На дюйм выше шести футов, плотного мускулистого сложения футбольного защитника, Нокс на шестом десятке сохранил, хоть и поредевшие, волосы, которые пока еще стриг в парикмахерской и зачесывал назад. Его зеленоватые глаза были проницательны, как рентген: они ничего не упускали.
Нокс крепко сжал баранку длинными пальцами — за годы службы они больше привыкли к оружию. Из своего стоящего островком зеленого района он повернул на Чейн-Бридж-роуд в Маклине.[3] Движение на Белтвэе[4] было еще плотное. Фактически асфальтовая удавка на шее столицы круглосуточно сжимала ее потоком машин. Нокс направил внедорожник прочь от Вашингтона и поехал в обратном направлении через восточный Мэриленд.
Через три часа он уже ходил под частым дождем вокруг «кадиллака». Мертвый Картер Грей с пробитой головой все еще сидел на своем месте, пристегнутый ремнем безопасности. И без вскрытия было ясно, что смерть наступила в результате выстрела из дальнобойной винтовки. Пока полиция, ФБР и криминалисты, густо облепив прилегающий скалистый берег, с деловитостью мух разыскивали место высадки и отхода снайпера, Джо Нокс присел на корточки перед белым крестом и воткнутым в землю американским флагом. Они стояли у обочины, как раз на повороте. Здесь кортеж должен был притормозить. Увидев непривычную здесь композицию, заинтригованный Грей и опустил стекло… Роковая ошибка.
«Могильный крест и американский флаг. Точь-в-точь как на Арлингтонском кладбище. Любопытная и, видимо, многозначительная деталь».
Стекла «кадиллака» опускались, значит, машина не была бронирована; бронированные стекла толщиной с телефонную книгу крепятся намертво. Еще одна ошибка Грея.
«Надо было требовать себе броневик, Картер. Ты был достаточно важной персоной».
Это вам не бейсбол. Здесь достаточно не более двух страйков, чтобы навечно выбыть из игры.
Нокс вгляделся в даль, мысленно вычерчивая траекторию смертельной пули. Ни одно из видимых укрытий не имело явных признаков того, что там могла находиться лежка снайпера. Тогда Нокс стал высчитывать возможную траекторию с расстояния подальше, где ни блеск оптики, ни черную точку дульного среза нельзя заметить невооруженным глазом.
Тысяча ярдов? Или все же пятьсот? Мишень открылась снайперу на секунду. В темноте и под дождем. А он сумел всадить пулю в голову.
«Как бы то ни было, выдающийся выстрел. Никакой случайности. Все просчитано».
Поднявшись на ноги, Нокс кивком подозвал ближайшего полицейского. Свой личный значок он носил на шнурке на шее. Увидев, что это за галстук, к Ноксу сразу начинали относиться с подчеркнутым уважением и старались держаться на почтительном расстоянии, будто у него была неизлечимая заразная болезнь.
«Возможно, так оно и есть».
Полицейский открыл дверь «кадиллака», и Нокс заглянул в салон. Пуля вошла точнехонько в висок. Выходного отверстия не было.
Застрявшую в мозге пулю извлекут при вскрытии; впрочем, патологоанатомическое заключение о причинах смерти Грея фурора не произведет. Салон машины забрызган кровью, и вряд ли «кадиллак» решат использовать дальше. Скорее всего его ждет судьба лимузина Джона Кеннеди.[5] Невезение, плохая карма… называй как хочешь, но никто из VIP-персон не согласится причалить свою корму к креслу, где сидел убитый.
Грей не казался спящим. Он просто выглядел трупом. Никому не пришло в голову закрыть ему глаза. Очки слетели при ударе пули. В результате Грей неотрывно пялился на каждого, кто бросал на него взгляд.
Рукой в перчатке Нокс опустил ему веки. Из уважения к покойному, так сказать. Он хорошо его знал. Далеко не всегда соглашался с ним и его методами, но самого Грея уважал. Если бы они сейчас поменялись местами, то Грей, надо полагать, сделал бы для Нокса то же самое.
Материалы к совещанию, которые Картер Грей просматривал перед смертью, уже изъяли цэрэушники. Даже в случае убийства национальная безопасность превыше всего. Нокс очень сильно сомневался, что то, что прочитал шеф ЦРУ к моменту своей гибели, хоть каким-то боком связано с этим убийством. Но об этом никто никогда не узнает.
«Интересно, о чем думал Грей в последние мгновения жизни? Почему его привели в замешательство этот крест и этот флаг?»
Нокс нутром чувствовал: Грей совершенно точно знал, кто его убил. Возможно, знает об этом и кто-то еще в управлении. Если так, ему будут препятствовать в выяснении мотивов. Нокс на секунду задумался — почему? — и сам себя остановил. Нелегкое это дело — пытаться выяснить, что, черт возьми, творится за закрытыми дверями Лэнгли. Наверняка истина окажется запутанной похлеще, чем в беллетристике.
Он отошел от «кадиллака» и, пристально вглядываясь в океан, прокрутил в уме известные ему обстоятельства дела.
Чуть более полугода назад дом Грея взорвали, а сам он лишь чудом остался жив. На подъезде сюда Нокса инструктировали по спецсвязи. Было подчеркнуто, что ни один из подозреваемых по тому делу не должен рассматриваться как замешанный в убийстве Грея. Директива исходила с самых верхов, ему оставалось лишь подчиниться. И все же он сохранил информацию в дальнем уголке памяти. На всякий случай, если вдруг придется использовать ее для собственной защиты.
Он проехал к дому Грея, бегло изучил комнаты, не нашел там ничего достойного внимания и направился к утесу на задней стороне участка. Посмотрев вниз с обрыва на взбаламученный залив, Нокс оглядел горизонт, весь охваченный штормом, который только усложнит расследование убийства по горячим следам. Внимание Нокса переключилось на ряд деревьев, растущих вдоль правой стороны участка. Пройдя за них, он быстро прикинул, что протоптанная здесь тропинка — кратчайший путь к гравийной дороге, по которой обычно и ездил кортеж Грея.
Он обернулся к утесу.
Возможно ли?
На этот вопрос у специалиста нашелся лишь единственный возможный ответ.
«Конечно».
Он вернулся к «роверу» и поехал на место другого убийства.
Роджер Симпсон…
Великий штат Алабама внезапно лишился половины своих сенаторов.
И даже без рассмотрения обстоятельств смерти Симпсона Нокс инстинктивно почувствовал, что в обоих случаях искать следует одного и того же киллера.
Всего лишь одного…
ГЛАВА 4
Аннабель сразу увидела вонзившийся в столбик крыльца нож. Увидел его и Алекс Форд. Они только что вернулись из Джорджтауна, где ужинали «У Натана».
Аннабель выдернула нож, развернула письмо и стала оглядываться по сторонам, будто ожидала, что оставивший послание все еще где-то поблизости.
Сидя у камина, Аннабель прочитала письмо и передала листок Алексу.
— Он советует тебе все бросить и уезжать. Потому что к тебе явятся с вопросами. Если хочешь, можешь остановиться у меня.
— Я так понимаю, мы оба уверены, что это сделал он? — сказала Аннабель.
Алекс прочитал:
— «В своей жизни я совершил много достойного сожаления. Но смерть Милтона целиком на моей совести. Я сделал то, что должен был сделать. Наказал тех, кого было необходимо. Вот только в полной мере наказать самого себя мне никогда не удастся. По крайней мере теперь Джон Карр окончательно умер. Туда ему и дорога». — Алекс поднял глаза. — Пишет как человек, который наконец выполнил свой долг.
— Он просит сообщить Рубену и Калебу.
— Сделаю.
— Знаешь, они это заслужили. За все, что, как рассказывал Финн, случилось той ночью.
— Ни у кого нет права на убийство, Аннабель, — решительно заявил Алекс. — Самосуд недопустим.
— Ни при каких обстоятельствах?
— Малейшее исключение раз и навсегда уничтожает правило.
— Ты уверен?
— Сожги это письмо, Аннабель, — вдруг попросил Алекс.
— Не поняла.
— Немедленно сожги, пока я не передумал.
— Но почему?
— Пусть это и не признание, но все же улика. Ч-черт, самому не верится, что даю такие советы… Сожги, говорю. Ну же!
Она схватила с каминной полки спички, подожгла листок и бросила в топку. Бумага почернела и рассыпалась в пепел.
— Оливер спас мне жизнь, и не раз, — нарушил тишину Алекс. — Это достойнейший и самый надежный человек из всех, кого я знаю.
— Как жалко, что он нас не застал.
— Слава Богу, что не застал.
— Это почему? — резко спросила Аннабель.
— Потому что тогда мне пришлось бы его арестовать.
— Ты шутишь? Сам же только сказал, что он достойнейший человек.
— Я служу закону. Я приносил присягу и должен быть верен ей, даже если речь идет о лучшем друге.
— Но ты и раньше знал, что ему приходилось убивать. Не помню, чтобы ты делал из этого проблему.
— Раньше он действовал по распоряжению правительства США.
— И это для тебя есть оправдание всего и вся? Потому что какой-то политикан сказал «так надо»?
— Оливер был солдатом. Солдат обязан выполнять приказы.
— Но он испытывал от этого чувство вины. Потому что среди тех, кого приказывали убивать, были и невиновные.
— Я уважаю его нравственные принципы. Однако так поступать он права не имел.
Аннабель встала и теперь смотрела на Алекса сверху вниз.
— Значит, раз он убил двоих с лихвой заслуживших это негодяев, но без санкции сверху, ты готов не задумываясь его арестовать?
— Все не так просто, Аннабель.
Она гневно отбросила с лица длинные волосы.
— Да уж конечно!
— Послушай…
Она прошла через комнату и распахнула дверь.
— Давай закончим, пока не наговорили такого, о чем будем потом жалеть. Во всяком случае, я. Кроме того, мне нужно собирать вещи.
— Куда ты поедешь?
— Я сообщу.
Алекс хотел что-то сказать, но вместо этого поднялся и вышел. Мрачный, с упрямо сжатыми губами.
Аннабель захлопнула за ним дверь и села нога на ногу у камина, глядя на почерневшие клочки прощального послания Стоуна.
Слезы текли по щекам, пока она мысленно повторяла содержание письма.