Которые не жадны класть в сундук".
85 "То ликованье, что во мне взыграло
От слов твоих, о господин мой, там,
Где всяких благ скончанье и начало,
88 Ты видишь, верю, как я вижу сам;
Оно мне тем милей; и тем дороже,
Что зримо вникшим в божество глазам.
91 Ты дал мне радость, дай мне ясность тоже;
Я тем смущён, услышав отзыв твой,
Что сладкое зерно столь горьким всхоже".[1226]
94 Так я; и он: "Вняв истине одной,
К тому, чем вызвано твоё сомненье,
Ты станешь грудью, как стоишь спиной.
97 Тот, кто приводит в счастье и вращенье
Мир, где ты всходишь, в недрах этих тел
Преображает в силу провиденье.
100 Не только бытие предусмотрел
Для всех природ всесовершенный Разум,
Но вместе с ним и лучший их удел.
103 И этот лук,[1227] стреляя раз за разом,
Бьёт точно, как предвидено стрельцом,
И как бы направляем метким глазом.
106 Будь иначе, твердь на пути твоём
Такие действия произвела бы,
Что был бы вместо творчества — разгром;
109 А это означало бы, что слабы
Умы, вращающие сонм светил,
И тот, чья мудрость их питать должна бы.
112 Ты хочешь, чтоб я ближе разъяснил?"
И я: "Не надо. Мыслить безрассудно,
Что б нужный труд природу утомил".
115 И он опять: "Скажи, мир жил бы скудно,
Не будь согражданином человек?"
«Да, — молвил я, — что доказать нетрудно».
118 "А им он был бы, если б не прибег
Для разных дел к многоразличью званий?
Нет, если правду ваш мудрец[1228] изрёк".
121 И, в выводах дойдя до этой грани,
Он заключил: "Отсюда — испокон
Различны корни ваших содеяний:[1229]
124 В одном родится Ксеркс, в другом — Солон,
В ином — Мельхиседек, в ином — родитель
Того, кто пал, на крыльях вознесён.[1230]
127 Круговорот природы, впечатлитель
Мирского воска, свой блюдёт устав,
Но он не поглядит, где чья обитель.[1231]
130 Вот почему ещё в зерне Исав
Несходен с Яковом,[1232] отец Квирина
Так низок, что у Марса больше прав.[1233]
133 Рождённая природа заедино
С рождающими шла бы их путём,
Когда б не сила божьего почина.[1234]
136 Теперь ты к истине стоишь лицом.
Но чтоб ты знал, как мне с тобой отрадно,
Хочу, чтоб вывод был тебе плащом.[1235]
139 Природа, если к ней судьба нещадна,
Всегда, как и любой другой посев
На чуждой почве, смотрит неприглядно;
142 И если б мир, основы обозрев,
Внедрённые природой, шёл за нею,
Он стал бы лучше, в людях преуспев.
145 Вы тащите к церковному елею
Такого, кто родился меч нести,[1236]
А царство отдаёте казнодею[1237];
148 И так ваш след сбивается с пути".
ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ
1 Когда твой Карл, прекрасная Клеменца[1238],
Мне пролил свет, он, вскрыв мне, как вражда
Обманет некогда его младенца,[1239]
4 Сказал: «Молчи, и пусть кружат года!»
И я могу сказать лишь, что рыданья
Ждут тех, кто пожелает вам вреда.
7 И жизнь святого этого сиянья
Опять вернулась к Солнцу,[1240] им полна,
Как, в мере, им доступной, все созданья.
10 Вы, чья душа греховна и темна,
Как от него вас сердце отвратило,
И голова к тщете обращена?
13 И вот ко мне ещё одно светило[1241]
Приблизилось и, озарясь вовне,
Являло волю сделать, что мне мило.
16 Взор Беатриче, устремлён ко мне,
В том, что она с просимым согласилась,
Меня, как прежде, убедил вполне.
19 "Дай, чтобы то, чего хочу, свершилось,
Блаженный дух, — сказал я, — мне явив,
Что мысль моя в тебе отобразилась".
22 Свет, новый для меня, на мой призыв,
Из недр своих, пред тем звучавших славой,
Сказал, как тот, кто щедрым быть счастлив:
25 "В Италии, растленной и лукавой,
Есть область от Риальто до вершин,
Нистекших Брентой и нистекших Пьявой;[1242]
28 И там есть невысокий холм[1243] один,
Откуда факел снизошёл, грозою
Кругом бушуя по лицу равнин.[1244]
31 Единого он корня был со мною;
Куниццой я звалась и здесь горю
Как этой побеждённая звездою.
34 Но, в радости, себя я не корю
Такой моей судьбой, хоть речи эти
Я не для вашей черни говорю.
37 Об этом драгоценном самоцвете,[1245]
Всех ближе к нам, везде молва идёт;
И прежде чем умолкнуть ей на свете,
40 Упятерится этот сотый год:[1246]
Тех, чьи дела величьем пресловуты,
Вторая жизнь[1247] вослед за первой ждёт.
43 В наш век о ней не думает замкнутый
Меж Адиче и Тальяменто[1248] люд
И, хоть избит, не тужит ни минуты.
46 Но падуанцы вскорости нальют
Другой воды в Виченцское болото,
Затем что долг народы не блюдут.[1249]
49 А там, где в Силе впал Каньян, есть кто-то,
Владычащий с подъятой головой,
Кому уже готовятся тенёта.[1250]
52 И Фельтро оросит ещё слезой
Грех мерзостного пастыря, столь чёрный,
Что в Мальту[1251] не вступали за такой.
55 Под кровь феррарцев нужен чан просторный,
И взвешивая, сколько унций в ней,
Устал бы, верно, весовщик упорный,
58 Когда свой дар любезный иерей
Преподнесёт как честный враг крамолы;
Но этим там не удивишь людей.[1252]
61 Вверху есть зеркала (для вас — Престолы),
Откуда блещет нам судящий бог;
И эти наши истины глаголы".[1253]
64 Она умолкла; и я видеть мог,
Что мысль она к другому обратила,
Затем что прежний круг её увлёк.
67 Другая радость,[1254] чьё величье было
Мне ведомо, всплыла, озарена,
Как лал, в который солнце луч вонзило.
70 Вверху весельем яркость рождена,
Как здесь — улыбка; а внизу мрачнеет
Тем больше тень, чем больше мысль грустна. [1255]
73 "Бог видит все, твоё в нём зренье реет, —
Я молвил, — дух блаженный, и ничья
Мысль у тебя себя украсть не смеет.
76 Так что ж твой голос, небо напоя
Среди святых огней,[1256] чей хор кружится,
В шести крылах обличия тая,
79 Не даст моим желаньям утолиться?
Я упредить вопрос твой был бы рад,
Когда б, как ты в меня, в тебя мог влиться".
82 "Крупнейший дол, где волны бег свой мчат, —
Так отвечал он, — устремясь широко
Из моря, землю взявшего в обхват,