сегодня вечером идем на «Меланхолию»[18].
Мы потеряли день. Нечто крепло, а я ничего не мог сделать.
Мы не купили попкорн. Линда считала, что он отвлекает и искажает атмосферу любого фильма.
– Тебе понравится! – подбодрила меня она, когда мы наконец нашли свои места.
Работники кинотеатра закрыли двери. Погас свет. Секунду мы кипятились в тишине. Ощущение чего-то необратимого пустило ростки сквозь кожу. Будто мотыльки, зрители слетелись на свет, не зная, что внутри пульсирует сгусток тьмы. Или не хотели знать.
Экран вспыхнул, из колонок полилась музыка.
Какие глупые мотыльки.
От фильма несло землей. Необратимость, безмолвие топи, гниющая невеста – мир персонажей разлагался. Главная героиня Жюстин, как и мы, летела во мрак, но – странное дело – не боялась.