Сглатываю, пряча руки в карманы махрового халата. Это похоже на розыгрыш… Что вообще происходит?
Как он может после всего? Я принесла ему миллионы, а он хочет отобрать мое имя?
– Я жду в холле. Собирайся. И еще, забудь свою поганую привычку не отвечать на мои звонки.
Костя уходит, больше не обронив ни слова. Хлопает дверью, оставляя меня наедине со своими мыслями.
– Я снова вляпалась, – сползаю по стеночке на пол, закрывая лицо ладонями.
Если не вернусь в Москву, он же действительно выполнит свою угрозу. Это с виду Ерохин тихий и правильный, но я уже не раз слышала о нем такие вещи… что сомневаться в его словах будет глупостью. Только вот раньше мне все это было фиолетово. А жаль…
Вытряхиваю из шкафа шмотки и, не складывая, забиваю ими чемодан. Натягиваю джинсы и длинный свитер.
Ерохин уже успел сообщить на рецепции о моем выезде и даже заказать такси.
– Садись, – дружелюбно открывает дверь, забирая из моих рук чемодан.
Жесткий график. Концерты, концерты. Автограф-сессии и прилипчивые вопросы о Ваньке. Откуда они все это знают?
Вот и закончилась вторая неделя моего маленького ада. Ваня так и не пришел в себя. Приходится звонить его бабушке, которая говорит со мной сквозь зубы. Но я ей благодарна хотя бы за то, что берет трубку и отвечает на мои не меняющиеся все это время вопросы.
Игнорирую очередной журналистский выкрик о состоянии Ивана и том, в каких мы состоим отношениях, незаметно посматривая на Ерохина.
Неужели это он все слил? Такой повод… столько разговоров. Рейтинг упоминания моей персоны подскочил до небес. Всем интересно, что происходит за ширмой, то есть в личной жизни.
– Давайте на этом закончим, – улыбаюсь и, поднявшись со стула, ухожу из конференц-зала отеля, где был организован этот маленький допрос. Назвать это как-то иначе язык не поворачивается.
Костя улыбается, как обожравшийся сметаной кот, и остается там еще на пару минут. Толкает какую-то свою речь.
Пока поднимаюсь в номер, звонит телефон.
Честно, в последнее время я пугаюсь звонков. Вдруг они сообщат мне что-то ужасное. То, чего я не готова услышать. Никто не готов.
– Да, – нерешительно бормочу в трубку.
– Наталья? Это Петров, врач из…
– Я помню.
– Токман пришел в себя.
53
Я вылетаю первым же рейсом.
На больничный этаж заваливаюсь в кожаной куртке, без бахил и халата. Слишком спешу.
Толкаю дверь в палату и первое, что слышу, – заливистый женский смех.
Как я и думала, вездесущая Анечка уже просиживает свой халат у Ванькиной койки.
Именно она стала той, кого он увидел, когда очнулся. Ее. Не меня.
Натянуто улыбаюсь.
– Наталья, добрый день, – ловлю на себе ее прищур.
– Здравствуйте. Мне кажется, вас там звали, – киваю на дверь, желая только одного, чтобы она поскорее свалила.
– Ой, что-то я засиделась. Иван, было приятно пообщаться.
Она улыбается ему. Из кожи вон просто лезет.
Наблюдаю как она удаляется, а у самой скоро пена изо рта пойдет. Как же она меня бесит.
Стягиваю с плеч куртку, почему-то она резко начинает сковывать движения, стоит мне посмотреть Ивану в глаза…
Он находится в полусидячем положении. На той же самой кровати. Только теперь его тело не увешано трубками.
– Привет, – присаживаюсь на стул рядом.
Ваня кивает. У него такой взгляд… другой. Он и выглядит иначе, словно все черты лица изменились. Стали острее.
– Я так рада, что ты пришел в себя. Теперь у нас точно все будет хорошо, – смахиваю со щеки слезу. – Прости меня, слышишь? Я не думала, что делаю. Прости…
Ваня отводит взгляд, мне же так хочется поймать его на себе. Сердце сжимается от этой отстраненности, будто кто-то провел между нами черту.
Хотя мы сами ее нарисовали. Жирным маркером.
– Ты ни в чем не виновата.
– Я так за тебя боялась, – сжимаю его руку, но не чувствую никакой ответной реакции. Не сиди я на стуле, точно бы грохнулась на пол, потому что дрожат колени. Я вся дрожу. Паника нарастает.
Это молчание убивает. Оно распарывает вены острым лезвием, лишая права на жизнь.
Уверена, что в его голове уже родилась мысль. Он четко знает, что мне скажет. Знает, но продолжает молчать, словно собирается с духом.
– Мне предложили другую работу. Не в Москве.
Чувствую, как он сжимает мои пальцы. Крепко.
– Хорошо. Это же хорошо?
Ваня наконец смотрит в мои глаза. Проводит большим пальцем по тыльной стороне ладони, а у меня внутренности леденеют. Я чувствую эту надвигающуюся неизбежность.
Все ясно без слов.
– Ты не можешь… – шепчу.
Кто бы что ни думал, но я не дура. Все я понимаю. И то, что он собирается мне сказать… Одна лишь мысль о расставании разрушает все мое существо. Стирает в мелкую крошку.
– Я могу, Наташа. Последний год был…
– Счастливым?
Знаю, что выгляжу ненормальной, которая цепляется за тонкую соломинку, что вот-вот надломится.
– Так больше не может продолжаться. Кто-то уже должен решиться разорвать этот порочный круг.
– Все будет иначе, слышишь? Теперь все будет по-другому. Хочешь, я откажусь от всех контрактов? Буду ждать тебя дома, готовить ужины… рожу ребеночка…
– Не нужно ничем жертвовать ради меня.
Токман разрывает наш контакт. Убирает свою руку. Становится холодно, невыносимо холодно. Будто он не руку убрал, а сердце мое выдрал, со всеми артериями.
– Проще все сломать, да? Разрушить? Я думала, ты умер. Я несколько часов считала тебя мертвым. А потом почти месяц не знала, придешь ли в себя… Как ты можешь? После всего?
– Все и так сломано, Тат. Мне жаль…
– Значит, ты решил?
– Я решил. Поверь, у меня было много времени до того, как я оказался в этой палате, – обводит помещение взглядом. – Это не спонтанная прихоть, это взвешенное решение. И я очень хочу, чтобы ты приняла его без грязи. К тому же это не последний мой контракт... Разве ты хочешь снова жить в страхе? Раз за разом?
Он говорит, а у меня шум в ушах. Звуки сливаются воедино.
– Хорошо.
Покорно киваю. Смотрю на него и не верю, что это происходит с нами.
Щеки снова мокрые. И губы дрожат. Зуб на зуб не попадает, меня будто на сорокаградусный мороз вытолкнули.
Освежили по полной.
– Больно, Ванечка. Очень больно, – шмыгаю носом, медленно расправляя плечи. – Ты поставил эту точку один. Меня ты не спросил. Мог бы сообщить по телефону и не тратить время. У меня его и так всегда мало.
– Теперь станет больше.
У него звонит телефон, и он сразу берет трубку. Отвечает на звонок, словно меня тут нет.
Будто я не сижу напротив его кровати, захлебываясь слезами.
Боже, как жалко я выгляжу.
Крепко сжимаю в руках куртку и направляюсь к двери. Почему-то кажется, что, как только я коснусь ручки, Ваня одумается. Скажет, что погорячился, что это бред…
Но он не говорит. Он позволяет уйти. Даже внимания не обращает, что я перешагнула порог. Вслед не смотрит.
Хотя вряд ли это можно назвать походкой. Скорее, я волочу свое тело, изо всех сил стараясь не рухнуть прямо здесь.
Навстречу, конечно же, попадается Аня. Только ее противной рожи мне сейчас не хватало для полного счастья.
– С вами все хорошо?
– Отлично. Просто голова кружится, был тяжелый перелет.
– Может, вам присесть?
– Не нужно.
Возобновляю шаг и сжимаю кулаки, когда в спину прилетает ее фраза:
– Иван очень приятный молодой человек. Вам сильно повезло, – она улыбается, а мне хочется выцарапать ей глаза.
– До свидания. Теперь он полностью в твоем распоряжении, – отвечаю с ухмылкой.
…когда приземляюсь в Москве, телефон не включаю. Не хочу слушать нотации Кости.
– Соня, – вваливаюсь в подружкину квартиру без приглашения. Меня до сих пор трясет. Не понимаю, как я вообще смогла дойти сюда от машины и не сломать себе ноги на этих высоченных каблуках.
– Тата?
Комарова практически ловит меня в дверном проеме, помогая удержать равновесие.
– Что с тобой? На тебе лица нет.
– Пожалуйста, помоги мне, – вцепляюсь в ее плечи, – скажи мне, что все будет хорошо. Слышишь? Скажи мне это!
– Тише, тише.
Сонька гладит мою спину, крепко прижимая к себе.
– Что случилось, милая? Что произошло?
Отстраняюсь, шмыгаю носом, начиная стягивать сапоги, усевшись на пол.
Так больно. В ушах до сих пор его слова, они на репите… снова и снова.
– Изыди, – вожу рукой перед собой, словно хочу смахнуть его образ, что то и дело появляется перед глазами.
– Так, дамочка, давай-ка мы с тобой переместимся на кухню.
Соня упирает руки в бока, и мне приходится поднять свою задницу с прекрасного и такого мягкого коврика у двери.
– Рассказывай, – Сонька шумно выдыхает.
– Он ушел.
– В смысле? Он…
– Он меня бросил. Сказал, что так будет лучше. Кому? – взрываюсь, хлопая ладонью по столу. – Ненавижу его. Ненавижу.
– Тише. Может, все еще наладится?
– Ничего не наладится. Уже ничего не будет как раньше. Он даже в Москву не вернется. Понимаешь? Нужно ему позвонить, – хватаю телефон, – нужно просто позвонить и сказать, что я не согласна.
Сонька наблюдает за моими импульсивными телодвижениями, накапывая в стопку валерьянки.
– Выключен. И бабка его не берет. Зачем я вернулась? Нужно было остаться там. Я просто… просто растерялась.
– Так, давай ты выпьешь успокоительное и немного поспишь. Слышишь? Завтра будем решать уже по факту. А я пока схожу в магазин, куплю что-нибудь к чаю.
54
Иван.
За несколько часов до прилета Таты…
Я очнулся посреди ночи. В палате было темно. Даже не сразу понял, что пришел в сознание.
Голова не моя. И мысли в ней тоже чужие.
Я хорошо помню взрыв, потом канонаду выстрелов.
Тело пронзило адской болью, и я дернулся наяву, словно это случилось снова.