подобно Нестору, знал все предания о приграничных войнах и набегах, едва ли не о каждом угнанном стаде, он мог назвать по именам всех внуков, произошедших от бастардов Пердикки, но его память не сохранила ни одной подробности обряда посвящения.
Юные гетайры должны были быть ровесниками наследника, подобно ему прошедшими испытания мужества. Пешком пришлось бы обойти всю Македонию, чтобы отыскать хоть одного такого мальчика. Отцы заявляли о правах своих шестнадцати- и семнадцатилетних сыновей, которые уже выглядели и говорили как мужчины. Они не забывали отметить, что большинство постоянных друзей Александра были даже старше. Притом добавлялось тактично, что это естественно для такого храброго и не по летам умного мальчика.
Филипп принимал похвалы с показным благоволением. Теперь он жил под взглядом все помнящих и ничего не простивших глаз, встретившихся с его собственными в тот миг, когда отрубленная голова, уже подгнившая за время путешествия, была брошена перед ним. В предшествовавшие дни ожидания и поисков царю стало ясно, что, если мальчик никогда не вернется, он будет вынужден умертвить Олимпиаду, прежде чем она доберется до него самого. Слишком туго завязался этот узел. Эпикрат тоже отбыл, сообщив, что наследник решил отказаться от занятий музыкой, — при этом грек старательно отводил глаза. Филипп оделил его щедрыми дарами, но уже предощущал, как отвратительная сплетня гуляет по одеонам Эллады, — эти кривляки проникали повсюду.
В конце концов, никаких конкретных усилий для создания охраны наследника приложено не было. Александр не проявил никакого интереса к этому мертвому установлению; взамен он собрал вокруг себя группу юношей и взрослых молодых воинов, которые и без того уже повсюду были известны как друзья Александра. Сами они готовы были забыть, что прошлым летом мальчику исполнилось всего лишь тринадцать лет.
Утро конских торгов, однако, Александр провел с мальчиками, выбранными для него царем. Он был рад их обществу, и если обращался с ними как с младшими, то не для того, чтобы показать свою власть или кого-то унизить, но из-за неспособности чувствовать иначе. Он без устали толковал о лошадях, и они выбивались из сил, чтобы быть на уровне предложенной беседы. Его взрослая перевязь, его слава, сознание того, что при всем этом он был самым младшим среди них, заставляли их дичиться и смотреть на сына царя с благоговейным ужасом. Поэтому, когда перед показом породистых лошадей стали собираться его настоящие друзья — Птолемей, и Гарпал, и Филот, и остальные, — мальчики вздохнули с облегчением. Они сбились в тесную стайку чуть в стороне. Теперь, когда признанный вожак ушел, среди них, как в случайно образовавшейся стае собак, началась скрытая борьба за первенство.
— Мой отец сегодня не приехал. Да и зачем: он вывозит лошадей прямо из Фессалии. Все заводчики знают его.
— Мне вскоре понадобится лошадь побольше, но мой отец отложил это на будущий год, когда я стану еще выше.
— Александр на целую пядь ниже тебя, а справляется с теми же лошадьми, что и взрослые.
— Фуй, я думаю, их для него специально объезжают.
Самый высокий из мальчиков сказал:
— Он убил своего вепря. Полагаю, ты думаешь, что и того специально укрощали.
— Все было устроено заранее, это всегда так, — сказал самый богатый, который мог рассчитывать, что уж для него-то все действительно устроят.
— Неправда! — сказал высокий сердито. Остальные переглянулись; мальчик покраснел. Его голос, уже ломавшийся, внезапно опустился на низкие рычащие тона. — Мой отец слышал об этом. Птолемей пытался все подстроить без его ведома, потому что Александр настаивал на своем, а Птолемей не хотел, чтобы он погиб. Они очистили лес от кабанов, оставив только одного, самого маленького. Но когда утром туда привезли Александра, на него вышел здоровый вепрь, забредший в лес ночью. Говорят, Птолемей стал белым, как руно, и пытался увести царевича домой. Но он разгадал заговор, он сказал, что этого вепря послал ему бог и что богу лучше знать. Никто не мог сдвинуть его с места. Все обливались потом от страха, потому что знали: Александр слишком легкий, чтобы одолеть такого зверя, и сеть тоже долго не выдержит. Но он сразу же попал в толстую вену на шее, ему не понадобилась помощь. Все знают, что так и было.
— Ты хочешь сказать, что никто не посмеет исказить эту басенку. Только посмотри на него. Мой отец прибил бы меня, если бы я стоял на поле для выездки, позволяя мужчинам со мной заигрывать. С кем из них он спит?
— Ни с кем, — вмешался кто-то. — Так говорит мой брат.
— Да? Он пробовал?
— Его друг пробовал. Он нравился Александру, тот даже поцеловал его однажды. Но когда он захотел большего, Александр показался изумленным и совершенно сбитым с толку. Он еще слишком наивен для своих лет, сказал брат.
— А сколько лет было твоему брату, когда он убил человека? — спросил высокий мальчик. — И вепря?
— Это совсем другое. Мой брат говорит, что все придет внезапно, само собой, и Александр станет сходить с ума по девушкам. Как его отец.
— Но ведь царь любит…
— Замолчи, глупец.
Мальчики смолкли и испуганно оглянулись, но взрослые были поглощены зрелищем двух скаковых лошадей, которых барышник вывел на пробежку по кругу. Пререкания возобновились, когда царский конвой начал выстраиваться вокруг помоста, готовясь к прибытию Филиппа.
— Смотрите, — прошептал кто-то, показывая на распоряжавшегося всадника. — Это Павсаний.
Мальчики обменялись взглядами: кто — понимающими, кто — вопросительными.
— Он был любимцем царя перед тем, который умер. Тот был его соперником.
— Что произошло?
— Это известно любому. Царь отдалил его от себя, он сходил с ума от ярости. На симпосии он поднялся и назвал нового любовника бесстыдной шлюхой, которая с кем угодно пойдет за плату. Их разняли, но, или тот юноша действительно любил царя, или чувствовал себя обесчещенным, — обида глодала его. В конце концов он попросил одного из друзей, я думаю, это был Аттал, передать царю его послание, когда сам он уже будет мертв. В следующем бою с иллирийцами он прямо на глазах у царя бросился в гущу врагов и был зарублен.
— Что сделал царь?
— Похоронил его.
— Нет, с Павсанием?
Мальчики смущенно зашептались.
— На самом деле, никто не знает, он ли…
— Конечно, это сделал он!
— Тебя убьют за такие слова.
— Что ж, он не может сожалеть…
— Нет, это был Аттал и друзья мальчика, так сказал мой брат.
— И что они сделали?
— Однажды вечером Аттал мертвецки напоил Павсания. Его отнесли к конюхам и сказали, что те могут позабавиться, парень пойдет с любым из них без всякой платы. Думаю, с ним здорово позабавились, да еще и побили изрядно. Он проснулся на следующее утро во дворе конюшни.
Кто-то осторожно присвистнул. Все уставились на Павсания. Он выглядел старше своих лет и не казался неотразимо привлекательным. Он отпустил бороду.
— Он хотел казнить Аттала. Конечно, царь не мог этого сделать, даже если ему и хотелось, — вообразите только, как бы он изложил это перед Собранием. Но что-то сделать он был должен. Павсаний — Орестид. Царь подарил ему земли и сделал вторым начальником царской стражи.
Высокий мальчик, молча выслушавший весь рассказ, спросил:
— Александру рассказывают подобные вещи?
— Мать рассказывает ему обо всем, чтобы настроить против царя.
— Да, но царь оскорбил его в зале. Вот почему он уехал и убил человека.
— Это Александр тебе сказал?
— Нет, конечно нет. Он не говорит об этом. Мой отец был там, он часто ужинает с царем. Наши земли неподалеку.
— Тогда, значит, вы с Александром встречались прежде?
— Только однажды, когда были детьми. Он не узнал меня, я слишком вырос.
— Ну как он узнает, что вы ровесники? Ему это не понравится.
— Кто сказал, что мы ровесники?
— Ты сам говорил, что вы родились в одном месяце.
— Я не говорил, что в один год.
— Ты это сказал в первый же день, когда сюда приехал.
— Ты называешь меня лжецом, да? А ну, повтори!
— Гефестион, глупец, ты не можешь здесь драться.
— Пусть не называет меня лжецом.
— Ты выглядишь на четырнадцать лет, — сказал миротворец. — В гимнасии я даже подумал, что ты еще старше.
— Ты знаешь, на кого похож Гефестион? На Александра. Не в точности такой, но, скажем, как его старший брат.
— Ты слышишь, Гефестион? Как близко твоя мама знакома с царем?
Обидчик напрасно рассчитывал остаться безнаказанным в подобном месте и в такое время. В следующую минуту он лежал на земле с рассеченной губой. В суматохе, вызванной прибытием царя, мало кто обратил на это внимание, — но Александр постоянно следил за мальчиками краем глаза. Он уже чувствовал себя в ответе за них, как военачальник за свое войско. Однако он решил сделать вид, будто не заметил стычки. Мальчики не несли службы в конкретном понимании этого слова, а оказавшийся в пыли нравился ему меньше всех.
Филипп подъехал в сопровождении первого начальника стражи — Соматофилакса. Павсаний отсалютовал и отступил в сторону. Мальчики почтительно замерли: один облизывал губу, другой — костяшки пальцев.
Конские торги всегда проходили легко, это было и дело, и праздник, на котором мужчины были мужчинами. Филипп, в простой одежде для верховой езды, поднял хлыст, приветствуя знать, солдат, землевладельцев и барышников, — поднялся на помост, дружелюбно окликая то одного, то другого из своих друзей.
Взгляд его упал на сына, — он сделал быстрое движение, но увидел маленькую свиту вокруг Александра и отвернулся. Александр продолжал разговаривать с Гарпалом — смуглым живым юношей, обаятельным в своей бесцеремонности. Злая судьба наградила его искривленной стопой, и Александр всегда восхищался спокойствием, с которым он переносил свое уродство.
Маленький мальчишка-нубиец в полосатой тунике вывел гарцующую скаковую лошадь. Пеллу облетела молва, что в этом году царь будет покупать только боевого коня, но ведь как-то он уплатил баснословную сумму — тринадцать талантов — за рысака, принесшего ему потом победу на Олимпийских играх. Барышник решил рискнуть. Филипп улыбнулся и покачал головой; нубиец, надеявшийся, что его купят вместе с лошадью и он будет носить золотые серьги и есть по праздникам мясо, повернул назад. Подвижное лицо его сложилось в скорбную гримасу.