Виной не грех, ведущий в эти стены.
112. Однажды в шутку я сказал ему:
По воздуху умею я носиться;
А он, дитя по смыслу и уму,
115. Тому искусству вздумал поучиться,
И сжечь меня отца он убедил,
Сил не имев в Дедала превратиться.
118. Но в ров меня десятый осудил
Минос правдивый, потому что свету
Я как алхимик много повредил.»
121. «О был ли в мире» я сказал поэту:
«Народ пустей Сиеннцев? даже им
И Франция уступит славу эту.»
124. Тогда другой проказный, вняв моим[649]
Словам, прибавил: «Исключи лишь Стрикка;[650]
Он жить умел доходом небольшим;
127. И Никколо, кем введена гвоздика,
Обжорства роскошь, в тот веселый сад,
Где это семя принялось так дико,[651]
130. И клуб, в котором отдал на разврат[652]
Свой виноградник с замком д'Ашиано[653]
И был душой веселья Аббальят.[654]
133. А хочешь знать, кто так с тобою рьяно
Клянет Сиенцев, загляни в провал
И рассмотри мой образ в мгле тумана:
136. Я тень Капоккво; в мире я сплавлял[655]
Алхимией состав металлов ковкий,
И вспомня, если ты меня узнал:
139. Я был природы обезьяной ловкой.»
Песнь XXX
Содержание. Далее Данте видит тени двух подделывателей чужой личности, людей, разыгравших чужую роль с целью обмана: они одержимы исступлением. Одна из них, тень древней Мирры, пробегает мимо; другая, Джианни Скикки, набегает на алхимика Капоккио, хватает его за горло зубами и волочит по дну рва. За тем очам поэта представляется тень мастера Адама, делателя фальшивой монеты, страждущего жестокой водянкой. Он повествует Данту о своем преступлении и называет по имени двух рядом с ним лежащих грешников, одержимых гнилой горячкой: жену Пентефрия, оклеветавшую Иосифа, и грека Синона. Последний, оскорбленный обидным намеком мастера Адама, бьет его по животу, а этот отвечает ему по уху, от чего возникают у них ссора и взаимные обвинения в том, кто кого грешнее. Данте, заслушавшийся их речей, получает строгий выговор от Виргилия и со стыдом удаляется оттуда.
1. В тот век, когда, прогневана Семелой
На племя Фив, Юнона столько раз
Его губила в злобе закоснелой,[656] —
4. Так обезумел лютый Атамас,
Что, чад своих узрев в руках супруги,
Вскричал рабам, от бешенства ярясь:
7. «Расставим сети здесь у брода, други,
Чтоб львицу с львятами поймать в сетях!»
Потом, Леарха вырвав у подруги,
10. И, злобно сжав в безжалостных когтях,
Разбил его о груду скал с размаха;
С другой же ношей мать спаслась в волнах.[657]
13. Или когда унизил рок до праха
Величье Трои в брани роковой
И с царством царь погиб в годину страха,
16. Гекуба, мать, убитая тоской,
Вотще с врагом за Поликсену споря
И Полидоров видя труп ногой,
19. Повергнутый на шумном бреге моря,
Вдруг обезумела, как пес завыв:[658]
Так ум ее расстроился от горя!
22. Но никого ни в Трое, ни средь Фив,
Во время оно до такого гнева
Не доводил безумия порыв,
25. Как здесь, я видел, две души налево,
Нагие, мчались, грешников грызя,
Как две свинья, бежавшие из хлева.
28 Одна из них, в Капоккио вонзя
Под горлом зубы, повлекла злодея,
По камням дна терзая и разя»
31. Тут Аретинец, в ужасе бледня,[659]
Сказал: «То Скикки! зол, неукротим,[660]
Он нас грызет, безумной тенью вея.» —
34. «О если хочешь, чтоб бегущий с ним
В тебя не мог» я рек «зубами впиться,
Скажи: кто он, пока еще он зрим!» —
37. Я он в ответ: «То дух преступный мчится,
Дух Мирры древней, вздумавшей с отцом
Не должною любовью насладиться.
40. К отцу явившись в образе чужом,
С ним предалась она любви греховной![661]
Бегущий с ней подобен ей во всем:
43. Честь табуна прияв ценой условной,
Он род Донати взялся разыграть.
И приложил печать к его духовной.»
46. Когда умчались два безумца вспять,
Я отвратил от них глаза со смутой
И стад других проклятых созерцать.
49. Гляжу: один сидит, как лютня, вздутый,
Когда б отнять у грешника долой
Ту часть, где бедра у людей примкнуты.[662]
52. От тягостной болезни водяной —
Которая, член искажая каждый,
Лик иссушает, вздув живот горой,[663] —
55. Не мог он губ сомкнуть хотя б однажды,
Как чахнущий, которого уста
Иссохшие разверзлись от жажды.
58. «О вы, которых в страшные места
Ведет не казнь (а почему, не знаю!)»
Сказал он нам: «взгляните вы сюда!
61. Маэстр Адам, как я томлюсь, страдаю![664]
Живой имел я все, чего желал,
Ах! здесь одной лишь капли вод желаю!
64. Ручьи, что в Арно катятся со скал
По зелени пригорков Казентина,[665]
Где так игрив, так светел их кристалл, —
67. Всегда передо мной, а вот причина,
Почто мне лик, сильней недугов всех,
Так иссушает тех ручьев картина.
70. Суд праведный, карающий мой грех,[666]
Край, где грешил я, мне затем представил,
Чтоб беспрестанно я вздыхал как мех.
73. Вон там Роменя, град, где я подбавил
Худой состав в крестителеву смесь:[667]
Зато в огне я тело там оставил.
76. Но если б Гвид, иль Александр был здесь,
Или их брать: чтоб знать, как он наказан,[668]
Я отдал бы источник Бранды весь.[669]
79. Один уж здесь, коль верить я обязан
Тому, что Скикки мне твердил в бреду;
Но что мне в том? я по ногам здесь связан!
82. Будь легок я хоть столько на ходу,
Что во сто лет прошел бы дюйм, не боле,
То и тогда б пошел я в путь в аду
85. В толпе больных искать его на воле,
Хотя кругом в двенадцать миль больших[670]
И поперек в полмилю это поле.
88. В семью такую я попал за них;
По просьбе их, я меди три карата[671]
Вмешал в состав флоринов золотых.»
91. И я: «Кто ж эти два твоя собрата
Лежат направо близ тебя, дымясь,
Как мокрая рука, в мороз подъята?[672] —
94. «Я их нашел, низвергшись в эту грязь;»
Он отвечал: «с тех пор лежат безгласно
И будут в век лежать, не шевелясь.
97. Одной Иосиф обвинен напрасно;[673]
Другой из Трои лживый грек Синон:[674]
В гнилой горячке так смердят ужасно.» —
100. Тут гордый грек – был видно оскорблен
Постыдным именем – в тугое брюхо
Его ударил кулаком, и звон
103. Как барабан оно издало глухо;
А мастр Адам, ожесточась от мук,
Хватил его рукой не легче в ухо,
106. Сказав: «Пускай лишил меня недуг
Движенья ног; но знай, на службу эту
Еще никто не приковал мне рук.» —
109. «Не так проворен ты казался свету,
Идя в огонь;» сказал Синон в ответ:[675]
«Зато проворней выбивал монету.»
112. А тот ему: «Ты прав, в том слова нет;
Но так ли прав ты был, когда Трояне
Тебя просиди им подать совет?» —
115. «Я лгал в словах, а ты солгал в чекане;»
Сказал Синон: «один лишь грех на мне;
С тобой же вряд сравнится бес в обмане.» —