– Мне нужно на работу, Ванечка. Поговорим вечером.
– Нет уж. До вечера ты дойдешь до такого, что мне потом будет не разгрести.
Щелкаю аварийку и торможу у тротуара.
– Ты изменился.
Она шепчет. В глаза не смотрит.
– И это нормально. Прошло немало времени. Но почему ты снова это делаешь, Ваня?
– Что?
– Отталкиваешь, когда тебе нужна помощь. Ты же знаешь, я могу помочь. У меня есть деньги на любую операцию и не на одну. Зачем-то же я их зарабатывала столько лет. Почему ты не позволяешь тебе помочь?
– Тат…
– Что? Разве я не права? Как мы можем думать о будущем, если ты подсознательно не принимаешь того, что я как бы миллионерша, Токман? Хочется тебе этого или нет… знаю, что не хочется. Ты дал мне время подумать, – смотрит на кольцо, – а сам оказался не готов вот к такой банальности, как деньги. Ты сказал, что летишь в командировку, так вот, разберись, пожалуйста, в себе.
78
Тата
Ваня улетает раньше, чем должен был.
После разговора в машине мы не перестали общаться и не спрятались по норам. Совсем нет. Мы созваниваемся каждый день. Разговариваем обо всем, но при этом обходим стороной главную тему нашего конфликта.
Это не конец света, это всего лишь еще одно маленькое испытание, которое мы преодолеем.
Раньше я бы сбежала. Ушла от проблем. От страхов и боли. Раньше, не теперь.
Правда, несмотря на позитивный настрой, перед моим полетом в Питер мы ссоримся вдрызг из-за моей очередной поездки к Денису в СИЗО. А что мне остается делать?
Ксюшу, свою девочку, он видеть не хочет, потому что решил, что без него ей будет лучше. Она там страдает. А я… я не понаслышке знаю, как это больно, когда человек решает за двоих с полной уверенностью, что так тебе будет лучше.
Токману этого, кажется, не объяснить.
А вот приглашение Громова в его загородный питерский дом становится очередным испытанием. Я все еще немного зла на Ваньку и хочу побыть одна. Хочу, но в глубине души понимаю, что эта ссора с легкостью может перерасти во что-то глобальное. Поэтому и лечу. Несмотря на всю ту злость, я слишком сильно по нему соскучилась.
Плюс мой менеджер успела организовать для меня съемку в северной столице, так что я сначала под вспышку камеры и лишь потом к ребятам.
Конечно, у меня нет проблем, чтобы просто взять и прилететь к Ване в любой из дней этих затянувшихся недель. Но мы же вроде как взяли паузу на очередное раздумье. Глупая была идея.
Поэтому знакомство со Стёпкиной пассией для меня превращается в сводничество со своим же будущим мужем.
В голове я уже нарисовала идеальную свадьбу и даже присмотрела платье. Только вот кольцо сняла, перед тем как ехать в аэропорт. Не хочу никаких вопросов ни от Стёпки, ни от брата. Всему свое время.
– Это вы так гостей встречаете? – повышаю голос, оказываясь в Громовской обители. На самом деле голова просто раскалывается после перелета.
Милая голубоглазая девочка вздрагивает, устремляет взгляд к двери и нервно разглаживает ладонями свою футболку.
– Натаха, мы на семь договаривались, – басит Громов, приобнимает девочку за талию. Хорошенькая, но совсем молоденькая, на вид ей лет восемнадцать. Больше ну никак дать не могу. Кстати, они сидят на полу рядом с кухонным островком. Кажется, я отвлекла ребят от чего-то важного…
– Ты мне что, не рад? – говорю непринужденно, стараясь не акцентировать внимание на этой парочке. – У меня съемка отменилась, и я решила приехать пораньше. О, как у вас тут миленько, – насмешливо смотрю на диван, заваленный вещами. Знаю, какой Громов аккуратист, этот бардак совершенно не вписывается в интерьер. – Вы бы хоть встали для приличия, я так-то гостья.
Громов откровенно ржет, поднимается на ноги и утягивает подружку за собой.
– Наташа, – протягиваю руку новой знакомой.
– Ульяна, приятно познакомиться.
– И мне. Кстати, братец мой будет? – обращаюсь к Стёпке.
– Само собой.
– Блин, ладно, придется сделать упор на винишко. Ты пьешь? – спрашиваю Ульяну.
– Немного.
– Сойдет. Эти же ухрюкаются.
– Слушай ее больше, - Стёпка закатывает глаза.
Спустя некоторое время во дворе слышится шум. Это либо Серёга, либо Ваня. Приезд второго я жду как манну небесную, не иначе.
Первым в доме появляется брат, как раз в тот момент, когда юная балерина, а Ульяна оказывается именно ей, показывает мне очередной пируэт. Я от природы не слишком дружу с растяжкой, потому все выходит уж очень криво.
Серый не упускает момент бросить мне очередную шуточку про возраст и назвать «мать». До сих пор думает, что меня парят цифры в паспорте. Как бы не так.
А вот когда открывается дверь и на пороге появляется Ваня, мне хочется спрятаться. Токман бросает на меня быстрый взгляд, кивает и пожимает ребятам руки.
Делает вид, словно мы не знакомы. Обиделся.
Конечно, в крайнем разговоре я бросила ему что-то вроде «ты мне никто, чтобы что-либо запрещать».
Знаю, дура. Но поделать с собой ничего не могу. Я, может, тоже обижена на его скрытность.
Время несется со скоростью торнадо. Наступает вечер. Во дворе холодает. Даже разожженный костер не помогает согреться.
Улька уходит спать.
– Все? Симпатюличка не выдержала, рухнула спать? – делаю шаг к Стёпке, который только-только вернулся на улицу.
– Рухнула. Завязывала бы ты уже…
– Ой, не лечи. Хорошая девочка, – сажусь на скамейку, и Громов делает то же самое, – у тебя прям глаза горят, давно я такого не видела, Громов. Ты влюбился?! Поздравляю.
– Азарина, твоя проницательность просто неповторима.
– Шутки шутками, но я за тебя рада. Правда рада, вы крутые, – мельком смотрю на Ивана, который о чем-то спорит с Серёгой. – У братца тоже, походу, кто-то появился, он сегодня целый вечер от телефона не отлипает.
– Он всегда в нем. Бизнес.
– Нет, это другое. Посмотри, вот ему опять что-то пришло. Видишь, дерганый какой, улыбается, готов в любую минуту сорваться отсюда? Так что я на сто процентов уверена, у него кто-то есть.
– Может, тебе в «Битве экстрасенсов» поучаствовать?
– Да, там я еще не была, – смеюсь, привлекая к себе Ванькино внимание. – Ладно, Стёп, прав ты. Пойду спать.
Взмахиваю рукой в знак прощания и поднимаюсь на второй этаж, в одну из гостевых спален. Долго не могу уснуть. Через приоткрытое окно слышу мужской смех и голоса. Четко могу определить, когда говорит Ваня. Суть, конечно, не улавливаю. Но мне хватает интонаций.
Дверь в спальню открывается, когда на улице начинает светать. Распахиваю глаза, моментально выныривая из дремы. Слышу шаги, шорох одежды.
Ванькино дыхание обжигает. Он ложится рядом, крепко прижимая меня к себе.
– Ты невероятно пахнешь.
Его ладонь скользит мне под майку, на пару секунд замирает на животе и спускается ниже. Делаю глубокий вдох, прежде чем замереть. Эмоции зашкаливают.
Второй рукой Ваня переплетает наши пальцы где-то над головой.
– Сняла кольцо? – слышу его усмешку, но теряюсь в ощущениях. Его скользнувшая вниз ладонь… откровенные прикосновения вытворяют со мной что-то невероятное.
С губ срывается стон. Плотнее прижимаюсь спиной к его груди, чуть откинув голову на мужское плечо.
Ловлю свое удовольствие, что подбирается ко мне медленно, заставляя искриться от нетерпения.
Всхлипываю, срываясь с обрыва. Меня с головой накрывает наслаждением, а из глаз выступают слезы.
Такая глупая реакция на близость. Повышенная эмоциональность. Настоящая зависимость от этого мужчины.
Ваня не дает мне прийти в себя, резко поворачивает к себе лицом. Проводит костяшками пальцев по слегка влажной щеке.
– Дело не в деньгах, – захватывает прядку моих волос у виска, – а в ожиданиях. Внутренний страх, что это снова не поможет. Мнимая надежда хороша только вначале. Потом она отравляет.
Киваю в знак принятия его слов и придвигаюсь ближе.
Кладу раскрытую ладонь где-то в области его сердца и медленно сползаю вниз. Нетерпеливо откидываю одеяло, торопливо подбираясь к резинке боксеров, проворно оттягивая ее вниз.
79
Тата
Душно.
Оттягиваю ворот футболки, словно от этого станет легче. Кожа уже давно покрылась испариной и стала липкой. Жадно пью воду из бутылки и в который раз за час, скольжу взглядом по экрану телефона.
Вани до сих пор нет дома. Нервы на пределе. В последнее время я стала слишком мнительной. Мне кажется, это началось сразу после операции.
Три месяца назад я точно так же сидела над своим телефоном, отсчитывая минуты.
Операция длилась больше трех часов.
Начало лета. Берлинская духота и зашкаливающий невроз. Паника.
Когда это закончится? Будет ли результат? Не станет ли хуже?
Несмотря на очень позитивные прогнозы, человек существо непостоянное и поддающееся глубокому страху. Мы всегда думаем о худшем, несмотря, ни на что.
Решение лечь на операцию далось нелегко. Наш с Ванькой диалог велся на протяжении нескольких месяцев. Иногда со скандалами, иногда с моими слезами и манипуляциями. Одна из которых, псевдоконтракт шоу а—ля ищу мужа. Дикий скандал и ультиматум Токману. Глупый и детский, но тревожное время, требует вынужденных мер. Конечно, не моя очередная выходка повлияла на него принять правильное решение. Нет. Это случилось само собой, чуть позже.
Мы ехали от Сереги. На улице ливень. Впереди встречка. Ваньку снова накрыло приступом боли, он едва успел выкрутить руль. Машину отбросило на обочину…
Утром Токман сам пришел и сказал мне, что согласен на Германию.
После слов доктора, о том, что операция прошла успешно, я почти час бродила по берлинским улочкам. Ваня долго отходил от наркоза, но очень быстро восстановился. Жизнь медленно начала входить в привычное русло...
Кручу на безымянном пальце кольцо, возвращая своим мысли на кухню Ванькиной квартиры. На улице ночь. Дождливая и холодная летняя ночь. Тиканье настенных часов раздражает.