С ним все совершено иначе, так, как не было ни с кем другим.
Ваня сжимает мою талию и тянет вперед. Склоняет к себе, чтобы лишить контроля.
Зажмуриваюсь, когда соприкасаюсь спиной с одеялом. Мне не верится, что все это на самом деле. А еще дико раздражает, что все происходит не так, как я это рисовала в своей голове.
Я выгляжу растрепанной, потерянной. Во мне нет экстравагантности и изящности. Я не тигрица, а скорее нахохлившийся цыпленок-неумеха.
Несмотря на то, что у меня уже были отношения в подобной плоскости, неуверенность зашкаливает. Я никак не могу расслабиться, в голову лезут всякие бредни типа: волосы некрасиво лежат, а еще я поправилась за новогодние праздники на полтора килограмма. Мой жирок теперь точно будет замечен… и грудь у меня маленькая.
Пока я забиваю свою голову этими мыслями, моя реакция воспринимается Ваней иначе.
Он убирает руки, и от этой потери становится еще более неуютно. Ванька заглядывает мне в глаза, не то чтобы обеспокоенно, но смотрит специфически.
– Первый раз?
Мне кажется, он намеренно говорит тише обычного.
– Нет, – качаю головой.
Очень хочется избежать этого разговора. Пусть все идет так, как шло. Но Токман будет не Токман, если не вытрясет из меня правду.
– Что не так? – приподымает бровь.
– Я… плохо выгляжу, – выдыхаю в его губы.
– Ты обалденно выглядишь, – он отстраняется, совсем немного. – Если не готова, шли меня на фиг.
Ваня упирается кулаками в матрац по обе стороны от моей головы.
– А если готова? – губы сами изгибаются в улыбке.
– А если готова, – снова шепотом, – то мы, пожалуй, продолжим. Иди сюда, моя самая красивая девочка.
Он говорит это с улыбкой на лице. Может быть, это уловка, но его слова действуют на меня. Становится легче. Стеснение, конечно, не исчезает, но дурных мыслей в голове становится в разы меньше.
Я наконец-то могу отпустить себя.
28
Открываю глаза.
Между лопатками такое беспокоящее, тянущее ощущение. Растираю заспанное лицо ладонями.
Хочется пить. Усаживаюсь на кровать, прикрываясь краем одеяла. Ванька еще спит. Поправляю свои растрепавшиеся волосы, похожие сейчас на маленькое гнездо, и перевожу все внимание на Ивана.
Несколько минут наблюдаю за его размеренно вздымающейся грудью и обхватываю свои согнутые колени руками.
Восемь дней. Восемь дней, и я влезла в новые отношения. Зашла так далеко, что теперь, кажется, точно не выпутаюсь.
Со стороны это выглядит легкомысленно. Переспать с парнем, который, по сути, ничего мне не обещал. Что у нас было? Пара встреч и спасений.
Несколько колкостей и граничащее с безумием притяжение.
– Отомри.
Ванька переворачивается на бок, стягивая с меня одеяло. Правда, в последний момент я успеваю его перехватить.
– Что ты делаешь?
– Смотрю.
– Куда?
– На тебя, – Ванька обнажает зубы и прищуривается от слепящих лучей солнца, что проникают в комнату через небольшое расстояние между шторами. – Честно, даже слегка удивлен.
– Чем?
– Ты до сих пор здесь.
Зависаю на долю секунды. Это просьба уйти или…
– До этого я всегда просыпался один, несмотря на то, что ложились мы с тобой в одну постель.
– Ты об этом… Ну, – пожимаю плечами, – сегодня я осталась.
– И я очень этому рад.
Ваня не разводит сопливых разговоров о любви. Снова ничего не обещает. С одной стороны, все это более чем адекватно, а с другой, я так хочу услышать от него что-то приятное.
Мне нужен самый маленький намек… намек на будущее. Что нас в нем ждет?
– Тебя что-то беспокоит?
Ваня уже поднялся с кровати и даже успел надеть джинсы. Плюс раздвинул шторы и наконец-то впустил в комнату свет.
– Нет, – отрицательно качаю головой. Выпрашивать слова любви, или что там между нами может быть, – тупо.
До такого я пока не докатилась. Интересно, что он думает? Считает меня легкодоступной? Встряхиваю головой, высовывая руку из-под одеяла. Поднимаю с пола платье, пытаясь натянуть его на себя, не вылезая из укрытия.
В какой-то момент чувствую на себе пристальный взгляд.
Токман смотрит на меня как на сумасшедшую, с улыбкой. Его это, видимо, забавляет.
– Встань и оденься нормально. Я не кусаюсь. Плюс я и так все видел.
– Точно, – поджимаю губы, продолжая оставаться в кровати.
Ваня еще пару минут наблюдает за устроенным мною каламбуром, а потом выходит из комнаты.
Как только дверь закрывается, я на сверхскоростях вытаскиваю из шкафа припрятанные джинсы и свитер.
Наконец-то одевшись, спускаюсь и сразу иду в кухню. Сейчас мне просто жизненно необходим крепкий кофе.
– Ну что, моя зажигалочка, – Сонька хлопает в ладоши, как только я появляюсь в дверном проеме. – Я смотрю, ночь у тебя выдалась бессонной. Судя по кругам под глазами.
– Каким кругам?
Сразу хочется подбежать к зеркалу и внимательно себя рассмотреть, но я этого не делаю. Замечаю Ванину фигуру, что маячит в гостиной, и целенаправленно иду варить кофе.
– Подробностей, что ли, не будет?
Соня просто фонтанирует остроумием, и все, что я сейчас хочу, это придушить ее. Снимаю турку с огня, переливая все это дело в кружку.
– Со-о-о-онь, – сажусь за стол, сдавливая пальцами виски.
– Значит, точно было. И чего тогда такая кислая?
– Ничего. Просто…
Позади слышатся шаги, и я замираю. Знаю, конечно, что это Ваня. Но вот как себя вести после произошедшего, понятия не имею. Почему-то с Токманом у меня все сложнее.
Пока я в сотый раз обдумываю свою речь, Ваня забирает мою кружку и делает большой глоток кофе, полностью игнорируя то, что он горячий.
Смотрю на него, и сердце замирает. Зря я полезла в петлю. Зря.
Токман возвращает чашку и так по-собственнически закидывает руку на мое плечо.
– У вас любовь?
Сонька говорит это так громко, что мне хочется спрятаться под стол. Язык ей отпилить и выбросить. Убью заразу. Вот как только останусь с ней наедине, ей точно не поздоровится.
Это надо… Додумать не успеваю, потому что Ванька в свойственной ему манере очень так легко отвечает на Сонькин вопрос:
– Любовь-любовь. Не завидуй, Комарова, – хмыкает и, сжав мою ладонь, снова тащит в спальню. Правда, выражение лица у него такое… Короче, не предвещает ничего хорошего. Да и руку он мне так сдавливает, еще немного – и посинеют пальцы.
29
Иван
Таткины непосредственность и скрытность срывают с меня последнюю маску спокойствия. Первым звоночком было ее желание спрятаться утром. Да, в этот раз она не сбежала, но, скорее всего, дело тупо в обстоятельствах. Квартирка-то ее.
Вторым – испуганные взгляды в кухонный дверной проем.
И вишенка на торте – обсуждение своих надуманностей с Комаровой. Не со мной, а с подружкой.
Раздражение зашкаливает. Я тащу Азарину наверх, не слишком беспокоясь о ее комфорте. Точнее, совсем не беспокоясь. Сейчас мне плевать.
– Больно, Ваня. Отпусти, у меня уже пальцы посинели.
Заталкиваю ее в спальню, со всей силы хлопнув дверью.
– Можно было сказать сразу, а не терпеть! – понимаю, что просто ору ей в лицо. – У тебя все и всегда так, – убавляю громкость.
Татка ошарашена. Хлопает своими глазищами и ни черта не понимает. Она никогда и ничего не понимает! Меня просто кроет, а она строит из себя фарфоровую куклу.
Неживая. И эмоции на лице такие же. Нет их. Совершенно.
– Как так, Ванечка?
Это ее «Ванечка» заставляет сбавить обороты. Перестроиться на более мирный лад.
– Вместо того чтобы сказать мне напрямую, что тебя беспокоит, ты сидишь и обсуждаешь свои заморочки с Комаровой на кухне.
– А что я, по-твоему, должна сказать?
– То, что вбила в свою башку, – упираюсь пальцем ей в лоб, и Татка кривит губы.
Не нравится ей. Мне тоже не нравится.
Раньше все было проще. Никаких эмоций. Случилось и случилось. Каждая новая равно проходящая.
А с ней… сам не думал, что одна ночь настолько перетряхнет мое сознание. И до того крыло, а сейчас так вообще.
Собственнические инстинкты ревут и устраивают забастовку.
Грубость и резкость лишь результат Наташкиных секретов и тупизма. Мне нужно знать, что она себе придумала. В чем причина?
К чему усложнять? Шептаться с подружкой, но при этом стрематься сказать, что ее беспокоит, мне в лицо?
Сцепляю пальцы в замок на затылке и отхожу к окну.
– Это ничего не значит.
Ее слова летят в спину. Конечно, сказать подобное в глаза она не решится. Маленькая лгунья.
Делаю глубокий вдох и прикрываю глаза. Считаю про себя до десяти, чтобы не сморозить глупость. Это я умею.
– То, что произошло… Все было хорошо, но это никого ни к чему не обязывает. Можно жить как раньше.
Голос становится громче. Чем дольше я стою к ней спиной, тем больше вселяю в нее уверенности. На миг ловлю себя на мысли, что мне хочется хорошенько ее встряхнуть. Может быть, мозги встанут на место?
Но я продолжаю пялиться в окно. Лучшим вариантом сейчас будет уйти и не доводить все это до еще большего абсурда.
Именно это я и делаю: огибаю Азаринскую фигуру и касаюсь ручки двери.
– Если тебе этого хочется, то пожалуйста…
Я не слышу ответа.
Куртку накидываю уже на улице. Какое-то время просто иду вперед, проветриваюсь, чтобы не вернуться и не свернуть ей шею.
Ничего не значит у нее. Дура!
В город возвращаюсь на такси. Домой прихожу лишь под вечер. Переодеваюсь и сразу иду в качалку. Нужно сместить вектор переживаний.
Все дурные мысли всегда выходят с по́том.
На следующий день заезжает Серёга и сообщает как бы между делом, что Татка улетела с Агатой в Питер на два дня. Стараюсь реагировать со всем равнодушием, и, возможно, рожа у меня остается каменной, но вот внутри все клокочет.
Через эти самые два дня я отправляюсь на квартиру Комаровой. Бывал там как-то пару раз с Серым.