Когда бы Гвант, Лиль, Бруджа и Дуак
Могли, то месть была б уже свершённой;
И я молюсь, чтобы случилось так.[814]
49 Я был Гугон, Капетом наречённый,[815]
И не один Филипп и Людовик
Над Францией владычил, мной рождённый.
52 Родитель мой в Париже был мясник;[816]
Когда старинных королей не стало,
Последний же из племени владык
55 Облёкся в серое,[817] уже сжимала
Моя рука бразды державных сил,
И мне земель, да и друзей достало,
58 Чтоб диадемой вдовой[818] осенил
Мой сын свою главу и длинной смене
Помазанных начало положил.
61 Пока мой род в прованском пышном вене[819]
Не схоронил стыда, он мог сойти
Ничтожным, но безвредным тем не мене.
64 А тут он начал хитрости плести
И грабить; и забрал, во искупленье,
Нормандию, Гасконью и Понти[820].
67 Карл сел в Италии;[821] во искупленье,
Зарезал Куррадина;[822] а Фому
Вернул на небеса,[823] во искупленье.
70 Я вижу время, близок срок ему, —
И новый Карл его поход повторит,
Для вящей славы роду своему.
73 Один, без войска, многих он поборет
Копьём Иуды; им он так разит,
Что брюхо у Флоренции распорет.
76 Не землю он, а только грех и стыд
Приобретёт, тем горший в час расплаты,
Что этот груз его не тяготит.[824]
79 Другой, я вижу, пленник, в море взятый,
Дочь продаёт, гонясь за барышом,[825]
Как делают с рабынями пираты.
82 О жадность, до чего же мы дойдём,
Раз кровь мою[826] так привлекло стяжанье,
Что собственная плоть ей нипочём?
85 Но я страшнее вижу злодеянье:
Христос в своём наместнике пленён,
И торжествуют лилии в Аланье.
88 Я вижу — вновь людьми поруган он,
И желчь и уксус пьёт, как древле было,
И средь живых разбойников казнён.[827]
91 Я вижу — это всё не утолило
Новейшего Пилата;[828] осмелев,
Он в храм вторгает хищные ветрила.[829]
94 Когда ж, господь, возвеселюсь, узрев
Твой суд, которым, в глубине безвестной,
Ты умягчаешь твой сокрытый гнев?
97 А возглас мой[830] к невесте неневестной
Святого духа, вызвавший в тебе
Твои вопросы, это наш совместный
100 Припев к любой творимой здесь мольбе,
Покамест длится день; поздней заката
Мы об обратной говорим судьбе.[831]
103 Тогда мы повторяем, как когда-то
Братоубийцей стал Пигмалион,
Предателем и вором, в жажде злата;[832]
106 И как Мидас в беду был вовлечён,
В своём желанье жадном утоляем,
Которым сделался для всех смешон.[833]
109 Безумного Ахана вспоминаем,
Добычу скрывшего, и словно зрим,
Как гневом Иисуса он терзаем.[834]
112 Потом Сапфиру с мужем[835] мы виним,
Мы рады синякам Гелиодора,[836]
И вся гора позором круговым
115 Напутствует убийцу Полидора;[837]
Последний клич: "Как ты находишь, Красс,
Вкус золота? Что ты знаток, нет спора!"[838]
118 Кто громко говорит, а кто, подчас,
Чуть внятно, по тому, насколь сурово
Потребность речи уязвляет нас.
121 Не я один о добрых молвил слово,
Как здесь бывает днём; но невдали
Не слышно было никого другого".
124 Мы от него немало отошли
И, напрягая силы до предела,
Спешили по дороге, как могли.
127 И вдруг гора, как будто пасть хотела,
Затрепетала; стужа обдала
Мне, словно перед казнию, всё тело,
130 Не так тряслась Делосская скала,
Пока гнезда там не свила Латона
И небу двух очей не родила.[839]
133 Раздался крик по всем уступам склона,
Такой, что, обратясь, мой проводник
Сказал: «Тебе твой спутник оборона».
136 «Gloria in excelsis»[840] — был тот крик,
Один у всех, как я его значенье
По возгласам ближайших к нам постиг.
139 Мы замерли, внимая восхваленье,
Как слушали те пастухи в былом;
Но прекратился трус, и смолкло пенье.
142 Мы вновь пошли своим святым путём,
Среди теней, по-прежнему безгласно
Поверженных в рыдании своём.
145 Ещё вовек неведенье[841] так страстно
Рассудок мой к познанью не влекло,
Насколько я способен вспомнить ясно,
148 Как здесь я им терзался тяжело;
Я, торопясь, не смел задать вопроса,
Раздумье же помочь мне не могло;
151 Так, в робких мыслях, шёл я вдоль утёса.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
1 Терзаемый огнём природной жажды,
Который утоляет лишь вода,
Самаритянке данная однажды,[842]
4 Я, следуя вождю, не без труда
Загромождённым кругом торопился,
Скорбя при виде правого суда.
7 И вдруг, как, по словам Луки, явился
Христос в дороге двум ученикам,
Когда его могильный склеп раскрылся, —
10 Так здесь явился дух,[843] вдогонку нам,
Шагавшим над простёртыми толпами;
Его мы не заметили; он сам
13 Воззвал к нам: «Братья, мир господень с вами!»
Мы тотчас обернулись, и поэт
Ему ответил знаком и словами:
16 "Да примет с миром в праведный совет
Тебя неложный суд, от горней сени
Меня отторгший до скончанья лет!"
19 "Как! Если вы не призванные тени, —
Сказал он, с нами торопясь вперёд, —
Кто вас возвёл на божии ступени?"
22 И мой наставник: "Кто, как этот вот,
Отмечен ангелом, несущим стражу,
Тот воцаренья с праведными ждёт.
25 Но так как та, что вечно тянет пряжу,[844]
Его кудель ссучила не вполне,
Рукой Клото намотанную клажу,
28 Его душа, сестра тебе и мне,
Не обладая нашей мощью взгляда,
Идти одна не может к вышине.
31 И вот я призван был из бездны Ада
Его вести, и буду близ него,
Пока могу руководить, как надо.
34 Но, может быть, ты знаешь: отчего
Встряслась гора и возглас ликованья
Объял весь склон до влажных стоп его?"
37 Спросив, он мне попал в ушко желанья
Так метко, что и жажда смягчена
Была одной отрадой ожиданья.
40 Тот начал так: "Гора отрешена
Ото всего, в чём нарушенье чина
И в чём бы оказалась новизна.
43 Здесь перемен нет даже и помина:
Небесного в небесное возврат
И только — их возможная причина.
46 Ни дождь, ни иней, ни роса, ни град,
Ни снег не выпадают выше грани
Трёх ступеней у заграждённых врат.[845]