[1738] из них одна
Такой, как в день суда, предстанет взгляду".
46 Как вспышкой молнии поражена
Способность зренья, так что и к предметам,
Чей блеск сильней, бесчувственна она, —
49 Так я был осиян ярчайшим светом,
И он столь плотно обволок меня,
Что всё исчезло в озаренье этом.
52 "Любовь, от века эту твердь храня,
Вот так приветствует, в себя приемля,
И так свечу готовит для огня".[1739]
55 Ещё словам коротким этим внемля,
Я понял, что прилив каких-то сил
Меня возносит, надо мной подъемля;
58 Он новым зреньем взор мой озарил,
Таким, что выдержать могло бы око,
Какой бы яркий пламень ни светил.
61 И свет предстал мне в образе потока,
Струистый блеск, волшебною весной
Вдоль берегов расцвеченный широко.
64 Живые искры, взвившись над рекой,
Садились на цветы, кругом порхая,
Как яхонты в оправе золотой;
67 И, словно хмель в их запахе впивая,
Вновь погружались в глубь чудесных вод;
И чуть одна нырнёт, взлетит другая.
70 "Порыв, который мысль твою влечёт
Постигнуть то, что пред тобой предстало,
Мне тем милей, чем больше он растёт.
73 Но надо этих струй испить сначала,
Чтоб столь великой жажды зной утих".[1740]
Так солнце глаз моих, начав, сказало;
76 И вновь: "Река, топазов огневых
Взлёт и паденье, смех травы блаженный —
Лишь смутные предвестья правды их.[1741]
79 Они не по себе несовершенны,
А это твой же собственный порок,
Затем что слабосилен взор твой бренный".
82 Так к молоку не рвётся сосунок
Лицом, когда ему порой случится
Проспать намного свой обычный срок,
85 Как устремился я, спеша склониться,
Чтоб глаз моих улучшить зеркала,
К воде, дающей в лучшем утвердиться.
88 Как только влаги этой испила
Каёмка век,[1742] река, — мне показалось, —
Из протяжённой сделалась кругла;
91 И как лицо, которое скрывалось
Личиною, — чуть ложный вид исчез,
Становится иным, чем представлялось,
94 Так превратились в больший пир чудес
Цветы и огоньки, и я увидел
Воочью оба воинства небес.[1743]
97 О божий блеск, в чьей славе я увидел
Всеистинной державы торжество, —
Дай мне сказать, как я его увидел!
100 Есть горний свет, в котором божество
Является очам того творенья,
Чей мир единый — созерцать его;
103 Он образует круг, чьи измеренья
Настоль огромны, что его обвод
Обвода солнца шире без сравненья.
106 Его обличье луч ему даёт,
Верх озаряя тверди первобежной,
Чья жизнь и мощь начало в нём берет.[1744]
109 И как глядится в воду холм прибрежный,
Как будто чтоб увидеть свой наряд,
Цветами убран и травою нежной,
112 Так, окружая свет, над рядом ряд, —
А их сверх тысячи, — в нём отразилось
Всё, к высотам обретшее возврат.
115 Раз в нижний круг такое бы вместилось
Светило, какова же ширина
Всей этой розы, как она раскрылась?[1745]
118 Взор не смущали глубь и вышина,
И он вбирал весь этот праздник ясный
В количестве и в качестве сполна.
121 Там близь и даль давать и брать не властны:[1746]
К тому, где бог сам и один царит,
Природные законы непричастны.
124 В желть вечной розы,[1747] чей цветок раскрыт
И вширь, и ввысь и негой благовонной
Песнь Солнцу вечно вешнему[1748] творит,
127 Я был введён, — как тот, кто смолк, смущённый, —
Моей владычицей, сказавшей: "Вот
Сонм, в белые одежды облечённый!
130 Взгляни, как мощно град наш вкруг идёт!
Взгляни, как переполнены ступени
И сколь немногих он отныне ждёт![1749]
133 А где, в отличье от других сидений,
Лежит венец, твой привлекая глаз,
Там, раньше, чем ты вступишь в эти сени,
136 Воссядет дух державного средь вас
Арриго[1750], что, Италию спасая,
Придёт на помощь в слишком ранний час.
139 Так одуряет вас корысть слепая,
Что вы — как новорождённый в беде,
Который чахнет, мамку прочь толкая.
142 В те дни увидят в божием суде
Того, кто явный путь и сокровенный
С ним поведёт по-разному везде.
145 Но не потерпит бог, чтоб сан священный
Носил он долго; так что канет он
Туда, где Симон волхв казнится, пленный;
148 И будет вглубь Аланец оттеснён".[1751]
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
1 Как белой розой, чей венец раскрылся,
Являлась мне святая рать высот,
С которой агнец кровью обручился;
4 А та, что, рея,[1752] видит и поёт
Лучи того, кто дух её влюбляет
И ей такою мощной быть даёт,
7 Как войско пчёл, которое слетает
К цветам и возвращается потом
Туда, где труд их сладость обретает,
10 Витала низко над большим цветком,
Столь многолистным, и взлетала снова
Туда, где их Любви всевечный дом.
13 Их лица были из огня живого,
Их крылья — золотые, а наряд
Так бел, что снега не найти такого.
16 Внутри цветка они за рядом ряд
Дарили миром и отрадой пыла,
Которые они на крыльях мчат.
19 То, что меж высью и цветком парила
Посереди такая густота,
Ни зрению, ни блеску не вредило;
22 Господня слава всюду разлита
По степени достоинства вселенной,
И от неё не может быть щита.
25 Весь этот град, спокойный и блаженный,
Полн древнею и новою толпой,[1753]
Взирал, любя, к одной мете священной.
28 Трехликий свет, ты, что одной звездой
Им в очи блещешь, умиротворяя,
Склони свой взор над нашею грозой!
31 Раз варвары, пришедшие из края,
Где с милым сыном в высях горних стран
Кружит Гелика,[1754] день за днём сверкая,
34 Увидев Рим и как он в блеск убран,
Дивились, созерцая величавый
Над миром вознесённый Латеран[1755], —
37 То я, из тлена в свет небесной славы,
В мир вечности из времени вступив,
Из стен Фьоренцы в мудрый град и здравый,
40 Какой смущенья испытал прилив!
Душой меж ним и радостью раздвоен,
Я был охотно глух и молчалив.
43 И как паломник, сердцем успокоен,
Осматривает свой обетный храм,
Надеясь рассказать, как он устроен, —
46 Так, в ярком свете дав блуждать очам,
Я озирал ряды ступеней стройных,
То в высоту, то вниз, то по кругам.
49 Я видел много лиц, любви достойных,
Украшенных улыбкой и лучом,
И обликов почтенных и спокойных.
52 Когда мой взор, всё обошед кругом,
Воспринял общее строенье Рая,
Внимательней не медля ни на чём,
55 Я обернулся, волей вновь пылая,
И госпожу мою спросить желал
О том, чего не постигал, взирая.
58 Мне встретилось не то, что я искал;
И некий старец[1756] в ризе белоснежной
На месте Беатриче мне предстал.