[88] маги и их предшественники, Ману, изучали движение звезд и регулярные изменения небес. В своих наблюдениях они зафиксировали движение небесных часов своими сложными механизмами.
Они открыли определенное влияние светил, не только Солнца и Луны, но и пяти планет на судьбу человека, в зависимости от их расположения на небе в таком-то месте, таком-то году, в такой-то день, час. Не был ли ансамбль планетарных систем живым организмом, изначально сформированным из однородной массы, в котором каждая планета была необходимым органом? Жизнь людей и наций подвергались их множественному влиянию. Можно было предугадать триумф или поворот судьбы, но не суть или детали событий. Потому что это было результатом неисчислимого соединения свободы человека и божественного действия. Печать созвездий на жизни людей и народов оставила в некотором роде рамки и основу, по которой шла нить событий, но не бесконечные узоры, вырисовываемые людьми и богами. Так, Набу-Нассир предвидел катастрофу, угрожавшую Вавилону, заметив воссоединение Марса и Сатурна в созвездии Скорпиона, но он не предсказал силу удара, глубину бездны, упадок мощи халдеев. Позорное падение, позволившее сейчас заключенным евреям кричать на улицах Вавилона предсказания пророков, оскорбляя прохожих такими словами; «Сойди, сядь в прах, Дева Вавилона, сядь на землю, а не на трон, Дева Халдеев. Возьми мулов и погрузи зерно, сними вуаль и смени свое платье, оголи свои бедра, пересекая поток, покажи наготу свою, чтобы был виден твой срам».
Однако Даниил владел наукой обожествления. Ибо именно он общался с Невидимым, он предвидел будущее, господствовал над царями и очаровывал толпы, между тем, как маги жили на протяжении столетий в своих обсерваториях, без власти над душами, не влияя на судьбы людей, бессильные созерцатели фатальной неизбежности. За три тысячи лет маги не сумели усмирить жестокие инстинкты Ниневийских и Вавилонских царей, которые жили, несмотря на свое эгоистичное благочестие, алчностью и неистовством Ахримана со всей дикостью желтой туранской расы. Гонимые в массе своей, как только они пытались поставить себя в оппозицию царям, маги заточили себя в своей умозрительной науке, в наблюдении неба и его периодических изменений. Цари консультировались с ними лишь при составлении гороскопов и, к несчастью для них, не были к ним благосклонны! Маги не умели укрощать ни Ниневийских тигров, ни Вавилонских туров; ни Теглат Фаласара, устлавшего всю горную цепь отрубленными головами Мошьенов; ни Ашур-Назир-Пала, ни Саргона, ни ужасного Сеннахериба, истребителя иудеев, ни Ашурбанипала, разрушителя древнего Вавилона, который своей рукой содрал кожу с восставших сатрапов на могиле своего деда.
И всегда Набу-Нассир видел перед собой страшного человека, еврейского аскета с кротким взглядом, но непобедимого; укротителя душ, которому никто не сопротивлялся, агнца, более сильного, чем львы, этого пророка несчастья, глашатая катастроф. Был ли это Даниил, который обворожил и околдовал Навухудоносора, самого чудовищного из тиранов, толкуя ему его сновидения? Не получил ли он от него титул Верховного мага, к смущению всех халдейских жрецов? Не он ли, в конечном итоге, предсказал и, возможно, замыслил падение Вавилона?
И маг мысленно восстановил ошеломляющую сцену, предшествовавшую смерти Валтасара.
Внизу огромной галереи царского дворца, на потолке и стенах, обшитых кедром с барельефами из обожженной глины, изображавшими войны и триумфы вавилонян ярко-красным на черном фоне, как будто пурпур победителей запачкался в крови жертв, в глубине этого зала надменности и роскоши, блестящего, как башня из раскаленного золота, любимое место, уединения царя. Валтасар полулежал на пышном ложе, его полуобнаженные разряженные женщины сладострастно теснились вокруг него, офицеры его свиты образовывали кольцо. Царь был мрачен. Он послал за священными вазами из Иерусалимского храма и выпил для заглушения недоверия к неприятелю и к Богу противника.
Разом вспыхивающий смех застыл в горле, шепот пробежал в толпе, женщины в страхе воздели руки к стене напротив по ту сторону стола, на котором горел подсвечник с семью свечами. Валтасар присмотрелся и увидел светящуюся руку, начертавшую три священных слова на фризе стены. Он поднялся и пробормотал: «Набу-Нассир, ты можешь мне объяснить, что означают эти слова?» Маг вынужден был сознаться, что не знает смысла этой надписи. «Приведите Даниила!» — вскричал царь. И, как будто это было предусмотрено, появился Даниил, бледный, торжественный и безучастный. Он читает и произносит громким голосом три слова, которые только что написала на стене светящаяся рука с длинными тонкими пальцами, рука ангела или духа, только что написавшая на стене и которая еще светилась, как божественная подпись под последней буквой. И пророк говорит:
— Мене, Текел, Перес, что означает на языке Земли: Число, Вес, Мера, а на вечном языке Бога: Мудрость, Справедливость, Экономия. О Валтасар, как и твои предшественники, ты правил в безрассудстве и беспорядке, тебя поставили на весы, и ты оказался слишком легким. Вот почему твое царство отдано другому[89].
Во время этой речи надпись и светящаяся рука стерлись со стены. Даниил еще говорил, как в зал ворвался стражник, крича; «Персы вошли в город через Евфрат,.. они идут к дворцу!» Валтасар пошатнулся, обезумевшие женщины заметались, цепляясь за него, но, новый Сарданапал, он вырвался из их объятий, стряхнув эту груду трепещущих тел, и закричал: «Мое оружие! Я хочу сражаться!» Он вышел и упал, убитый стражником, перешедшим на сторону врага.
И вот пророк, будучи самым влиятельным человеком в городе, направился в лагерь Кира для переговоров о мире от имени вельмож двора.
С чем он вернется? Постигнет ли Вавилон участь Ниневии? Будет ли город разграблен и снесен до основания, до почвы, по которой пройдет плуг, и на руинах которого будут копать логова дикие звери? Упразднят ли победители коллегию магов и постановят ли убить их главу? Нужно ждать непонятного и грозного пророка.
Но Набу-Нассир не сдавался. Он также чувствовал за собой огромную магическую мощь, силу, заточенную светилами вглубь Бесконечного и собранную наукой за триста столетий, Должен ли он бороться до конца, чтобы быть сраженным неизвестным Богом евреев и их пророком.
С этой мыслью о вызове он направил меч, принесенный за поясом, острием на север, меч, которым совершил святотатство Даниил, отрубив голову змее. Он подержал его минуту недвижимо, над туманным Вавилоном, под застывшими созвездиями, сверкающими в небе, обращаясь к Юпитеру и Венгре, планетам-благодетелям. В то же время его воля проецировалась вдаль, в ночь, направленная на невидимого противника.
Глава II. Мистерия девственного духа
Вдруг Набу-Нассир вспомнил о цели своего уединенного похода.
Лишь недавно титулованный главой зигурат, он еще не проникал в верховный храм пирамиды, башню, посвященную солнечному Богу. У верховного жреца, единственного, было право на вход, раз в год, в эту святыню и обязанность провести там ночь во время весеннего праздника Иштар. Ни в каком ином случае он не имел права туда входить, за исключением одного: при бедствии Вавилона или угрозе храму. Тогда он мог посоветоваться с богом Белом и богиней Иштар, получить от них знак. И этот момент наступил. Итак, Набу-Нассир собирался проникнуть в святая святых зигурат, узреть своими собственными глазами загадку храма, в поисках последней разгадки своей тайны.
Он вставил ключ в двери и толкнул бронзовую створку. Круглая часовня была целиком покрыта золотыми пластинами, без всякого орнамента. К своду на тросе подвешена алебастровая люстра, всегда зажженная, пламя которой подпитывалось из нефтяных резервуаров в куполе. Люстра изображала белого голубя. Ее внутреннее свечение освещало всю золотую часовню. Одна вещь привлекала и удерживала внимание — широкое ложе, инкрустированное слоновой костью и покрытое роскошным пурпуром. Перед ложем — золотой стол с сосудом. Сзади, на черной стене, находился горельеф, изображавший богиню Иштар, светлую и стройную, поднявшую руки, чтобы поймать крылатого духа огненного цвета, вооруженного факелом, который проносился над ней, как ураган, подгоняемый солнечными стрелами. Он вспомнил, что перед смертью его предшественник объяснил ему тайный смысл мифа об Иштар, известный только верховному жрецу Бела. Иштар была наиболее популярной богиней в Вавилоне, богиней Луны и, в тоже время, богиней Венеры у халдеев. Но тайное предание придало ей более глубокий смысл, связывая ее происхождение с Адар-Ашуром, таинственным и малоизвестным Богом, халдейским Люцифером. Перед созданием Земли, сразу после формирования планеты Юпитер, Адар-Ашур (Люцифер), восставший Архангел, вызвал силой своего желания арканы Глагола: Лилит, Милитту, астральную Еву, первую Еву. Люцифер хотел жениться на Лилит и царствовать вместе с ней над миром. Но, за нарушение арканов Всемогущего и против его желания, он был низвергнут в Бездну планетарных нимбов. И Лилит, разлученная со своим небесным возлюбленным, стала земной Женщиной, половиной Человека, душой Человечества. Этой космической силе Вечно-Женственного народы Азии поклонялись под именем Милитта, Иштар или Астарта.
Это забытое предание пришло, чтобы воссоединиться с недавним загадочным пророчеством. В этом страдающем и жестоком человечестве, порожденном желанием Люцифера, в один прекрасный день Девственница должна родить Бога, Бога, который станет спасителем рода человеческого. Вот почему в определенных солнечных храмах, в храме Бела в Вавилоне, в храме Амон-Ра в Египте ожидали рождения этого Бога. Именно для этого было устлано ложе в верховной башне зигурат в храме Солнца, для Девы. Она должна была прийти сама, движимая не лунатизмом, а священным исступлением, чтобы в магическом сне провести ночь в храме и быть магически оплодотворенной Богом Солнца на празднике весны. Но эта женщина не приходила