напасть на них. Сабинян отогнали. Триарии теперь могли не беспокоится о своем тыле, но дротик, брошенный меткой рукой сабинянина лишил второй легион тусков командира.
Септимус смотрел то на тело Тулия, то на сабинян добивающих первый легион. Он понимал, что помочь Консулу уже никто не в силах. «Нужно уходить, но куда? Всадники догонят».
— Ты, кажется, Септимус? — Услышал он за спиной. Обернулся. Старший центурион первой манипулы в кольчуге, заляпанной уже загустевшей кровью, смотрел устало, — Я Гней Публий, слышал обо мне? — Септимус молчал, размышляя о том, что понадобилось столь прославленному воину от него. — Вы победили нас на меркурии! — Его щека с огромным шрамом стала поддергиваться, от чего рваный рубец зашевелился словно змея.
— Конечно, слышал. Им не выжить, — Септимус указал рукой на битву у переправы.
— Без тебя мы все сейчас лежали бы рядом с Тулием. Командуй пока не поздно, центурион.
Предложение Гнея Публия, если бы Септимус вообще когда-нибудь мог подумать о такой возможности, наверное, удивило бы или напротив, сделало его невероятно гордым собой. Сейчас он просто кивнул, соглашаясь, и набрав в грудь побольше воздуха, закричал: «Собрать оружие, манипулам строиться в походную колонну!». Гней Публий ударил себя в грудь, улыбнулся, и слово в слово повторил приказ Септимуса. Закричали и другие выжившие в битве центурионы.
Остатки легиона отходили к Клузию. Двадцать всадников трибуна, оставшиеся в живых из сотни, хоть и нагруженные трофеями, ушли далеко вперед. Несколько раз Септимус останавливал колону и объяснял, что нужно делать, в случае если появятся сабиняне. Солдаты несли на себе двойной запас пилумов и были измотаны битвой, но держались, полны решимости: все-таки они разбили самнитов. А если доберутся до крепостицы, где Консул оставил интендантов, то и скотоводам — сабинам тогда точно не на что рассчитывать.
Услышав в который раз: «Сабины!», — солдаты строились в каре по центуриям на расстоянии двух бросков пилума друг от друга и метали дротики в воображаемого противника, высоко поднимая щиты после каждого броска. Септимус обещал им, что так они смогут победить и всадников.
Наверное, сабины удовлетворились победой над первым легионом, а может, и консула Прастиния пленили и теперь рассчитывают и так получить все, чего хотят, но Септимус беспрепятственно довел солдат к деревянной крепости построенной пару месяцев назад между Клузием и Тарквинии, как только Этрурия решилась воевать с сабинянами и самнитами.
«Разбиты…», — шептались гражданские. Префект Гай Велий, вытирая полотном потеющий лоб, спешил к выходу из крепости на встречу двум десяткам всадников из турмы Тулия. «Не может быть! Боги, сжальтесь надо мной», — шептал префект, понимая, что манипула обслуги даже за стенами укрепления не устоит перед объединенными силами самнитов и сабинян, разбивших легионы Прастиния.
Всадники спокойно въехали через распахнутые ворота. Луций Дасумий Туску декурион из турмы трибуна, увидев префекта, спешился и доложил:
— Центурион Септимус Помпа ведет манипулы второго легиона в крепость. Солдаты устали. Нужно подготовить достойный ночлег и еду.
— Как центурион? Где Консул? Что с Тулием? — Заикаясь от волнения, спросил десятника Гай.
— Первый легион разбит всадниками сабинянами. Что стало с Консулом мне не известно. Септимус Помпа спас наши задницы. Фаланга самнитов вырезана до последнего гоплита. Тулий погиб. Его тело вон на той лошади, — Луций указал на рыжую кобылу. Теперь Гай догадался, что сверток на ее спине и есть тело Тулия. — Наш трибун заслужил погребальный костер. А если сабиняне уйдут к Тарквинию, то мы вернемся, что бы достойно похоронить павших братьев.
— Сабиняне не станут воевать больше! Гней, позаботься о воинах, — распорядился Префект. И не обращая внимания на старого слугу, и на прибывших всадников поспешил в свои апартаменты, где его ждали мешки с серебром, выданные сенатом Этрурии на компанию. «Вот свезло, так свезло!», — Радовался интендант, — «Конница сабинян крепость не возьмет, а серебро первого легиона достанется мне! Что делать в забытой Богами Этрурии теперь? Хорошо бы столковаться да хоть и с декурионом и отплыть в Карфаген. Вот заживу!».
Префект Гай забыв обо всем на свете, делил серебро на свое и то, что он предъявит военным. Он не заметил надвигающихся сумерек и когда услышал голос Гнея, даже разгневался.
— Господин, в крепость прибыло почти пять сотен солдат.
— Я занят! К демонам их! — Заорал префект.
— Господин! Они требуют еды и кров, — и тут Гай, наконец, услышал, что именно ему говорит слуга.
Хрустнул засов, дверь распахнулась, на пороге замаячили широкоплечие фигуры солдат с зажженными факелами.
Префект Гай Велий уселся на мешок с серебром и схватился за сердце.
— Командир, эта крыса отошла к Харону, — Нумерий отпустил плечо префекта и тот рухнул на свежевыструганные доски пола.
— Руфус, поставь охрану. Где ты там Гней? Теперь ты префект в лагере. Я хочу, что бы солдаты поели поскорей. — Септимус хлопнул по плечу Руфуса и вышел из дома. Отыскав взглядом слугу отошедшего к Богам префекта, грозно спросил снова, — Ты слышал меня?
— Да, Господин. За домом префекта продовольственный склад, а казармы солдат на юге лагеря.
— Ведите солдат в казармы, старшим в контуберниях получить еду, — центурионы второго легиона отсалютовали Септимусу и с улыбками разошлись.
«Из нашего молодого трибуна будет толк», — услышал Септимус, брошенную кем-то из центурионов фразу.
«Это приятно, быть трибуном», — прошептал Септимус и направился вслед за Гнеем к складам.
Глава 15
— Друзья, я хочу рассказать о последних новостях, что привезли разведчики Луция, — Септимус пригубил вино и окинул взглядом лица товарищей. Лишь один Мастама оставался серьезным. Даже Руфус, глупо улыбаясь, наблюдал за работающими прачками. — Сабиняне ушли из Этрурии. И судя по всему, Рим снова возродится.
— Ну и пусть! Мы теперь богаты и независимы. Даже старые центурионы, после того как ты щедро их одарил серебром, служат тебе. Нам достанется Этрурия, а сабинянам — их Рим. — Нумерий поднял кубок и, дождавшись того же от Мамерка, осушил его.
— Руфус! Убери вино. Некоторым оно мешает не только думать, но и слушать, — едва сдерживая прилив неприязни, попросил Септимус. Руфус сграбастал кувшин с кампанским и поставил рядом с собой. Показав эквам кулак, наконец, и сам понял, что сегодня командир собрал их по важному делу. — Пусть строят. Тут я с тобой Нумерий согласен. Возможно теперь, получив силой оружия, Рим и землю вокруг сабиняне успокоятся. Только это не та новость, ради которой я позвал вас преломить со мной хлеб. — Септимус поставил кубок на стол и постарался сказать как можно тише о второй новости. Хоть в этом и не было нужды: крепость, в которой укрылся второй легион Эртурии, пополнившись городскими манипулами из Клузия и Перузии, гудела сотнями голосов и звенела оружием тренирующихся солдат. — Консул Прастиний выжил. Он идет в Этрурию всего лишь с одной манипулой…
— Ты только прикажи, и легион вышвырнет Прастиния из Этрурии, — Руфус довольный собой почесал волосатую грудь и нежно погладил кувшин с вином. На самом деле в мыслях уже который день он грезил о собственном кораблике. Чтоб сидя на корме среди бескрайнего моря, попивать вино и считать серебро. Да ради такого счастья лично он, Руфус готов и трех консулов отправить скитаться по миру.
— Легион, может, и вышвырнет консула. Да только ничего не сможет сделать с сенатом и народом. — Потирая пальцами подбородок, ответил Септимус.
— Командир, — отозвался Мастама, — Отпусти меня в Этрурию. Быть может, пришло время помириться с отцом. — Септимус, сжав кулаки, бросил пронзительный взгляд на Мариуса Мастаму. — Ты не понял меня. Я хочу помочь!
— Как? Помирившись с отцом!
— Партия сенатора Мастамы обвинит Прастиния в убийстве Спуриния и его зятя, бездарном руководстве армией. А что бы другие в сенате оказали нам поддержку пошли пару манипул на Ильву (остров Эльба) и захвати рудники. А сам выйди на Апиеву дорогу и двигайся к Тарквинии. Сможешь взять город под защиту, объявишь там о наборе в новый легион. Тарквинии — это льняное полотно и парусный холст. Это — не шерсть с севера и не горшки Клузия и Ареция! Если упрочишься в Тарквинии, окажи сабинянам помощь в возрождении Рима, попроси взамен право на порт в Остии. А я рискну объявить в Этрурии, что и Ильва и Остия уже сейчас под твоим патронатом. И что Септимус Помпа стоит во главе двух легионов!
— Ты сможешь все это сказать? Это же ложь! — Не то, что бы Септимус отверг предложение друга, но сам он не верил, что предложенный Мариусом план может осуществиться полностью. Руфус, напротив, сверкая глазами, потирал руки. Эквы о чем-то шептались. Квинтус поднялся с места и стал подле Мастамы, глядя на того с восхищением. Тиберий и Прокулус скорее удивились не меньше Септимуса, но оставались невозмутимыми.
— То, что ты называешь ложью, всего лишь политика! Вот увидишь, все выгорит! — Мариус, ожидая решения командира, мял ткань тоги на груди: «О боги, дайте ему хоть чуть-чуть разума! Ведь это шанс для всех нас!», — он еле сдержался. Эта мысль уже висела на кончике его языка. Но Септимус наконец оставив подбородок в покое, спросил:
— Когда ты хочешь уехать? — Он все еще сомневался, но знал, что план, предложенный Мастамой лучше бездействия.
— Прямо сейчас, мой друг. Позволь взять с собой Квинтуса. — Септимус кивнул в ответ. И сияющий от счастья Квинтус тут же был уведен Мариусом Мастамой.
— Клянусь стрелами Тина, повеселимся мы! — Заревел, не скрывая восторга от развития событий Руфус. Возвращая кувшин с кампанским на стол, он поднялся, что бы произнести что-нибудь зажигательное, но не успел. Раньше заговорил Нумерий.
— Командир, пошли меня и Мамерка в Умбрию. Мы напомним горцам о долге перед Этрурией и приведем тебе тысячу велитов. — Услышав такое обещание от никчемного эква, обычно думающего только о девках и вине, Септимус махнул рукой, соглашаясь.