– Неужели таков был замысел Творца? – пробормотал Моувэлль, мысленно увязывая нити реальности в единое полотно: шкатулка и убийство друга, совершенное во имя долга, вновь позволили ему приблизиться к семье.
– Вряд ли мы способны постигнуть его во всей полноте, – отвернувшись от окна, констатировала богиня. – Но я рада была снова увидеть тебя, дядюшка.
– Я ответил на твой вопрос, – промолвил Жнец, вновь накидывая на голову капюшон плаща – своего неизменного атрибута, не столько для того, чтобы напомнить о том, кто он есть, сколько желая спрятать лицо. – Ответь и ты на мой.
– Если смогу, – дипломатично согласилась принцесса, надеясь, что Моувэлль не будет допытываться, каково содержимое злополучной шкатулки. Посвящать Жнеца в тайну Колоды, если он сам не сподобился в нее посвятиться, Элии казалось излишним.
– Сможешь, – из-под капюшона раздался сдержанный смешок. – Я же не буду выспрашивать тебя, девочка, о том, что вы нашли под крышкой доставленной мною шкатулки. Чую, не время. Когда придет пора, ты все мне поведаешь. Я хотел попросить о другом… – Моувэлль помедлил и решительно закончил: – Расскажи, как тут мои дети? Я никогда не был для них хорошим отцом, а сейчас и вовсе умер для семьи, но мне хотелось бы знать мнение той, кому они не безразличны.
– Несмотря на твое почти полное пренебрежение родительскими обязанностями, а может, и благодаря этому, все замечательно, не хуже прежнего, – расслабилась богиня. Она уселась в кресло и по праву хозяйки предложила присесть Моувэллю, но Жнец остался стоять. – Конечно, дети унаследовали от тебя патологическую склонность к самокопанию, самотерзанию и углубленному самоанализу мельчайших движений души. Но с другой стороны, должен же кто-то уравновешивать циничную бесшабашность потомков Лимбера, не желающих думать над своими поступками, даже когда этим стоило бы заняться?
Твоя дочь – чудесная девушка, настоящая красавица эльфийских кровей, хрупкая, но без присущей дивным абсолютной плоскости определенных частей фигуры. Бэль проказница и непоседа, не спешащая взрослеть: по деревьям в саду лазает, пол медом мажет, надеясь приманить медовую фею, за вишневым вареньем на официальной трапезе под носом Энтиора прямо пальцами лезет в вазочку, с детишками прислуги затевает шалости, тащит в свои покои любую приглянувшуюся зверюшку, начиная от невинного зеленого ежика, кончая смертельно ядовитой, зато невозможно пушистой змейкой. Однако девушка далеко не глупа, хотя невинна и наивна, умеет настаивать на своем. Она милосердна, романтична, чувствительна к малейшим движениям душ окружающих ее существ, обожает эльфийские легенды, талантлива к живой магии, отменная музыкантша, для своего возраста прекрасно владеет луком и умеет метать кинжалы. Сегодня, когда она излечила Нрэна от ран, нанесенных Леймом, Источник признал ее богиней исцеления и испортил кое-кому настроение, намекнув на потенциал второй божественной сути – богини бунтов.
Тэодер, Ноут и Ментор по-прежнему заняты в той сфере, что и в бытность твою в Лоуленде. Расширяют бизнес, приобретают все большее влияние в мирах, оттачивают мастерство, кажется, сейчас их интересует продвижение на верхние Уровни. Мальчики собраны, точны и безжалостны в бизнесе, их репутация в определенных кругах невероятно высока. В свободное от призвания время Тэодер делает изумительные гравюры, пишет лирические стихи, Ноут музицирует и романтично волочится за дамами, Ментор углубляется в философские дебри мироздания на пару с Мелиором или Элтоном.
Нрэн по-прежнему Нрэн. Все такой же неразговорчивый, суровый, строгий, неумолимо педантичный, таскающий немаркие темные костюмы. Великий воитель, одним словом, покоряет пачками миры, привозит богатые трофеи, однако рынок рабов не переполняет, чтобы не сбивать цену. За рамками профессии остаются стихи, вышивка, работы по золоту. Он скорее падет на меч, чем сознается в притягательности этих занятий. Мне кажется, Нрэну не хватает умения радоваться жизни, того самого, которым так щедро наделена Бэль.
– Но ты любишь его? – задал неожиданный вопрос Моувэлль как раз в тот момент, когда приоткрылась дверь и в гостиную сунул нос паж.
– Настолько, насколько для меня допустимо это чувство, да, люблю, – откровенно призналась Элия и чуть наклонила голову, давая приказ мальчику подождать с другой стороны. Паренек моментально исчез. – Не знаю только, стал ли он от этого хоть сколько-нибудь счастливее. Лейм, кстати, не меньший педант, чем его старший брат, но одновременно чуткий романтик и гениальный технарь, мечтающий о широком синтезе магии с технологиями урбанизированных миров. Тот Лейм, – поправилась принцесса, – которого мы знали до сих пор и, хочется надеяться, не утратим…
– Спасибо, – глухо поблагодарил Моувэлль, отвернувшись от богини. Жнец запретил себе видеть детей, но не мог преодолеть желания хотя бы послушать рассказ Элии, любившей и знавшей кузенов лучше них самих и уж тем более лучше никуда не годного отца, который и в бытность свою в Лоуленде не старался проникнуть во внутренний мир отпрысков. Моувэлль боялся слишком сильно привязаться к детям, всегда держался с отстраненной доброжелательностью и временами мучительно завидовал той простоте обращения, какая установилась между его братом и племянниками. Да, они частенько ругались, спорили, негодовали друг на друга, но столь же быстро и легко мирились. Если Лимбер был недоволен кем-то из своих буйных чад, то, засветив нерадивому отпрыску кулаком в глаз, считал инцидент исчерпанным и спустя десять минут уже мог смеяться и распивать на пару с проштрафившимся детищем бутылку вина. Как бы хотелось Моувэллю быть похожим на короля и свободным от Долга Жнеца. Неосуществимое желание снова ядовитым шипом вонзилось в сердце, и мужчина промолвил: – Мне пора идти.
– Пожалуйста, всегда рада посплетничать о родственниках, – подмигнула богиня угрюмой одинокой «статуе», закутанной в плащ. – Будут новости о Лейме, пошлю весточку через Силы Равновесия. Да, кстати, дорогой дядюшка, твои покои все еще твои. Приходи в любое время, обещаю, ни о каких жнеческих секретах пытать тебя не будут. Если не хочешь или не можешь общаться с нами, никто принуждать не станет. Но иногда приятно бывает заглянуть домой просто так, чтобы вспомнить, что этот дом у тебя все еще есть, несмотря на сомнения.
– Хорошо, – ядовитый шип почему-то стал колоть меньше, Жнец кивнул и, прежде чем вылинять из комнаты, обронил: – А ты сильно повзрослела, девочка.
– Надеюсь, не состарилась? – всполошилась красавица, панически метнувшись к зеркалу, и была вознаграждена отголоском хрипловатого смешка.
Оставшись в одиночестве, богиня на секунду прикрыла глаза и прижалась лбом к зеркальной прохладе с такой силой, словно хотела просочиться сквозь нее и отправиться в гости к Злату, потом расправила плечи и дернула колокольчик звонка. Дверь снова открылась, и на переливчатый звон, раздавшийся в приемной, явился не горящий желанием услужить хорошо воспитанный мальчик, а сам Нрэн.
– Как-то я умудрилась пропустить торжественный момент твоего включения в штат в качестве моего пажа, дорогой? – с привычным ехидством – самой удобной из масок, прикрывающих усталость и тревоги, – удивилась богиня.
Не в силах ответить принцессе достаточно остроумно, бог вообще не стал обращать внимания на шутку. Он серьезно и коротко объяснил:
– Я ждал. У тебя был посетитель. Не мешал. Знаю, ты сейчас работаешь над излечением Лейма.
– А мои божественные методы извлечения информации не вызывают у тебя стремления лицезреть сей увлекательный процесс, – покивала Элия с двусмысленной улыбкой.
– Не вызывают, – безнадежно мрачно даже для собственного пессимизма и как-то понуро согласился с возлюбленной принц, сжимая пальцы в кулаки. Какое-то неприятное скребущее чувство коснулось груди богини, стоик и вредина Нрэн сейчас был подобен побитому и выгнанному на лютый мороз верному псу.
– Так, ну-ка колись, дорогой, чем ты опять вознамерился портить себе настроение? Чего навыдумывал для того, чтобы лишиться покоя? – ближе подступила к мужчине Элия, уперев руки в бока. Принцесса-то думала расслабиться в объятиях бога этой ночью, а не вызывать на откровенный разговор.
– Все в порядке, – уныло попытался увернуться от беседы начистоту воин, никогда не бежавший прочь с поля боя.
– Врешь и не краснеешь, – фыркнула принцесса и потребовала, притянув мужчину ближе к себе за ремень брюк: – Говори сию минуту, негодный! Все равно ведь заставлю!
– Ты любишь другого, – понуро признался в причине своих душевных страданий принц.
– Я? – настороженно удивилась Элия, распахнув изумительные серые глаза пошире. – И кто тебе поведал сию сногсшибательную новость, поделись источником, вдруг мне захочется узнать подробности своего увлечения?
– Ты сама. Прости, я слышал случайно, сегодня ты говорила о том, что любишь… – вздохнул Нрэн, стараясь не смотреть на богиню, оказавшуюся сейчас так соблазнительно близко. Стоит ей прижаться к нему, и принц потеряет возможность думать и тем более связно говорить. – Я не имею на тебя никаких прав, не сердись. Я знаю, ты не любишь меня и никогда не будешь моей женой. Только мне совсем невмоготу знать, что кого-то другого ты все же…
– Ты форменный дурень, мой дорогой, – фыркнула Элия, ласково ткнувшись носом в грудь опечаленного любовника. – Мой дар богини любви лишает меня возможности испытывать истинное горение высокого чувства, ибо мощь его станет погибельна для любого мужчины, как бы силен и стоек он ни был. Но глубокие чувственные привязанности мне отнюдь не чужды. И когда я говорила об объекте одной из этих привязанностей, – принцесса стукнула кулачком по плечу мужчины, – глупый, я имела в виду тебя!
– Ты смеешься надо мной? – растерянно предположил Нрэн, против воли потянувшись, чтобы сжать свою неуловимую, безумно желанную любовь в объятиях.
– Частенько, – промурлыкала женщина, улыбнувшись и посмотрев на мужчину такими глазами, что все тело его тут же охватил неудержимый огонь, забурлила г