– По залету, Ванька, по залету. Так что найдешь какую-нибудь вертихвостку, охомутает она тебя, и сложишь ты все свои перспективы и стремления на полочку.
Хочется заржать в голос.
Сколько Сёмину? Лет тридцать шесть, а он до сих пор капитан. В личной жизни не сложилось, в работе тоже. Теперь основной его род деятельности – это разглагольствования о жизни и что всех нас ждет одно и то же. Так себе позиция.
– Спасибо, что подвез.
Дома принимаю душ, переодеваюсь в гражданку и вызываю такси.
По дороге звоню Татке. Честно говоря, за три недели ее отсутствия все как-то поменялось. Свободного времени стало больше, а вот душевности меньше.
Даже дома неуютно. Приходишь, и даже пахнет по-другому.
– Ванечка, привет. Прости, я уснула. Полтора часа как приземлились, меня в гостинице сразу вырубило. Я соскучилась. Но! Кажется, у меня намечается два выходных.
– Я тоже скучаю. Видеосвязь включи.
– Ой, я страшная, не буду.
– Включай.
Татка что-то там копошится, но видео подключает.
– Вот, любуйся. Я настоящая Баба-яга. А ты куда едешь?
– Серёга позвал в рестик.
– Ясно, – вздыхает, – Ваня, я хочу домой. Так грустно.
– Опять ревела?
– Нет. Да…
Татка трет глаза. Ерохин, звонивший мне еще позавчера, был прав. Моя девочка сдувается. С каждым разом все чаще ревет и не хочет с утра до ночи просиживать в студии. Все, что касается гастролей, для нее вообще сравнимо с испытанием на выживание.
Татка быстро загорается, но так же быстро гаснет. Весь ее энтузиазм тает на глазах.
– Осталось всего три месяца.
– Целых три месяца. Ты опять засиделся на работе и ничего не ел?
– Я ел. Ты сама там на одной воде.
– Мне нужно похудеть еще на один килограмм, – вздыхает. – Ванечка, давай созвонимся часика через четыре. Я хочу немного поспать. А сразу после концерта отзвонюсь, ладно?
– Конечно.
…в аэропорту быстро регистрируюсь на рейс и в полудреме ожидаю время вылета.
Три часа полета. Ночной Сочи встречает приятной погодой.
Беру такси и сразу еду к Татке, по времени как раз успеваю на завершающую часть выступления. Там меня встречает ее концертный директор. Именно он побеспокоился о ее состоянии и позвонил мне.
Моя девочка стоит на сцене улыбается и смотрит в толпу. За кулисами путаются какие-то люди.
– …спасибо вам, мои хорошие, мои родные!
Звукач выключает микрофон, и Азарина медленно, стараясь не запутаться в огромном белом подоле, шлейф которого тянется за ней на метр, уходит со сцены.
– Я так устала, – выдыхает и укоризненно смотрит на концертного директора.
Меня пока не видит.
– У нас для тебя сюрприз.
– Какой еще сюрприз? Я собиралась вернуться в номер и отоспаться.
– Обернись.
Наташа со вздохом раздражения поворачивает голову в мою сторону. Секунда тишины, которую мгновенно сменяет Таткин визг.
– Ванечка, – бросается ко мне на шею, – ты прилетел. Даже ничего не сказал, я же... я же…
– Скучала?
– Очень. Ты надолго?
– На два дня.
47
Тата
– Ванечка, – целую, как в последний, нет как в первый раз.
Трогаю его лицо, я должна убедиться, что он настоящий. И неважно, что Ванька крепко прижимает меня к себе.
– Я так скучала, – шепчу, изо всех сил пытаясь сдержать слезы.
Моя эмоциональность сейчас просто зашкаливает.
Трепет внутри закручивается в бурю. Настоящий хаос из чувств. Они такие острые, словно бритва. Одно неверное движение, и можно так сильно пораниться…
– Ты меня опередил, честно, я уже хотела купить билет и слетать домой.
– Одинаково думаем.
Ваня лениво улыбается, утягивая меня подальше. Сегодня я даже в гримерку не возвращаюсь, просто ухожу с ним, крепко цепляясь за его руку.
Два чудесных. Два самых замечательных дня. Я и предположить не могла, что Ванька устоит мне такой сюрприз.
И плевать, что расставаться с Токманом потом будет нелегко. Он так мне нужен.
Я устала.
Вымотана.
Работа меня сжирает.
Я отдаю людям так много своей энергии, что для себя самой практически ничего не остается. Для меня важно быть настоящей, но, как правило, это требует слишком много ресурсов. Когда ты все принимаешь близко к сердцу, потом обязательно хочется лезть на стены.
За два года карьеры я так и не научилась воспринимать критику или те гадости, которые люди хотят скрыть за этим словом. До сих пор пропускаю весь этот негатив через себя. Впитываю его как губка, а потом рыдаю до поздней ночи от чувства безысходности.
Оно давит. Разрушает тебя.
Ваня толкает дверь и, пропустив меня вперед, набрасывает свою джинсовую куртку на мои плечи.
Распущенные волосы мгновенно подхватывает ветер, и они лезут в лицо. Приглаживаю треплющиеся пряди руками, стараясь как можно быстрее убрать их за уши.
– Куда мы?
Ванька крепко сжимает мою руку, поглаживая тыльную сторону ладони большим пальцем.
– Прогуляемся.
Делаю глубокий вдох, полностью растворяясь в моменте.
Мы идем на набережную. Молчим. Где-то вдалеке слышится музыка из прибрежных кафешек, шум проезжающих машин… но это не мешает наслаждаться моментом. Нашим уединением.
Запах моря все ближе. Кожа покрывается мелкими мурашками от усиливающегося потока ветра.
– Такое звездное небо, – запрокидываю голову, и она кружится от перенасыщения эндорфинами. – Искупаемся? – играю бровями и с легкой руки сбрасываю джинсовую куртку к своим ногам.
Материал падает на землю, и я грациозно переступаю через него, утопая высокими каблуками в песке.
– Конец сентября, – Ванька с недоверием смотрит на бушующее море, быстро возвращая внимание ко мне.
– Струсил?
– Нет, просто, когда у тебя подскочит температура, ты быстро найдешь виновного. То есть меня.
– И когда я так делала?
– Всегда.
Ударяю Ваньку в плечо кулаком за клевету. Ну, хотя он прав, конечно…
– Если я заболею, Ерохин продлит мои «каникулы», – улыбаюсь.
– Или оштрафует, – язвит Токман.
– Или оштрафует, – соглашаюсь, стаскивая с Ивана футболку. – Ты же скучал? – трогаю горячую кожу и медленно пячусь. – Скажи, что ты скучал?! – держу курс ровно к воде.
– Я скучал.
Ванька не отстает. Следует за мной шаг в шаг. В какой-то момент резко тянет на себя. Впивается в губы, помогая высвободиться из платья. Огромного платья, шлейф которого уже успел промокнуть от накатывающих волн.
Оказавшись на свободе, ускоряюсь. Забегаю в воду по щиколотки и замираю.
– Тепло тебе, да?
Ванька надвигается прямо на меня, откровенно угорая. Упираюсь ладонями в его плечи, как бы выставляя барьер.
– Я передумала, холодно, – облизываю губы.
– Поздно.
Токман поднимает меня на руки, полностью игнорируя протесты. Пара секунд, и я уже не дотягиваюсь ногами до дна.
– Ты садист.
– Конечно, садист, – прижимается губами к моей шее.
Вдалеке слышатся раскаты грома, а мы с жадностью и нестерпимым голодом в глазах трогаем друг друга. Целуемся, боясь упустить хоть секунду этой близости, этого вводящего в экстаз наслаждения.
Чуть запрокидываю голову, а небо уже затянуло темной поволокой. Нет и ни единого намека на звезды.
Где-то вдалеке сверкнула молния, такой яркий разряд электричества, на котором замирает взгляд.
Свежесть надвигающегося летнего дождя доверху заполняет легкие. Дышать становится свободнее, словно кто-то полностью расстегнул мелкие пуговички на тугой рубашке.
Ванька тащит меня под воду, и я едва успеваю задержать дыхание. Когда мы выныриваем, небо уже вовсю разливается дождем.
– Мое платье, – визжу, – сейчас намокнет.
– Уже намокло.
Ванька снова целует и помогает быстро выбраться из воды. Наша одежда и правда намокла. Дождь зарядил как из ведра. Льет стеной. Почти ничего не видно.
– Туда.
Ваня указывает рукой вперед, подхватывая наши вещи с земли.
Быстро шевелю ногами, но все равно дрожу от ледяных, касающихся кожи капель. Ветер усиливается. Ваня резко дергает меня за руку, заставляя сменить направление. Именно так мы оказываемся под перевернутой лодкой.
Маленькое укрытие, где действительно сухо.
– Холодно, – сама слышу, как стучат мои зубы.
Поворачиваю голову чуть в сторону, и мы практически прижимаемся друг к другу губами, сгорая от захватившего голову дурмана.
– Иди ко мне.
Ванечка целует мои синие, подрагивающие губы. Обхватывает ладонями щеки. Гладит спину. Греет своим телом, очень медленно, но уверенно припечатывая спиной к земле.
– Если кто-то увидит?
Смотрю в его темные глаза, утопая в этом вулкане желания.
– Никто не увидит. Ночь, – шепчет, продолжая настойчиво покрывать мою кожу поцелуями и сжимать бедра ладонями.
– Ванечка…
Собираю в кулак горстку песка, полностью отдавая Ване контроль.
48
Тата
Время слишком скоротечно…
Декабрь сваливается на голову так неожиданно. Гастроли заканчиваются, и я возвращаюсь домой на целых три дня раньше. До Нового года чуть меньше недели.
Открываю дверь и сразу оказываюсь в темной прихожей. На часах почти двенадцать ночи, но Ваньки дома нет. Снимаю тяжелую шубу – подарок одного модного дома, такая ярко-красная, в моем стиле однозначно.
Медленно обхожу квартиру. В спальне незастеленная кровать, шкаф открыт, вещи раскиданы, а еще нет Ваниного чемодана.
Кажется, и самого Токмана в городе нет. Мой сюрприз оказался сейчас лишним.
Долго отмокаю в горячей ванне под какой-то легкий сериальчик на ноутбуке. Спать заваливаюсь с закрученным на голове полотенцем. Просыпаюсь уже днем от какого-то шума на кухне.
Первая мысль – Ванька вернулся.
Накидываю на голое тело шелковый черный халатик максимально короткой длины и выскальзываю из спальни.
Когда заворачиваю на кухню, столбенею. А разве можно отреагировать как-то иначе, когда по твоей квартире шныряет какая-то девчонка?