Божественная комедия — страница 35 из 90


13 Иди за мной, и пусть себе толкуют!

      Как башня стой, которая вовек

      Не дрогнет, сколько ветры ни бушуют!


16 Цель от себя отводит человек,

      Сменяя мысли каждое мгновенье:

      Дав ход одной, другую он пресек".


19 Что мог бы я промолвить в извиненье?

      «Иду», — сказал я, краску чуя сам,

      Дарующую иногда прощенье.


22 Меж тем повыше, идя накрест нам,

      Толпа людей на склоне появилась

      И пела «Miserere»[580], по стихам.


25 Когда их зренье точно убедилось,

      Что сила света сквозь меня не шла,

      Их песнь глухим и долгим «О!» сменилась.


28 И тотчас двое, как бы два посла,

      Сбежали к нам спросить: "Скажите, кто вы,

      И участь вас какая привела?"


31 И мой учитель: "Мы сказать готовы,

      Чтоб вы могли поведать остальным,

      Что этот носит смертные покровы.


34 И если их смутила тень за ним,

      То всё объяснено таким ответом:

      Почтённый ими, он поможет им".


37 Я не видал, чтоб в сумраке нагретом

      Горящий пар[581] быстрей прорезал высь

      Иль облака заката поздним летом,


40 Чем те наверх обратно поднялись;

      И тут на нас помчалась вся их стая,

      Как взвод несётся, ускоряя рысь.


43 "Сюда их к нам валит толпа густая,

      Чтобы тебя просить, — сказал поэт. —

      Иди всё дальше, на ходу внимая".


46 "Душа, идущая в блаженный свет

      В том образе, в котором в жизнь вступала,

      Умерь свой шаг! — они кричали вслед. —


49 Взгляни на нас: быть может, нас ты знала

      И весть прихватишь для земной страны?

      О, не спеши так! Выслушай сначала!


52 Мы были все в свой час умерщвлены

      И грешники до смертного мгновенья,

      Когда, лучом небес озарены,


55 Покаялись, простили оскорбленья

      И смерть прияли в мире с божеством,

      Здесь нас томящим жаждой лицезренья".


58 И я: "Из вас никто мне не знаком;

      Чему, скажите, были бы вы рады,

      И я, по мере сил моих, во всём


61 Готов служить вам, ради той отрады,

      К которой я, по следу этих ног,

      Из мира в мир иду сквозь все преграды".


64 Один сказал: "К чему такой зарок?

      В тебе мы верим доброму желанью,

      И лишь бы выполнить его ты мог!


67 Я, первый здесь взывая к состраданью,

      Прошу тебя: когда придёшь к стране,

      Разъявшей землю Карла и Романью,


70 И будешь в Фано, вспомни обо мне,

      Чтоб за меня воздели к небу взоры,

      Дабы я мог очиститься вполне.


73 Я сам оттуда; но удар, который

      Дал выход крови, где душа жила,

      Я встретил там, где властны Антеноры[582]


76 И где вовеки я не чаял зла;

      То сделал Эсте, чья враждебность шире

      Пределов справедливости была.


79 Когда бы я бежать пустился к Мире[583],

      В засаде под Орьяко очутясь,

      Я до сих пор дышал бы в вашем мире,


82 Но я подался в камыши и грязь;

      Там я упал; и видел, как в трясине

      Кровь жил моих затоном разлилась".[584]


85 Затем другой: "О, да взойдёшь к вершине,

      Надежду утолённую познав,

      И да не презришь и мою отныне!


88 Я был Бонконте, Монтефельтрский граф.

      Забытый всеми, даже и Джованной[585],

      Я здесь иду среди склонённых глав".


91 И я: "Что значил этот случай странный,

      Что с Кампальдино ты исчез тогда

      И где-то спишь в могиле безымянной?"[586]


94 "О! — молвил он. — Есть горная вода,

      Аркьяно;[587] ею, вниз от Камальдоли,

      Изрыта Казентинская гряда.


97 Туда, где имя ей не нужно боле,[588]

      Я, ранен в горло, идя напрямик,

      Пришёл один, окровавляя поле.


100 Мой взор погас, и замер мой язык

       На имени Марии; плоть земная

       Осталась там, где я к земле поник.


103 Знай и поведай людям: ангел Рая

       Унёс меня, и ангел адских врат

       Кричал: "Небесный! Жадность-то какая!


106 Ты вечное себе присвоить рад

       И, пользуясь слезинкой, поживиться;

       Но прочего меня уж не лишат!"[589]


109 Ты знаешь сам, как в воздухе клубится

       Пар, снова истекающий водой,

       Как только он, поднявшись, охладится.


112 Ум сочетая с волей вечно злой

       И свой природный дар пуская в дело,

       Бес двинул дым и ветер над землёй.


115 Долину он, как только солнце село,

       От Пратоманьо до большой гряды[590]

       Покрыл туманом; небо почернело,


118 И воздух стал тяжёлым от воды;

       Пролился дождь, стремя по косогорам

       Всё то, в чём почве не было нужды,


121 Потоками свергаясь в беге скором

       К большой реке,[591] переполняя дол

       И всё сметая бешеным напором.


124 Мой хладный труп на берегу нашёл

       Аркьяно буйный; как обломок некий,

       Закинул в Арно; крест из рук расплёл,


127 Который я сложил, смыкая веки:

       И, мутною обвив меня волной,

       Своей добычей[592] придавил навеки".


130 "Когда ты возвратишься в мир земной

       И тягости забудешь путевые, —

       Сказала третья тень вослед второй, —


133 То вспомни также обо мне, о Пии!

       Я в Сьене жизнь, в Маремме смерть нашла,

       Как знает тот, кому во дни былые


136 Я, обручаясь, руку отдала".[593]

ПЕСНЬ ШЕСТАЯ

Второй уступ Предчистилища (окончание)

1 Когда кончается игра в три кости,

     То проигравший снова их берет

     И мечет их один, в унылой злости;


4 Другого провожает весь народ;

     Кто спереди зайдёт, кто сзади тронет,

     Кто сбоку за себя словцо ввернёт.


7 А тот идёт и только ухо клонит;

     Подаст кому, — идти уже вольней,

     И так он понемногу всех разгонит.


10 Таков был я в густой толпе теней,

      Чьё множество казалось превелико,

      И, обещая, управлялся с ней.


13 Там аретинец был, чью жизнь так дико

      Похитил Гин ди Такко;[594] рядом был

      В погоне утонувший;[595] Федерико


16 Новелло,[596] руки протянув, молил;

      И с ним пизанец, некогда явивший

      В незлобивом Марцукко столько сил;[597]


19 Граф Орсо[598] был средь них; был дух, твердивший,

      Что он враждой и завистью убит,

      Его безвинно с телом разлучившей, —


22 Пьер де ла Бросс; брабантка пусть спешит,

      Пока жива, с молитвами своими,

      Не то похуже стадо ей грозит.[599]


25 Когда я, наконец, расстался с ними,

      Просившими, чтобы просил другой,

      Дабы скорей им сделаться святыми,


28 Я начал так: "Я помню, светоч мой,

      Ты отрицал, в стихе, тобою спетом,[600]

      Что суд небес смягчается мольбой;


31 А эти люди просят лишь об этом.

      Иль их надежда тщетна, или мне

      Твои слова не озарились светом?"


34 Он отвечал: "Они ясны вполне,

      И этих душ надежда не напрасна,

      Когда мы трезво поглядим извне.


37 Вершина правосудия согласна,

      Чтоб огнь любви[601] мог уничтожить вмиг

      Долг, ими здесь платимый повсечасно.


40