Ему, быть может, слишком докучать".
7 Он, как отец, поняв, какое тлело
Во мне желанье, начал разговор,
Чтоб я решился высказаться смело.
10 И я: "Твой свет так оживил мне взор,
Учитель, что ему наглядным стало
Всё то, что перед ним ты распростёр;
13 Но, мой отец, ещё я знаю мало,
Что есть любовь, в которой всех благих
И грешных дел ты полагал начало".
16 "Направь ко мне, — сказал он, — взгляд своих
Духовных глаз, и вскроешь заблужденье
Слепцов,[774] которые ведут других.
19 В душе к любви заложено стремленье,
И всё, что нравится, её влечёт,
Едва её поманит наслажденье.
22 У вас внутри воспринятым живёт
Наружный образ, к вам запав — таится
И душу на себя взглянуть зовёт;
25 И если им, взглянув, она пленится,
То этот плен — любовь; природный он,
И наслажденьем может лишь скрепиться.
28 И вот, как пламень кверху устремлён,
И первое из свойств его — взлетанье
К среде, где он прочнее сохранён,[775] —
31 Так душу пленную стрёмит желанье,
Духовный взлёт, стихая лишь тогда,
Когда она вступает в обладанье.
34 Ты видишь сам, как истина чужда
Приверженцам той мысли сумасбродной,
Что, мол, любовь оправдана всегда.
37 Пусть даже чист состав её природный;
Но если я и чистый воск возьму,
То отпечаток может быть негодный".
40 "Твои слова послушному уму
Раскрыли суть любви; но остаётся
Недоуменье, — молвил я ему. —
43 Ведь если нам любовь извне даётся
И для души другой дороги нет,
Ей отвечать за выбор не придётся".
46 "Скажу, что видит разум, — он в ответ. —
А дальше — дело веры; уповая,
Жди Беатриче, и обрящешь свет.
49 Творящее начало, пребывая
Врозь с веществом в пределах вещества,
Полно особой силы, каковая
52 В бездействии незрима, хоть жива,
А зрима лишь посредством проявленья;[776]
Так жизнь растенья выдаёт листва.
55 Откуда в вас зачатки постиженья,
Сокрыто от людей завесой мглы,
Как и откуда первые влеченья,
58 Подобные потребности пчелы
Брать мёд; и нет хвалы, коль взвесить строго,
Для этой первой воли, ни хулы.
61 Но вслед за ней других теснится много,
И вам дана способность править суд
И делать выбор, стоя у порога.
64 Вот почему у вас ответ несут,
Когда любви благой или презренной
Дадут или отпор, или приют.
67 И те, чья мысль была проникновенной,
Познав, что вам свобода врождена.
Нравоученье вынесли вселенной.
70 Итак, пусть даже вам извне дана
Любовь, которая внутри пылает, —
Душа всегда изгнать её вольна.
73 Вот то, что Беатриче называет
Свободной волей;[777] если б речь зашла
О том у вас, пойми, как подобает".
76 Луна в полночный поздний час плыла
И, понуждая звезды разредиться,
Скользила, в виде яркого котла,
79 Навстречу небу,[778] там, где солнце мчится,
Когда оно за Римом для очей
Меж сардами и корсами садится.[779]
82 И тень, чьей славой Пьетола[780] славней
Всей мантуанской области пространной,
Сложила бремя тяготы моей.
85 А я, приняв столь ясный и желанный
Ответ на каждый заданный вопрос,
Стоял, как бы дремотой обуянный.
88 Но эту дрёму тотчас же унёс
Внезапный крик, и показались тени,
За нами обегавшие утёс.
91 Как некогда Асоп или Исмений[781]
Видали по ночам толпу и гон
Фивян во время Вакховых радений,
94 Так здесь несутся, огибая склон, —
Я смутно видел, — в вечном непокое
Те, кто благой любовью уязвлён.
97 Мгновенно это скопище большое,
Спеша бегом, настигло нас, и так,
Всех впереди, в слезах кричали двое:
100 "Мария в горы устремила шаг,[782]
И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью,
В Испанию, где ждал в Илерде враг".[783]
103 "Скорей, скорей, нельзя любвеобилью
Быть вялым! — сзади общий крик летел. —
Нисходит милость к доброму усилью".
106 "О вы, в которых острый пыл вскипел
Взамен того, как хладно и лениво
Вы медлили в свершенье добрых дел!
109 Вот он, живой, — я говорю нелживо, —
Идёт наверх и только солнца ждёт;
Скажите нам, где щель в стене обрыва".
112 Так встретил вождь стремившийся народ;
Одна душа сказала, пробегая:
"Иди за нами и увидишь вход.
115 Потребность двигаться у нас такая,
Что ноги нас неудержимо мчат;
Прости, наш долг за грубость не считая.
118 Я жил в стенах Сан-Дзено[784] как аббат,
И нами добрый Барбаросса правил,
О ком в Милане скорбно говорят.[785]
121 Одну стопу уже во гроб поставил
Тот, кто оплачет этот божий дом,
Который он, имея власть, ославил,
124 Назначив сына, зачатого злом,
С душой ещё уродливей, чем тело,
Не по уставу пастырствовать в нём".[786]
127 Толпа настолько пробежать успела,
Что я не знаю, смолк он или нет;
Но эту речь душа запечатлела.
130 И тот, кто был мне помощь и совет,
Сказал: "Смотри, как двое там, зубами
Вцепясь в унынье, мчатся им вослед".[787]
133 "Не раньше, — крик их слышался за нами, —
Чем истребились те, что по дну шли,
Открылся Иордан пред их сынами.[788]
136 И те, кто утомленья не снесли,
Когда Эней на подвиг ополчился,
Себя бесславной жизни обрекли".[789]
139 Когда их сонм настолько удалился,
Что видеть я его уже не мог,
Во мне какой-то помысел родился,
142 Который много всяких новых влёк,
И я, клонясь от одного к другому,
Закрыв глаза, вливался в их поток,
145 И размышленье претворилось в дрёму.
ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
1 Когда разлитый в воздухе безбурном
Зной дня слабей, чем хладная луна,
Осиленный землёй или Сатурном,[790]
4 А геомантам, пред зарёй, видна
Fortuna major там, где торопливо
Восточная светлеет сторона,[791]
7 В мой сон вступила женщина: гугнива,
С культями вместо рук, лицом желта,
Она хромала и глядела криво.[792]
10 Я на неё смотрел; как теплота
Живит издрогнувшее за ночь тело,
Так и мой взгляд ей развязал уста,
13 Помог ей тотчас выпрямиться смело
И гиблое лицо своё облечь
В такие краски, как любовь велела.[793]
16 Как только у неё явилась речь,
Она запела так, что я от плена
С трудом бы мог вниманье уберечь.
19 "Я, — призрак пел, — я нежная сирена,
Мутящая рассудок моряков,
И голос мой для них всему замена.
22 Улисса совратил мой сладкий зов
С его пути;[794] и тот, кто мной пленится,
Уходит редко из моих оков".
25