How are you?(Как поживаете?) предполагает практически только один ответ: Fine, thank you (Спасибо, хорошо), даже если отвечающий при смерти. Это пустая формула, за ней не стоит реального содержания. Нам, русским, это сложно понять. Нас тянет действительно рассказать о своих делах.
Русские формального общения не приемлют, и возникает конфликт культур. Иностранцев раздражают пространные и неуместно эмоциональные разговоры русских; русские обижаются на сухость и холодность иностранцев. Известен следующий случай. Г. Волчек, главный режиссер московского театра «Современник», рассказывала, как, находясь в Америке, она провела своеобразный эксперимент. На вопрос How are you? поспешно выпалила: «У меня муж утопился». На что услышала обычное «Рада слышать». Если это и не правда, то хорошо придумано. Во всяком случае, досада Волчек – настоящая. Чувствуется, как хотелось ей высечь из американцев хоть какую-то эмоцию.
В вопросе о русской искренности едины мыслители старых времен и современные исследователи. И. А. Стернин, описывая русское коммуникативное поведение, отмечает следующие характерные черты, которыми оно отличается от поведения жителей западноевропейских стран:«... приоритетность "разговора по душам" перед другими видами общения, приоритетность неофициального общения, нелюбовь к светскому общению, бескомпромиссность в споре, отсутствие традиции "сохранения лица" побежденного в споре собеседника...»
Как ни странно, любовь русских к искренности и откровенности никак не влияла на склонность к обману и плутовству. Во всяком случае, путешественники XVI – XVIII веков были уверены, что более хитрого и коварного народа, чем русские, в целом свете не сыскать.
Английский моряк Ричард Ченслер в XVI веке глубокомысленно замечал: «Русские по природе очень склонны к обману; сдерживают их только сильные побои».
Немецкий ученый Адам Олеарий (XVII век) также не стремился польстить русским: «Что касается ума, русские правда отличаются смышленостью и хитростью, но пользуются они умом своим не для того, чтобы стремиться к добродетели и похвальной жизни, но чтобы искать выгод или пользы и угождать страстям своим... они лукавы, упрямы, необузданны, недружелюбны, извращенны, бесстыдны, склонны ко всему дурному, пользуются силой вместо права, распростились со всеми добродетелями и скусили голову всякому стыду. Их смышленость и хитрость наряду с другими поступками особенно выделяются в куплях и продажах, так как они выдумывают всякие хитрости и лукавства, чтобы обмануть своего ближнего. А если кто их желает обмануть, то у такого человека должны быть хорошие мозги. Так как они избегают правды и любят прибегать ко лжи и к тому же крайне подозрительны, то они сами очень редко верят кому-либо; того, кто их сможет обмануть, они хвалят и считают мастером».
Иоганн Корб, австрийский дипломат, посетивший Россию в конце XVII века, полагал: «Так как москвитяне лишены всяких хороших правил, то, по их мнению, обман служит доказательством большого ума. Лжи, обнаруженного плутовства они вовсе не стыдятся».
В петровские времена оказался в России Ларс Юхан Эренмальм, шведский военный и государственный деятель. Его умозаключения звучали так: «Склонность русской нации к обману вполне может быть названа заразной болезнью, так как я замечал, что люди иных благонравных наций, долго живя в России, постепенно приобретают тот же порок и наконец утрачивают свою прежнюю честность и неподкупность.
Я еще раз советую всем иностранцам, когда они будут иметь дело с русским, будь то знатным или простым, остерегаться, чтобы не быть обманутым».
Трудно сказать, почему именно, но в русскую честность на Западе до сих пор как-то не очень верят. Во всяком случае, остерегаются.
О мудрецах, глупцах и умельцах
По мнению иноземцев, посетивших Россию в XVI – XVII веках, наши соотечественники «необразованны, слабы и тупы умом; они иногда, разинув рот и вытаращив глаза, с таким любопытством глядят на иностранцев, что даже себя не помнят от удивления. Однако к числу этих невежд не принадлежат люди, образовавшиеся государственными или деловыми занятиями, равно как и те, которым недавнее путешествие показало, что не в одной только Московии светит солнце». Так, по крайней мере, говорит Иоганн Корб.
В полном равнодушии к наукам упрекает русских Адам Олеарий: «Так как они несведущи в хвальных науках, не очень интересуются достопамятными событиями и историею отцов и дедов своих и вовсе не стремятся к знакомству с качествами чужих наций, то в сходбищах их ни о чем подобном и не приходится слышать. Не говорю я при этом, однако, о пиршествах у знатнейших бояр. Большею частью их разговоры направлены в ту сторону, куда устремляют их природа и низменный образ жизни: говорят они о разврате, о гнусных пороках, о неприличностях и безнравственных поступках, частью ими самими, частью другими совершенных».
Между тем уже в Древней Руси был очень недурной по средневековым меркам уровень образованности. Об этом свидетельствуют знаменитые новгородские берестяные грамоты, которые были написаны не только знатными людьми, но и простолюдинами. Русь унаследовала богатую византийскую книжную традицию. В городах, при монастырях и даже в некоторых деревнях существовали школы.
Не забудем также, что нередко различие культур принимают за отсталость. Впрочем, как мы уже заметили, иностранцы, если и признавали в чем-то умственное превосходство русских, так это в искусстве обмана: «В Русской земле не знают и не употребляют ни латинского, ни еврейского, ни греческого языков ни митрополит, епископы, монахи или священники, ни князья или бояре, ни дьяки или подьячие. Все они пользуются только своим собственным языком. Однако и самый последний крестьянин так сведущ во всяких шельмовских шутках, что превзойдет и наших докторов-ученых, юристов, во всяческих казусах и вывертах. Если кто-нибудь из наших всеученейших докторов попадет в Москву, придется ему учиться заново!» – так писал Генрих Штаден, немецкий авантюрист, служивший при дворе Ивана Грозного.
Реформы Петра Первого имели целью народное просвещение, однако вместо этого насадили в людских головах полную путаницу. Высшие слои населения начали усваивать европейскую культуру, остальные ориентировались на прежние, допетровские, культурные и религиозные ценности. В каждом социальном кругу были свои мудрецы и простаки.
Народное невежество очень часто огорчало представителей образованного сословия. Островский в своих пьесах нередко передает нелепые разговоры купчих и свах о том, что «новый Бонапарт народился» и какое страшное слово «жупел». Особенное раздражение невежество вызывало у полуобразованных людей, которые недалеко продвинулись в науках, но научились презирать темный народ. Вот, к примеру, лакей Яша из чеховского «Вишневого сада», который то и дело фыркает: «Невежество!» А потом умоляет барыню, чтобы она взяла его с собой в Париж. Аргументы у него железные: в России он оставаться не может, потому что «страна необразованная, народ безнравственный».
Впрочем, русские образованные люди также подвергаются критике: «Они не лишены природного ума, но ум у них подражательный и потому скорее иронический, чем созидательный. Насмешка – отличительная черта характера тиранов и рабов. Каждый угнетенный народ поневоле обращается к злословию, к сатире, к карикатуре. Сарказмами он мстит за вынужденную бездеятельность и за свое унижение» – так комментирует Кюстин извечную русскую способность подмечать в жизни смешное.
А что сказать о русских талантах? Даже такие недоброжелатели, как Кюстин, отмечали талант и художественное чутье, которым были наделены русские крестьяне. «У русского народа, безусловно, есть природная грация, естественное чутье изящного, благодаря которому все, к чему он прикасается, приобретает поневоле живописный вид». Он же уверял: «Русский крестьянин трудолюбив и умеет выпутаться из затруднений во всех случаях жизни».
Пьер-Шарль Левек писал: «Русским удаются фабрики и ремесла. Они делают тонкие полотна в Архангельске, ярославское столовое белье может сравниться с лучшим в Европе, стальные тульские изделия, быть может, уступают только английским. Русская шерсть слишком груба, чтобы можно было фабриковать из нее тонкие сукна; они некогда получали от иностранцев все сукно для обмундирования войск, а теперь иностранцы начинают получать его из фабрик этой страны. Русские настолько даровиты, что они сравняются и превзойдут в смысле индустрии другие народы, если они когда-нибудь получат свободу». Не всегда, значит, в России дело с промышленностью обстояло плохо.
Александр Дюма также отдает должное нашим умельцам: «Русские мастера – лучшие оправщики драгоценных камней в мире, никто лучше них не владеет искусством оправки бриллиантов».
Особенно интересны восторженные слова Франсуа Ансело, довольно язвительного и придирчивого французского путешественника, о русских работниках: «Способность русского простолюдина к ремеслам невероятна. Наугад выбранные хозяином для исполнения той или иной работы, эти крепостные всегда справляются с возложенными на них обязанностями. Им просто говорят: ты будешь сапожником, ты – каменщиком, столяром, ювелиром, художником или музыкантом; отдают в обучение – и спустя некоторое время они уже мастера своего дела!» Замечательные способности, по мнению Ансело, соединяются у русских с привычкой подчиняться: «Внимательные и преданные, они никогда не обсуждают полученное распоряжение, но беспрекословно выполняют его. Быстрые и ловкие, они не знают такой работы, которая была бы им не по силам».
Ансело поет хвалебную песнь русскому умельцу, который «не носит с собой множества специальных инструментов, необходимых теперь нашим рабочим для любого дела, ему довольно топора. Острый как бритва топор служит ему как для грубых, так и для самых тонких работ, заменяет ему и пилу и рубанок, а переворачиваясь, превращается в молоток». Разнообразные задачи «выполняются русским крестьянином в кратчайшее время с помощью одного-единственного орудия. Нет ничего проще, чем соорудить леса для покраски здания или для строительных работ: несколько веревок, несколько балок, пара лестниц – и работа выполнена быстрее, чем наши рабочие окончили бы необходимые приготовления. Эта простота в средствах и быстрота исполнения имеют двойное преимущество, сберегая и время и деньги владельца, а экономия времени особенно ценна в стране, где теплый сезон так недолог». Однако! Кто бы подумал, что русские могут быть более быстрыми и ловкими, чем французы!